Воспользоваться преимуществами низкой инфляции мешает государство
Бизнесу нужно экономить на издержках и повышать эффективностьИнфляция – бич российской экономики: она съедает сбережения, создает дефицит длинных денег, делает инвестиции рискованными, затрудняет преодоление бедности и ведет к росту социальной напряженности, перечисляли авторы «Стратегии-2020», призывая Центробанк перейти к ее таргетированию. В 2012 г. регулятор поставил для себя ориентир – достичь инфляции в 4% к 2015 г. Первая попытка не удалась – помешал спад цен на нефть в 2014–2015 гг., который привел к девальвации рубля и всплеску инфляции, пик которой пришелся на март 2015 г. – 16,9% в годовом выражении. В конце 2014 г. ЦБ объявил о переходе с 2015 г. к таргетированию инфляции, отказавшись от привязки курса рубля к стоимости евро-долларовой корзины и отпустив его в свободное плавание. А новой целью стало снижение инфляции до 4% к концу 2017 г.
На этот раз первую часть задачи регулятору решить удалось – 15 мая 2017 г. инфляция впервые достигла 4%, потом, правда, разогналась до 4,4%, но в июле неожиданно для ЦБ и аналитиков пробила таргет, опустившись до 3,9%. А к середине августа еще больше удалилась от цели – 3,8%. Базовая инфляция, не учитывающая наиболее волатильные компоненты, и вовсе снизилась в июле до минимума в 3,3% с 3,5% в июне.
Вторая часть задачи – закрепить инфляцию на уровне 4%. Важно «заякорить» инфляционные ожидания, передал через представителя директор департамента исследований и прогнозирования ЦБ Александр Морозов: это позволит снизить процентные ставки до равновесного уровня (по оценке ЦБ, это 2,5–3% в реальном выражении или 6,5–7% в номинальном. – «Ведомости») и не реагировать денежно-кредитными мерами на временные отклонения инфляции от цели из-за разовых факторов. Это постоянная задача и в этом смысле можно говорить об эре низкой инфляции, считает он. «Экономика приблизилась к новой реальности», – согласен замдиректора Центра развития ВШЭ Валерий Миронов.
Государство мешает экспорту
Плохой бизнес-климат помешал компаниям воспользоваться преимуществами девальвации 2014–2015 гг. и выйти на внешние рынки. Девальвация совпала с ростом неопределенности и санкциями, говорит Миронов. Эффект ценового стимула для роста экспорта и внутреннего производства проявился слабо, указывал Илья Прилепский из Экономической экспертной группы в докладе для апрельской конференции ВШЭ. По его оценкам, темп роста ненефтегазового экспорта в постоянных ценах мог составить 9,4, 11,5 и 6,2% в 2014, 2015 и 2016 гг., но оказался ниже – 4,4, 0 и 3,9%. Перспективы роста экспорта – в качестве институциональной среды. У России индекс ее качества – самый низкий среди стран G20 и на треть ниже медианы, следует из расчетов консалтинговой компании The PRS Group. Его повышение до медианного уровня привело бы к дополнительному росту экспорта на 3,6%. А повышение индекса качества регулирования Всемирного банка с текущих -0,52 до среднемировых 0,57 увеличило бы рост экспорта еще на 2%.
На экономику и бизнес высокая инфляция влияет негативно, фиксируют большинство исследований. По оценкам ОЭСР, увеличение инфляции на 1 п. п. снижает будущие темпы роста ВВП на 0,08 п. п. в год. Инфляция в течение длительного периода может очень дорого обойтись экономике – растет премия за риск, делился опытом на Международном финансовом конгрессе (МФК) в июле бывший министр финансов, премьер-министр и президент Национального банка Польши Марек Белька. Высокая инфляция – это высокая волатильность, а нестабильность – самый плохой бизнес-климат для инвестиций, говорил Джейкоб Френкель, председатель JPMorgan Chase International и бывший председатель Банка Израиля. Ни одна из многих стран мира, перешедших на режим инфляционного таргетирования, не пожалела об этом. Устойчиво низкая и стабильная инфляция снижает экономическую неопределенность, связанную с движением цен и процентными ставками, поддерживает Морозов, что удлиняет горизонт планирования и позволяет реализовать больше инвестпроектов – из-за снижения коэффициента дисконтирования будущих финансовых потоков и макроэкономических рисков. Способствует низкая инфляция и появлению длинных денег в стране, о необходимости привлечения которых чиновники говорят уже много лет. Развиваются финансовые институты, осуществляющие долгосрочные инвестиции, объясняет Морозов: это делает финансовую систему устойчивее – в том числе к финансовым шокам. Рыночные сигналы очищаются от «шума» – они позволяют отделить рост спроса, связанный с ростом платежеспособности клиентов, от временного роста спроса из-за более позднего повышения цен по сравнению с конкурентами, рассказывает он, увеличивается эффективность трансмиссионного механизма – от ключевой ставки до инфляции.
Бизнес пока не до конца осознал, что экономика переходит к режиму низкой инфляции. «Вроде бы уже голову отвернули от зеркала заднего вида, но нельзя сказать, что вперед смотрят», – говорил на МФК директор департамента денежно-кредитной политики Банка России Игорь Дмитриев. Бизнес не верил в способность государства снизить инфляцию и поплатился за это, рассказывал министр экономического развития Максим Орешкин: на фоне волатильности компании дали поставщикам поднять цены, но не смогли этого сделать сами, из-за чего их маржа упала. Но сейчас мнение «какая была инфляция – такая и будет» постепенно меняется, делает вывод Дмитриев на основе бизнес-планов компаний. Бизнес достаточно спокойно оценивает динамику цен и инфляционные ожидания на ближайшие 3–4 месяца, показал опрос Росстата руководителей крупных и средних промышленных предприятий в июле. Только 19% сообщили о росте своих цен по сравнению с прошлым месяцем, а 3% снизили их. В кризисном 2015 году около 28–32% компаний регулярно сообщали о ежемесячном росте цен продукции.
Для некоторых бизнес-моделей низкая инфляция несет серьезную угрозу, признает Орешкин. Главный вызов – необходимость перестраивать и адаптировать бизнес-модели к условиям низкой инфляции и переходному периоду, пока инфляционные ожидания и ставки сохраняются на высоком уровне, предупреждает Морозов. При высокой инфляции и относительно низких по сравнению с ней процентных ставках многие ошибки «прощались» – даже если спрос был невысоким, компании могли подождать, пока рост цен увеличит его, объясняет он. Но в условиях низкой инфляции такой номер уже вряд ли пройдет – компании должны лучше управлять запасами готовой продукции, сырья и материалов, продолжает Морозов: лишние запасы становятся «дорогими». Уже не получится зарабатывать на высоких инфляционных ожиданиях, закладывая их в свои цены, говорит главный экономист БКС Владимир Тихомиров, а банкам – на росте кредитных ставок. Компаниям нужно оптимизировать бизнес-процессы, сокращать рабочую силу, внедрять новые технологии, призывает Орешкин. Не участвовать в гонке цен, а снижать операционные расходы, поддерживает чиновник финансово-экономического блока.
Новые стратегии
Серьезные проблемы низкая инфляция создает, в первую очередь, для компаний с неэффективной бизнес-моделью или менеджментом, говорит Морозов. Наиболее уязвима обрабатывающая промышленность, маржа которой уже сжалась до минимальных значений, считает Тихомиров. По данным Росстата, за январь – май 2017 г. сальдированный финансовый результат (прибыль за вычетом убытка) компаний обрабатывающих производств снизился к тому же периоду 2016 г. на 13,4%.
Инвестиций не хватает
Инвестиции пока если и растут, то очень слабо: спад ВВП, последовавший за кончиной СССР, был преодолен в 2007 г., но инвестиции до сих пор на 25% ниже, чем в 1990 г. По доле зарплат в ВВП Россия сопоставима с развитыми странами Европы, по доле прибыли – один из мировых аутсайдеров. В 2016 г. доля инвестиций в ВВП составила 20,4%, с 2011 г. она практически не изменилась и даже немного сократилась (20,7%). В I квартале 2017 г. после нескольких лет падения инвестиции в основной капитал выросли на 2,3% к тому же периоду 2016 г.
Усилить контроль за издержками придется и торговым компаниям, отмечает Морозов: из-за замедления роста цен при том же уровне торговой наценки замедлится рост выручки и прибыли. Кроме того, у покупателей появляется «ценовая память» – они болезненно реагируют на изменение цен, что заставит производителей сдерживать их.
Но «пострадавшими» будут только неэффективные и негибкие компании, считает Морозов, остальные могут и должны обратить низкую инфляцию себе во благо. Лучше чувствуют себя предприятия с самыми высокими темпами производительности, поддерживает Миронов. Но в 2016 г. она росла на 6–7% только в производстве одежды и обуви, пластмассы, в целлюлозно-бумажной промышленности, свидетельствуют данные Росстата. В остальных секторах решающий вклад в рост производительности внесло сокращение работников, указывали эксперты Центра развития.
Серьезно перестраивать свою модель придется банкам. Рентабельность собственного капитала (ROE) банков находится под прессингом, маржа будет сжиматься, в том числе из-за низкой инфляции, говорил на МФК президент Сбербанка Герман Греф. Банковский сектор пережил два сильных удара: в кризисы 2008–2009 и 2014–2015 гг. капитал был существенно разрушен, плохие активы никуда не делись, залоги обесценены, страна в изоляции и нельзя дешево занять за рубежом, перечисляет профессор кафедры ВШЭ Олег Вьюгин, теперь добавляется снижение инфляции.
Банкам, безусловно, выгоднее высокая инфляция, вернее, волатильность, но для экономики – низкая, придется привыкать, признает Вьюгин. С приближением инфляции к цели и снижением процентных ставок банки могут восстановить прибыльность операций, увеличить чистую процентную маржу за счет опережающего снижения ставок по депозитам по сравнению с кредитными, объясняет Морозов. Но после достижения таргета возможности снижения депозитных ставок резко сокращаются, при этом кредитные ставки продолжают опускаться, конкуренция между банками растет и чистая процентная маржа сокращается, предупреждает он.
Орешкин советует банкам наращивать непроцентные доходы, например превращаясь в сервисную платформу для клиентов. Повысить эффективность помогает автоматизация, единодушны банкиры, хотя позволить ее себе могут не все банки. За два года Сбербанк сократил 1300 отделений, которые обслуживали корпоративных клиентов, говорил Греф. Доля карточных платежей в стране выросла с 8% в 2011 г. до чуть более 30% – вот одна из возможностей для сокращения издержек, отмечает аналитик БКС Ольга Найденова.
Нефинансовому сектору тоже придется искать новые стратегии – наращивать долг, чтобы увеличивать инвестиции в оборудование, закрывать часть производств или объединяться с другими компаниями, что уже происходит в финансовом секторе, перечисляет Тихомиров. Нужно повышать производительность, единодушны экономисты, но для этого слишком много препятствий. Например, дефицит трудовых ресурсов может спровоцировать чрезмерный рост зарплат, опережающий рост производительности труда, предупреждает ЦБ.
Инвесторы заработают и без инфляции
Для институциональных инвесторов ситуация гораздо лучше: при положительных реальных процентных ставках инвестиции в облигации дают устойчивый доход выше инфляции на среднесрочном горизонте, считает Морозов. Даже после снижения реальных процентных ставок они обеспечат защиту от инфляции и устойчивый доход.
Ключевая причина вялого роста производительности труда – отсутствие инвестиций в модернизацию, указывают эксперты Центра развития ВШЭ, при этом уже в 2016 г. ценовая конкурентоспособность российской экономики снизилась до того уровня, с которого начинались все три предшествующие рецессии – 1998 г., 2008–2009 гг. и 2015–2016 гг.
Повышать производительность без денег тоже можно – уволить лишних сотрудников, максимально сократить издержки, но в кризис компании и так уже это делали и этот ресурс почти исчерпан, говорит председатель правления крупной машиностроительной компании. Кредиты же дороги, сетует он.
За январь – июль 2017 г. кредиты предприятиям выросли на 2,2%, а с учетом валютной переоценки – на 1,6% в годовом выражении, свидетельствуют данные ЦБ. В ЦБ и Минэкономразвития рассчитывают, что низкая инфляция и снижение ставок запустят новый кредитный цикл. Ставки действительно снижаются: например, в июне рублевый кредит обходился нефинансовому сектору примерно в 11% годовых, малому и среднему бизнесу – в 13–14% (в зависимости от срока, данные ЦБ без учета Сбербанка). Год назад ставки были выше – 13–14% и 16–17% соответственно. Снижение стоимости займов – главный канал, через который замедление инфляции может помочь бизнесу, указывает руководитель Экономической экспертной группы Евсей Гурвич. К 2025 г. кредиты банков частному сектору вырастут до 70% ВВП, оценили эксперты ЦМАКПа в докладе об инвестициях, подготовленном для Центра стратегических разработок. Параллельно доля собственных средств в финансировании инвестиций будет снижаться. Сейчас же 52% инвестиций российские предприятия оплачивают из прибыли, следует из данных Росстата. Чтобы заменить такой источник ресурсов, кредиты должны расти намного быстрее, чем инвестиции, указывают эксперты ЦМАКПа.
Главное препятствие
Но снижение стоимости денег не обязательно породит спрос на них и увеличит инвестиции, предупреждает главный экономист Альфа-банка Наталия Орлова. «Есть представление, что инвестиции предшествуют экономическому росту, – говорила еще в конце 2014 г. первый зампред ЦБ Ксения Юдаева. – Но из статистики следует, что инвестиции всегда немного запаздывают. Сначала к росту возвращается экономика, потом – инвестиции, а затем – кредитование. Важно, чтобы бизнес был готов рисковать своими деньгами и вкладывать их». Инвестиционные риски и сроки окупаемости проектов слишком большие, указывают эксперты ЦМАКПа. И неопределенность в экономике лишь усиливает их – это один из ключевых факторов, сдерживающих инвестиции, даже несмотря на более предсказуемую, низкую инфляцию. Сама по себе она не сделает экономику более эффективной, показывает опрос экономистов, проведенный Центром развития НИУ ВШЭ.
Центробанк выполнил свою задачу, сделав денежно-кредитные условия комфортными для инвестиций, теперь очередь за правительством, предупреждает Гурвич: само по себе сокращение инфляции не стимулирует инвестиции, а неопределенность и отсутствие структурных реформ отпугивает инвесторов. Таргетирование инфляции в теории должно повысить эффективность экономики: снизить процентные ставки, чтобы увеличились возможности предприятий для инвестиций, но в России оно происходит в условиях санкций и разрастания доли государства, согласна Орлова. Продолжение экспансии государства в экономику, сокращающее пространство для предпринимательской активности, усиливает пессимизм, показал опрос Росстата руководителей крупных и средних промышленных предприятий. Государство должно создать условия, чтобы бизнес мог воспользоваться преимуществами низкой инфляции: реформировать монопольные секторы, расширять конкурентоспособность внутренних рынков, улучшать деловую среду, снижать налоговую нагрузку, признает чиновник.
В условиях, когда больше половины экономики приходится на госсектор, даже очень эффективному бизнесу тяжело конкурировать с неэффективными госкомпаниями, замечает Орлова. По оценке ФАС, государство и госкомпании контролируют уже 70% российской экономики. И с собственностью власти пока расстаются неохотно. В 2010–2015 гг. первоначальные планы по приватизации не были выполнены даже на 20%, следует из данных Росимущества. Исследования показывают, что качество управления небольшими государственными активами низкое, указывал директор по корпоративному управлению Deloitte Олег Швырков. А убыточных предприятий больше, чем в любой другой области, указывали эксперты Института проблем ценообразования и регулирования естественных монополий ВШЭ.