Почему в России нет длинных денег

Мировая экономика, возможно, стоит на пороге нового кризиса, выбираться из которого будет много лет. Такой сценарий обсуждали экономисты на пленарной сессии Финансового форума газеты «Ведомости». Россия достаточно неплохо защищена от кризиса своей макроэкономической политикой, но стабильность не гарантирует развития – рост экономики остается слишком низким. Лучшее, что может сделать в такой ситуации государство, – это сократить свое влияние на экономику, считают участники форума. Но пока вертикаль управления экономикой оказывается важнее благосостояния людей, констатировал генеральный партнер Matrix Capital Павел Теплухин.

Долгая дорога из будущего кризиса

По мнению большинства участников форума, мировая экономика переживает трудные времена: 46% видят стагнацию – торможение роста, 11% – кризис. 36% считают ситуацию неопределенной и лишь 7% верят, что рост стабилен.

Андрей Клепач, главный экономист ВЭБ.РФ

Я считаю, что мировую экономику ждет торможение роста. По прогнозам МВФ, примерно до 3% в этом году (с 3,7% – в прошлом. – «Ведомости»). Резко упали темпы роста мировой торговли – примерно до 1%.

Я не думаю, что начинается кризис, но с большой вероятностью возможна рецессия в конце 2020 г. – в 2021 г., хотя все официальные прогнозы предусматривают ускорение роста.

Ксения Юдаева, первый заместитель председателя Центрального банка России

Я за неопределенность проголосовала. Часть трендов носят циклический характер, часть – структурный. Действительно в этом году, даже в конце прошлого, появились сигналы замедления роста мировой экономики, связанные с неопределенностью из-за торговых войн, а также с длительностью цикла роста.

В 2019 г. эти риски, особенно на финансовых рынках, были частично купированы политикой центральных банков – их низкими процентными ставками. Но эта политика подталкивает рынки к поиску рисковых проектов, растет долговая нагрузка.

Я бы обратила внимание на структурные изменения. С 80-х гг. прошлого века и примерно до 2010-х обсуждалась глобализация, создание мировой системы на основе глобальных производственных цепочек. Сейчас идет обратный процесс, частично связанный с политикой, частично – с технологиями, которые способствуют перетеканию рабочей силы в страны, где она дешевая или где дорогая, но много ее не требуется в силу высокой автоматизации труда.

Павел Теплухин, генеральный партнер Matrix Capital

Я проголосовал за стагнацию. Рост экономики тормозит во многих странах, и, учитывая его цикличность, ничего неожиданного в стагнации нет. Она должна была наступить рано или поздно и сопровождается такими традиционными для стагнации явлениями, как торговая изоляция, введение торговых барьеров.

Но есть и отличия от прежних циклов. Многие центральные банки научились эффективно бороться со стагнацией. Федеральная резервная система подняла процентные ставки до начала стагнации, чтобы иметь возможность снижать их, т. е. американские власти поняли, как смягчить ее возможные последствия. Европейские власти этого сделать не смогли, и поэтому последствия стагнации в Европе будут тяжелее, чем в Америке.

Стагнация в эпоху технологической революции будет значительно отличаться от всех предыдущих. Стагнация – это торможение роста ВВП, а ВВП не лучший показатель благосостояния или благополучия общества, особенно в эпоху цифровых технологий, вклад которых в экономику мы пока не научились оценивать. Еще одно отличие – это активное использование валюты в качестве оружия. Поэтому статус мировой валюты дает сегодня огромное преимущество.

Евсей Гурвич, руководитель Экономической экспертной группы

Замедление роста мировой экономики уже началось, что порождает много вопросов: как долго оно продолжится, перейдет ли в спад, когда будет достигнуто дно и как долго мы на нем останемся?

Я думаю, что ухудшение ситуации продолжится, просто потому что время пришло. Деловой цикл продолжается обычно 10–12 лет, его срок можно немного удлинить, но нельзя избежать его завершения.

Самый сложный вопрос – когда произойдет ухудшение. По моим оценкам, в течение ближайших двух лет с вероятностью 25% сохранится либо постепенное замедление роста мировой экономики, либо жесткая посадка – спад экономики, торговли, нефтяных цен, с вероятностью 50% – медленное ухудшение ситуации.

Отличие этого цикла от прежних в том, что кризис будет развиваться не по V-образной траектории, а по L-образной – после падения будет не рост, а стагнация. И продлится новый цикл не год–два, а 10–12 лет.

Насколько мир готов к кризису? С одной стороны, центральные банки и правительства научились бороться с рецессией, с другой – они расстреляли патроны, когда процентные ставки были нулевыми, а кое-где отрицательными. У них осталось очень мало возможностей бороться с новым кризисом, поэтому выход из него вряд ли будет быстрым.

Стабильная слабость России

России участники форума предсказали еще более мрачное будущее, чем мировой экономике. Кризис начинается, сочло почти 35% аудитории пленарной сессии. 33% считают, что российская экономика находится в зоне стагнации, всего 7% наблюдают стабильный рост, а 26% видят лишь неопределенность.

Ксения Юдаева, первый заместитель председателя Центрального банка России

Я выбирала между ростом и стагнацией, но не стала делать выбор, так как подозреваю, что под ростом понимаются высокие темпы роста экономики. Они низкие, но я не вижу и серьезных тенденций к торможению роста. В первых двух кварталах 2019 г. мы наблюдали некоторое замедление, сейчас оно, видимо, закончилось. В 2020 г. экономика России выйдет на потенциальные темпы роста.

Насколько наша финансовая система уязвима перед внешним влиянием? С одной стороны, снизился уровень валютизации балансов финансовых институтов, многих экономических агентов, особенно тех, у кого нет существенной валютной выручки. Это делает экономику менее уязвимой перед внешними шоками. С другой стороны, мы зависим от внешнего финансирования, что особенно хорошо видно на рынке ОФЗ. Поэтому нужно развивать внутренние институты, которые бы могли выступать стабилизаторами ситуации.

Кроме того, уязвимость растет из-за накопления долговой нагрузки в некоторых секторах. Потребительское кредитование, очевидно, один из таких примеров. Поэтому предпринимались меры для сдерживания его роста, и они начинают работать.

Ключевая проблема в низком потенциале роста экономики и в ее структуре. Нужно создавать условия, чтобы бизнес проявлял инициативу, чтобы экономика перестраивалась и ориентировалась на экспорт, для стимулирования инвестиций.

Андрей Клепач, главный экономист ВЭБ.РФ

Я бы говорил о стабильном росте. Замедление в этом году было ожидаемым. Свой вклад в это замедление внесли и высокие ставки ЦБ, и крайне жесткая бюджетная политика, но были и временные факторы, например завершение чемпионата мира по футболу и связанных с ним строек, завершение строительства Крымского моста, проектов «Новатэка».

Но замедление оказалось менее значительным, чем мы ожидали. Мы оценивали рост ВВП в этом году в 1,1%, а, видимо, будет рост на 1,3%, может быть, даже на 1,4%. В 2020 г. мы ждем роста экономики на 1,8%, что немного выше прогноза правительства – 1,7%.

Определенное ускорение инвестиционного роста в 2020 г. неизбежно. Отношение бизнеса к инвестициям останется консервативным, но будут расти госинвестиции благодаря реализации нацпроектов. И это импульс и для частного бизнеса, и для экономики в целом.

[Канцлер Германии Отто фон] Бисмарк говорил, что Россия намного меньше, чем кажется из Петербурга, но намного больше, чем кажется из Лондона и Парижа. Перефразируя его, можно сказать, что ситуация в нашей экономике намного хуже, чем кажется правительству, но лучше, чем видится мировым агентствам. Однако стабильный рост даже на 2,5% – это не те темпы, которые позволят добиться развития и улучшить конкурентные позиции на мировых рынках.

Евсей Гурвич, руководитель Экономической экспертной группы

Можно рассматривать два сценария для российской экономики. Первый – если внешние условия не ухудшатся драматично, то потенциал роста ВВП – плюс-минус 2%. Это не самый плохой результат среди больших формирующихся рынков, но в целом слабый – пусть не на двойку, но вряд ли больше тройки.

Второй сценарий – если случится мягкий или жесткий кризис, резко ухудшатся внешние условия, то придется говорить уже не о потенциале роста российской экономики, а о том, насколько мы готовы к кризису. На мой взгляд, мы готовы хорошо. Из каждого кризиса мы извлекаем уроки. Замечательную работу проделали и Центробанк, перейдя к инфляционному таргетированию и плавающему курсу рубля, и правительство, которое уверенно провело бюджетную консолидацию и смогло накопить резервы в Фонде национального благосостояния. Правительство и Центральный банк уверенной макроэкономической политикой завоевали доверие инвесторов и российских, и международных. С точки зрения макроэкономической политики мы среди стран нашей категории если не чемпионы, то уж точно в призовой тройке.

Но есть российская специфика – мы достаточно успешно можем защититься от последствий кризиса, но никак не можем воспользоваться позитивными возможностями, которые он открывает. Нужно построить новую модель экономического роста, поскольку предыдущая была основана на банальном росте цен на нефть: механически увеличивалось производство без повышения его эффективности. Экономика до мирового кризиса росла достаточно быстро, но интенсивная часть экономического роста обеспечивала его примерно на 2,5% в год. Сейчас рост ВВП ниже даже этого уровня.

Почти не действуют механизмы созидательного разрушения, т. е. перераспределения ресурсов от менее эффективных компаний к более эффективным. В России боятся задействовать такие механизмы, чтобы не возникало социального напряжения. Но сейчас нет избыточной безработицы, она ниже своего естественного уровня, поэтому можно было бы смелее использовать это преимущество. Кризис часто действует как санитар леса, как механизм естественного отбора.

В 2008 г. власти искусственно отключили это проявление кризиса, поддерживая практически все компании. Тогда мировой банк советовал нам поддерживать не компании, а людей.

Нужно запустить механизм конкуренции между регионами. Прежде у них было больше свободы, каждый мог искать свой путь. Сейчас их свобода резко ограничена, что снижает и риски, и возможности поиска успешных путей развития.

Часто критикуют денежно-кредитную и бюджетную политику. Но когда экономика работает близко к уровню своего потенциального выпуска, смягчение денежной и бюджетной политики может дать только краткосрочный положительный эффект. Нужно увеличивать потенциал экономики, а для этого используются другие механизмы.

Кроме того, жесткая политика, которая в мирное время, хотя и ограниченно, сдерживает рост экономики, в случае кризиса может стать преимуществом – есть возможность снижать ставки и оказать экономике бюджетную поддержку.

Павел Теплухин, генеральный партнер Matrix Capital

Я проголосовал за стабильный рост. Экономика России находится близко к потенциалу своего роста: очень низкая безработица и довольно высокая загрузка производственных мощностей. Ускорение роста возможно при росте производительности труда. Но для этого нужны инвестиции. Центральный банк свою часть работы сделал, процентные ставки снизил. Но многие другие части этой работы недоделаны. В экономике почти нет длинных денег, чтобы финансировать инвестиции, нет необходимых для этого инструментов.

Кирилл Лукашук, генеральный директор рейтингового агентства «Национальные кредитные рейтинги»

Я жду стагнации, и я бы оценивал это слово со знаком не минус, а плюс, потому что это все-таки небольшой, но рост. В нынешней ситуации это достижение.

Два долгосрочных фактора с каждым годом будут все сильнее влиять на ситуацию в экономике. Первый – это близость потенциального выпуска к реальному, поэтому нужно расширять мощности. Второй – это сложная демографическая ситуация.

Государство хочет денег

Чтобы экономика и благосостояние людей устойчиво росли, государство должно сократить свое влияние на экономику, считают 46% участников форума, всего 4% проголосовали за усиление влияния, и лишь 2% считают, что для этого нужно увеличить расходы государства. 23% видят выход в снижении налогов, 25% – в повышении доступности финансовых ресурсов.

Андрей Клепач, главный экономист ВЭБ.РФ

Наша промышленная политика находится на распутье. Мы начали перестраивать правила субсидирования, переходить к единым принципам, что правильная идея. Но в результате и в этом, и в прошлом году значительная часть бюджетных денег не дошла до предприятий. Господдержка в реальности даже меньше, чем заложено в бюджете.

Но промышленная политика – это в первую очередь не деньги. Государство должно помогать бизнесу сконцентрировать усилия и договариваться. На мой взгляд, одна из ключевых проблем – наш бизнес мало договороспособен. В Китае, Южной Корее, Японии государство всегда принуждало бизнес к договоренности, к кооперации.

Сейчас ключевая идея – экспорт. Только не ясно, как это увязано с ожидаемым торможением мировой экономики. Любой здравый человек сделал бы вывод в такой ситуации, что прорыва в экспорте, во всяком случае, в ближайшие годы не будет.

Кирилл Лукашук, генеральный директор рейтингового агентства «Национальные кредитные рейтинги»

Россию от мира отличает очень низкий уровень долга нефинансового сектора. Его можно аккуратно поднять, не создавая рисков для финансовой стабильности.

Есть два фактора в поддержку этого тезиса. Первый – компании с высшими рейтингами имеют очень низкую дефолтность. Второй – позитивное мнение рынка: пятилетние CDS на российский долг – 68%, т. е. на очень низком уровне.

Павел Теплухин, генеральный партнер Matrix Capital

Если государство хочет добиться роста инвестиций, то должно определить свое отношение к своей доле в экономике. Последние 10 лет после 2008 г. она устойчиво растет.

Хорошо это или плохо? Есть примеры в истории, когда это, возможно, было благом. Почему-то все время приводят в качестве примера «азиатских тигров», которые при большой доле государства совершили рывок. Но я не хочу сравнивать Россию с Южной Кореей. Мне кажется, что у нас мало общего. В остальных случаях государство показывало, что может обеспечить рост инвестиций – но из-под палки. Если приказать, то и чиновник будет инвестировать. А свободный бизнесмен вкладывает, потому что хочет инвестировать, потому что он на этом зарабатывает.

Огосударствление экономики тормозит инвестиции. Чиновнику на самом деле инвестиции не нужны, потому что результат будет не скоро и будет ли – неизвестно. Инвестиции нужны бизнесу, но его все меньше остается в стране, бизнес умирает. Поэтому, если власть хочет, чтобы экономика росла, она должна решить, что для нее важнее: экономическая вертикаль или благосостояние населения. Надо выбирать, и пока выбор делается, к сожалению, в пользу вертикали управления экономикой и в ущерб благосостоянию населения.

Ксения Юдаева, первый заместитель председателя Центрального банка России

Чтобы длинные деньги появлялись, нужно выполнить три условия.

Первое – это завоевать доверие. Чтобы вкладывать надолго, нужно верить, что с большой долей вероятности эти деньги вернутся и принесут доход. Поэтому так важно обеспечить макроэкономическую стабильность и стабильность финансовых институтов, поэтому важно улучшать бизнес-климат, повышать надежность контрактов, защищенность инвесторов и т. д.

Когда говорят, что люди в России не вкладывают в длинные инструменты, я вспоминаю, как в моем детстве было распространено страхование жизни детей. Люди платили страховым компаниям в течение многих лет, чтобы потом ребенок получил эти деньги. За последнее время было много сделано для макроэкономической стабильности, и мы еще не ощутили все ее преимущества.

Второе условие – нужны инструменты. Мы пытаемся развивать инструментарий и повышать надежность институтов. Есть программа развития рынка облигаций, есть программа развития инструментов для финансирования малого бизнеса, есть эскроу-счета. Мы много внимания уделяем пенсионным институтам.

Третье условие – спрос со стороны платежеспособных заемщиков, которые должны хотеть инвестировать и привлекать под это заемные средства. Но качественные заемщики пока часто не видят достаточно хороших перспектив для развития, чтобы брать длинные кредиты.