Бедность станет главным вызовом для России в ближайшие годы

Россия может издать национальный доклад о том, как выживать в кризисы, и поделиться опытом со всем миром, рассуждала директор Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС Татьяна Малева на дискуссии Гайдаровского форума «Останется ли социальная политика национальным приоритетом». За 25 лет Россия пережила четыре кризиса: трансформационный кризис в 1990-х, финансово-валютный кризис в 1998 г., отголоски мирового финансового кризиса в 2008-2010 гг. и «родной» кризис из-за санкций и падения цен на нефть в 2014-2015 гг., перечислила она.

2017 г. многие считают годом экономического восстановления, но социальное восстановление за ним не последовало, сказала Малева. Рекордно низкая инфляция, оживление потребления, рост зарплат и пенсий не сказались на доходах россиян. Более того, в течение года доходы населения сократились в 75% российских регионов, оценила Малева, а люди активно брали потребительские и другие кредиты. Четверть же регионов, которая статистически прибавила, в основном слаборазвитые, большинство населения занято в бюджетном секторе, добавила главный научный сотрудник РАНХиГС Наталья Зубаревич.

Значит, бедность будет расти, пришла к выводу Малева. В начале 2000-х гг. бедность сократилась до минимума – 11%, теперь же снова возросла до 14% и в ближайшие годы будет одной из главных социальных проблем страны, убеждена Малева.

Цены на нефть – не единственный «бонус», которого в последние годы лишилась российская экономика, отметила директор Института социальной политики НИУ ВШЭ Лилия Овчарова. Было ещё целых три: в 2005-2010 гг. доля населения в трудоспособном возрасте достигла максимума; группа 20-24-летних людей была максимально образованной; 40% россиян к 2013 г. имели «бюджет развития» – более 10% своих потребительских расходов направляли на образование, покупку медицинских услуг (но не медикаментов), отдых и просвещение. Если таких семей много, то они дают импульс развитию страны.

Сейчас модно говорить о необходимости увеличения человеческого капитала, но похожие заявления делались и в 2012 г., напомнил декан экономического факультета МГУ Александр Аузан. В итоге все пошло в обратном направлении, засвидетельствовала Зубаревич: доля социальных расходов в консолидированных бюджетах в 2012-2016 гг. сократилась с 61 до 58%, увеличивать их регионы не могут из-за огромных долгов. В 2015 г. не повышали расходы на образование и культуру, в 2016 г. «не здорово» было со здравоохранением, в 2017 г. начали экономить на социальной защите. Сейчас о человеческом капитале заговорили снова. Социальная политика в России становится национальным приоритетом либо когда надо гасить кризис, чтобы не «взорвалось», либо на переходной точке политического цикла, сыронизировал Аузан, а сейчас актуально и то, и другое.

Экономически активного населения становится все меньше: за 9 месяцев 2017 г. оно сократилось почти на 600 000 человек, отметила Малева. Даже при бурном росте ВВП и доходов количество нетрудоспособных иждивенцев – детей и пожилых людей – на одного трудоспособного будет расти, им нужна социальная поддержка. Демографическая яма будет все сильнее давить и на работодателей. Нужно повышать пенсионный возраст, увеличивая тем самым количество работников, увеличивать продолжительность жизни людей, сокращать смертность, привлекать квалифицированные кадры из-за рубежа, считает Малева.

Премьер-министр Дмитрий Медведев надеется, что экономический рывок страна совершит за счет цифровых технологий. Но бедное население не способно на технологический прорыв, скептична Малева, пока что россияне заняты «технологиями выживания, а не развития». Социальная политика должна способствовать инклюзивному экономическому росту, убеждена Овчарова – это рост, в создание которого включено как минимум 50% населения (в России пока 1%). Приоритеты такой политики – образование, здравоохранение и социальное обслуживание.

Пока все эти сферы проблемные. Страховая модель медицины не работает, констатировал директор НИФИ Минфина Владимир Назаров: финансируется она налогами, а вовсе не страховыми взносами, государство так и не определило, за какие услуги платит оно, а за какие – сами пациенты. В итоге от трети до 50% расходов на здоровье россияне берут их своего кармана – против 20-30% в странах с преимущественно частной медициной. Менять модель нужно и в образовании, заявил Аузан: пока в России младшие школьники более конкурентоспособны, чем средние, бакалавры – более, чем магистры. Вечная борьба системы образования с природной одаренностью человека заканчивается в пользу системы образования, посетовал он: на каждой новой «базе» результат ухудшается.

Сейчас нужен бюджетный маневр и таргетирование социальной защиты на действительно нуждающихся, пришла к выводу Зубаревич. Государство уже сейчас снижает бедность, заявил замминистра труда Алексей Вовченко. Недавно президент Владимир Путин объявил о пакете мер по поддержке рождаемости, фактически направленный на поддержку доходов населения, а именно семей с детьми. Выплаты одних только пособий в течение трех лет обойдутся бюджету более чем в 500 млрд руб., оценил Вовченко. Повышается минимальный уровень зарплат, индексируются зарплаты бюджетникам, добавил он.

В кризис 1990 г. в социальном секторе не было денег и не проводились реформы, напомнила Малева, в конце 1990-х - середине 2000-х денег все еще не было, но провели реформы: пенсионную, трудового законодательства, образования. Затем влили деньги – населению дали материнский капитал, увеличили финансирование здравоохранения и образования - но не провели реформ. Единственный способ, который осталось попробовать, – и провести реформы, и влить деньги, резюмировала Малева.

Но чтобы что-то изменить, элита должна думать «вдолгую», а не в рамках политико-экономического цикла, отметила Зубаревич, а население – задуматься, что оно получает за те деньги, которые платит государству в виде налогов.

«Пока эти два базовых условия не реализуются, мы так и будем сетовать на происходящее», - заключила она.