Российская экономика из рецессии возвращается в застой

По оценкам МВФ, среди стран масштабы падения ВВП на душу населения в текущих долларах в 2014–2015 гг. были максимальными – 40–50% – у пяти, Россия в их числе наряду с воюющими Украиной и Ливией и зависимыми от нефтедоходов Венесуэлой и Экваториальной Гвинеей. По итогам 2016 г. Россия по долларовому ВВП на душу населения уступит не только Казахстану, Китаю, Турции, Мексике и Бразилии, но и Туркмении, прогнозирует МВФ (см. графики). Впрочем, этот показатель корректен для сравнения стран с открытой экономикой, тогда как в остальных искажен режимами обменного курса (фиксированный может завышать долларовый ВВП), разной системой цен и проблемами с достоверностью статистики, указывает Владимир Тихомиров из БКС: по крайней мере, к таким странам можно отнести Туркмению. И, кроме того, частное, полученное путем деления объема ВВП по курсу национальной валюты на число жителей, может мало что говорить об уровне жизни, если львиная доля доходов концентрируется у государства, добавляет Тихомиров.

В отличие от 2009 г. на этот раз за кризис заплатит население, а не бюджет, констатирует Наталия Орлова из Альфа-банка. Бюджет доходы населения не поддержит: рост зарплат в бюджетном секторе заморожен, пенсии пока запланировано проиндексировать ниже инфляции. По прогнозу Внешэкономбанка, после затягивания поясов в 2015 г. население начнет проедать запасы: норма сбережений снизится с текущих 11,9% до 9,6–10% в 2017–2018 гг.

Экономика адаптируется к новым реалиям. В отличие от прошлого кризиса 2008–2009 гг., когда после резкого и глубокого спада последовал быстрый (хоть и непродолжительный) рост, на этот раз более плавное, но и более долгое падение сменится столь же медленным ростом – и эта точка перелома все время откладывается.

На непродолжительное восстановление цены нефти весной 2015 г. экономика не отреагировала, продолжая скользить по инерции вниз. С другой стороны, и повторного кризиса в июле – августе она почти не заметила: 30%-ное падение цены нефти и 20%-ное – рубля (с локальных пиков в начале мая к концу сентября) застопорило начавшееся снижение инфляции, но не привело к сколько-нибудь значимому ухудшению остальных макропоказателей. Экономика, по оценкам Минэкономразвития, как достигла дна в июле, так там и пребывает. Минфин, впрочем, перенес ожидавшееся им начало восстановления экономики с III квартала 2015 г. на первое полугодие 2016 г. Даже при нефти в $35/барр. продолжающийся спад будет в 2016 г. не таким глубоким, как казалось ранее, считает ЦБ: на 2–3% после 3,7–3,9% по итогам 2015 г. при цене $52,1/барр. (в среднем с начала года по 15 декабря).

Без спада, без роста

Итоги III квартала, объявленного Минэкономразвития периодом окончания спада и начала роста, на самом деле показали продолжение спада экономики на 0,6% ко II кварталу, посчитал по данным Росстата Центр макроэкономических исследований (ЦМИ) Сбербанка: падение хоть и замедлилось (с 1,3% во II квартале к I кварталу), но дно кризиса явно не пройдено, замечают эксперты ЦМИ.

Глубже спада уже не будет, убежден министр экономического развития Алексей Улюкаев. Но проблема в том, что не будет и роста, признает он.

Только на то, чтобы преодолеть спад 2015 г., который, как ожидает министерство, будет менее 4%, экономике понадобится три года: исходя из октябрьского прогноза Минэкономразвития, по итогам 2018 г. реальный ВВП России вернется на уровень 2014-го. Хотя, если нефть останется ниже или около $40/барр. – а это может быть надолго, считает помощник президента Андрей Белоусов, – спад и последующее восстановление в лучшем случае затянутся (а, например, прогнозы ЦБ, МВФ, Всемирного банка предполагают продолжение рецессии в 2016 г. и при $50–53/барр.).

В любом случае ни один прогноз не сулит России быстрого посткризисного подъема, когда бы он ни начался. По словам Улюкаева, в ближайшие лет пять, если не провести структурных и институциональных преобразований, темп роста экономики составит 1,5–2% в год, ниже среднемирового. Пока не будут реализованы реформы, которые повысят конкурентоспособность экономики, Россия застрянет на тренде роста 1–1,5% в год, вторит замминистра финансов Алексей Моисеев. Это те темпы, к которым опустилась экономика перед самим спадом: причиной кризиса стало не только снижение цен на нефть, но и накопленные проблемы – недоверие бизнеса, низкая деловая активность, разрастание неэффективного госсектора при ослаблении рыночных и правовых институтов, перечисляют эксперты ВШЭ. После рецессии экономика возвращается к застою, в полной мере проявившемуся в 2013 г., и, похоже, привыкает к жизни «на дне» – российской new normal.

«Индекс нормальности», который недавно начал рассчитывать Институт Гайдара на основе опросов промышленных предприятий, показывает, что их качественные оценки текущей ситуации – на уровне исторических максимумов 2006–2007 гг., когда экономика наращивала темпы роста. Другими словами, текущее балансирование между рецессией и стагнацией считается нормальной ситуацией точно так же, как ранее считался нормой непрерывный рост. С одной стороны, это говорит об адаптивных способностях экономики, умении приспосабливаться к изменившимся реалиям. С другой стороны, формирующаяся привычка к стагнации – это и есть кризис: депрессия, которая может продлиться еще полтора десятка лет (за пределы 2030 г. прогнозы, как правило, пока просто не выходят). Если только цена нефти не вернется к ежегодному быстрому росту, чего не ожидается, или если так и не состоятся реформы, нацеленные на повышение конкуренции и инвестиционной активности.

Без реформ Россия к 2025–2030 гг. имеет все шансы попасть в группу стран, которые характеризуются тремя особенностями, отметил на юбилейной дискуссии Института Гайдара ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов: низкая продолжительность жизни; технологии предыдущего поколения; низкий социальный капитал наряду со слабым, неэффективным, «приватизированным изнутри» государством. Точнее, на ближайшие 10–15 лет Россия имеет все шансы с этими особенностями и остаться. «Эффект колеи» – постоянно обсуждаемая тема: все верят, что Россия из нее выйдет, но все говорят, что предпосылок для этого мало, заметил бывший министр финансов Алексей Кудрин.

По мнению премьера Дмитрия Медведева, рост «под процент», как ожидается в 2016 г., – это неплохо, «в условиях того, что мировая экономика тоже растет не очень быстрыми темпами». В Европе некоторые экономики падают, в Бразилии рецессия 18 месяцев, Китай замедляется, перечислил проблемы премьер.

Сдвиг по карте

Исходя из базового прогноза Минэкономразвития, за следующие три года большинство основных показателей экономики останутся ниже уровней 2013 г. (см. графики). В их числе – доходы россиян, получившие сильнейший удар от девальвации и последовавшего скачка инфляции, усиленного запретом на импорт продовольствия из ряда стран.

Труд в России стал дешевле, чем в Китае и Мексике, сравнил Владимир Осаковский из Bank of America – Merrill Lynch. По итогам 2013 г. средняя зарплата в России составляла $941, 2014 г. – $840, а семи месяцев 2015 г. – $865 против $636 в Мексике и $754 в Китае, сравнил он. За III квартал 2015 г. она опустилась еще больше, до $525, – на уровень 2007 г., как и долларовый ВВП России.

Тем не менее экономическое положение России на карте мира изменилось, и последующая стагнация – для развивающейся экономики это любой темп ниже среднемирового – продолжит сокращать российскую долю в мировой экономике и увеличивать разрыв в уровне жизни с развитыми странами.

Продолжение кризиса

В рублях номинальный рост зарплат россиян за январь – октябрь замедлился в сравнении с тем же периодом 2014 г. почти вдвое – до 5,1% при инфляции 15,9%. Темпы спада зарплат в реальном выражении за 10 месяцев достигли почти 10%, в октябре выражались уже двузначной цифрой (10,9%). Реальные доходы к ноябрю 2015 г. снижаются 12 месяцев подряд – такого антирекорда не было со времени дефолта и кризиса 1998–1999 гг. По итогам полугодия уровень бедности превысил 15% населения, это 21,7 млн человек, – за год по июль за черту бедности перешли еще 2,8 млн россиян, что сопоставимо с населением двух Екатеринбургов или трех Воронежей.

Спад кредитования физлиц, продолжающийся с конца 2014 г., создает дополнительный вычет из располагаемых доходов и потребления граждан: выплачиваемые долги превышают выдачу новых кредитов, резко ограниченную как ростом ставок, так и ростом рисков. Если в 2012–2013 гг. объем новых кредитов был сопоставим с 20% всех денежных доходов населения, то в 2015 г. упал до 10–12%, объемы же выплат почти не изменились (15% и 11–13% от всех доходов соответственно), посчитал Михаил Хромов из РАНХиГС. За январь – октябрь задолженность по кредитам физлиц сократилась на 612 млрд руб. (за три квартала 2013 г. был рост на 1,6 трлн руб.). Просроченная задолженность на начало октября составила 8,3% кредитного портфеля (максимум прошлого кризиса – 7,7%, 2012 г. – 4,4%).

И зарплаты, и доходы продолжат снижаться и в 2016 г., несмотря на ожидаемое почти двукратное замедление инфляции, прогнозирует Минэкономразвития. И к началу 2019 г. все еще будут ниже уровня 2013 г. По прогнозу ЦБ, даже в лучшем случае (к которому теперь можно отнести восстановление нефти до $50/барр. в среднем за год) доходы населения начнут восстанавливаться не ранее 2018 г.

Со стороны инфляции, с избытком «съедающей» скромный рост доходов, еще возможны негативные сюрпризы – по причинам рукотворным, за исключением продолжающего снижаться вслед за нефтью рубля. Возникают четыре новых шока предложения, суммировали Александр Исаков и Петр Гришин из «ВТБ капитала»: запрет на импорт продукции из Турции, введение платы за проезд грузовиков по федеральным трассам, специальный режим экспорта сельхозпродукции из Белоруссии и вероятное присоединение с 1 января Украины к странам, в отношении которых действуют ограничения на импорт продовольствия. Первые две меры, по оценкам аналитиков «ВТБ капитала», добавят инфляции порядка 0,7 п. п.; кроме того, по оценкам ЕБРР, сопоставимый эффект может дать фактический запрет на туристические поездки в Турцию – самое популярное место отдыха россиян – за счет роста цен на услуги внутреннего туризма из-за недостатка предложения.

Но ситуация не везде равномерна: по данным «ВТБ 24», за полтора года по октябрь 2015 г. средняя номинальная зарплата в промышленности снизилась на 10%, в органах власти – выросла на 30%. В бюджете-2016 расходы на содержание Госдумы увеличены почти на 40%, в основном за счет повышения зарплат депутатам и сотрудникам аппарата; увеличены расходы на ЦИК, Совет Федерации. Денежное вознаграждение сотрудников аппарата правительства и администрации президента было сокращено на 10% на период с марта 2015 г. до конца 2015 г., указом президента этот период продлен на весь 2016 год. Несколько предыдущих лет зарплаты федеральных чиновников повышались ускоренными темпами: в реальном выражении они за 2012–2014 гг. выросли почти на 40% против роста на 9% в среднем по экономике, посчитали в Центре анализа доходов и уровня жизни ВШЭ. При этом рост занятости в федеральных органах власти также превышает аналогичный показатель по экономике: с 2011 по середину 2015 г. число чиновников возросло на 6% против роста занятых на 0,4% по экономике в целом. За тот же период занятость на крупных и средних предприятиях снизилась на 4,6%.

Общий рост занятости экономике обеспечивает теневой сектор, который абсорбирует как сокращение рабочих мест на крупных и средних предприятиях, так и увеличение рабочей силы и поддерживает низкий уровень безработицы. Доля теневой занятости выросла с 18,9% в 2014 г. до 21,3% в первом полугодии 2015 г., приводит данные статистики ЦБ. По расчетам Центра трудовых исследований ВШЭ, заработки в ненаблюдаемом секторе экономики на 20–30% ниже, чем в «белом», переток рабочей силы в тень также может способствовать общему снижению зарплат – как и консервации низкой производительности труда. Росстат начал учитывать заработок «неформалов» при расчете средней по стране зарплаты, что приведет к ее снижению на 12% – и тем самым поможет выполнить «майские указы» президента по повышению зарплат бюджетникам, которое привязано к средним по экономике показателям, досрочно.

После 2018 г. дополнительный вычет из доходов граждан создаст вероятное повышение налогов. Министр финансов Антон Силуанов не исключил постепенного переноса 50% суммы страховых платежей с работодателя на работника и изменения порядка взимания НДФЛ: при сокращении доли нефтегазовых доходов основным источником казны становятся граждане.

Новый договор

Накопленный за 2000-е гг. потребительский ресурс мог бы стать новым драйвером развития, стимулируя такие сферы, как образование, здравоохранение, досуг, связь, жилищные услуги – именно в этих сферах растет спрос после того, как граждане «наелись и оделись». Он мог бы стать стимулом и развития качественных институтов: многообразие потребительского выбора трансформируется в ответственный выбор и в других сферах жизни, это шаг ко всем другим свободам, отмечала директор по социальным исследованиям ВШЭ Лилия Овчарова. Но накопленный домохозяйствами запас прочности может рассматриваться властями и как подушка безопасности или ресурс, подлежащий изъятию: ситуация развивается по этому сценарию.

Население пока не протестует – за исключением дальнобойщиков, отреагировавших не столько на установление тарифа за проезд по федеральным трассам, сколько на сбои не готовой к функционированию системы сбора платежей и на гигантские штрафы, которые можно получить из-за сбоев системы. Рост поддержки власти, несмотря на колоссальное падение уровня жизни, может быть объяснен терминами институциональной экономики – трансформацией общественного договора, или обмена ожиданиями между властью и обществом, рассказал декан экономического факультета МГУ Александр Аузан. Прежний договор «увеличение социальных обязательств в обмен на лояльность» позволил власти пройти электоральный кризис 2011–2012 гг., но подорвал бюджет и экономику. В условиях стагнации поддерживать рост социальных обязательств не получалось и «остановка времени» была компенсирована расширением пространства, считает Аузан: «Абхазия, Крым, Арктика – это некая компенсация того, что страна движется все медленнее и все менее результативно».

Формула обмена ожиданиями изменилась кардинально: «ограничение потребления в обмен на принадлежность к великой державе, или на ощущение такой принадлежности», говорит Аузан.

Эксплуатация постимперского синдрома – эффективный способ получить политическую поддержку, писал в колонке для «Ведомостей» Егор Гайдар в июне 2006 г.: концепция доминирующего над другими народами государства – это продукт, продать который так же легко, как кока-колу или памперсы, интеллектуальные усилия не требуются.

Но поддержка нового договора требует либо новых мегапроектов (типа Олимпиады), а на это нет денег, либо новых военных побед, что чревато большими рисками, замечает Аузан. Накопление экономических проблем, неспособность компенсировать обесценивающиеся пенсии и зарплаты неизбежно скажутся на поддержке президента и системы в целом, длительная конфронтация со всем миром тоже не сулит ничего хорошего, замечает социолог «Левада-центра» Денис Волков.

Исчезли с радаров

Влияние полученного шока на инвестиции, в отличие от потребления, пока еще не реализовалось в полной мере, считают экономисты ВЭБа. Инвестиции начали снижаться первыми и задолго до ухудшения внешних условий – в августе 2015 г. они были на 10% ниже, чем в августе 2012 г. Прекращения инвестиционного спада Минэкономразвития ожидает только к 2017 г., и к концу 2018 г. инвестиции все еще останутся на 10% ниже уровня 2012 г.: экономического роста с опорой на инвестиции – а именно и только они могут стать новым драйвером, убеждено правительство, – не получается.

Промышленность вместо концепции импортозамещения придерживается «импортосохранения», выяснил Сергей Цухло из Института Гайдара. Рост выпуска (в том числе на экспорт) произошел в сельском хозяйстве, избавленном от части конкурентов. Этим же воспользовалась пищевая промышленность, но с марта ее выпуск, столкнувшись с ограничением спроса, не растет; при этом пищепром оказался лидером «импортосохранения» – три четверти предприятий не изменили либо нарастили закупки импортного оборудования. В легкой промышленности отказаться от закупок оборудования на практике смогли только 12% предприятий; машиностроение компенсировало удорожание импортного оборудования отказом от инвестиций.

Продолжительный инвестиционный спад и медленное восстановление – основные риски экономического развития в среднесрочной перспективе, считают в ВЭБе. Реализуемый «маневр» – получение конкурентных преимуществ и высвобождение средств предприятий за счет снижения издержек на труд – пока не принес результата. Средства на счетах предприятий растут быстрее инфляции, а инвестиции падают, заметил Улюкаев: значит, дело не только в ресурсе, а в сигналах, которые получает бизнес. Есть разница между статистической фиксацией роста прибыли и прибылью от основной деятельности – весь рост, который видит статистика, – это переоценка валютных депозитов, считает главный экономист ПФ «Капитал» Евгений Надоршин. «Нет ни малейших намеков, чтобы кто-то под эти деньги готовил инвестпроекты, а прибыли от основной деятельности у компаний часто нет, с поправкой на инфляцию – нет вообще», – говорит он.

Потребительская модель роста себя исчерпала, заключают Наталия Орлова и Дмитрий Долгин из Альфа-банка: доходы россиян в 2000–2007 гг. росли в среднем на 12% в год, рост розничного кредитования – с $2 млрд до $120 млрд – стал вторым ключевым фактором роста потребления, бюджетная поддержка – индексация пенсий в среднем на 30% в 2007–2010 гг. и резкий скачок зарплат в госсекторе в 2012–2013 гг. – третьим. В 2014 г. расходы на оплату труда выросли до 52% ВВП – это много на фоне других развивающихся экономик, а так как на доходы корпоративного сектора приходится всего 32% ВВП, потенциала дальнейшего перераспределения доходов в пользу потребителей нет, пишут они, особенно с учетом того, что потенциальный рост ВВП составляет всего 0,5–1,0% в год. Маховик потребительской модели роста – постоянное повышение цены нефти и перераспределение рентных доходов – остановился.

Экономика зажата «в колодки» – высоким процентом, жестким бюджетом, высокой – на уровне развитой Европы – налоговой нагрузкой и растущими по экспоненте административными издержками, говорит заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН Яков Миркин: «Это экономика, в которой нет ярких стимулов для роста. И еще вопрос, насколько она стабилизировалась». Кроме того, это экономика, в которой растет роль субъективных решений, когда целые линии бизнеса, товарные потоки, контракты неожиданно прерываются, констатирует он: резко нарастающая концентрация рисков субъективных решений тоже закрывает возможности роста.

Причина остановки роста экономики – зашедшая в тупик модель развития 2000-х, а ее основой была не столько сырьевая ориентация, сколько доминирование в экономике госкомпаний, возглавляемых приближенными, считает бывший министр экономики «гайдаровского правительства» Андрей Нечаев. «Это иллюзия – что можно поменять ситуацию, ничего не меняя в системе организации экономики», – констатирует он. В России сейчас две принципиальные проблемы – с верховенством права и политической конкуренцией: они необходимы для эффективного функционирования экономики и рано или поздно будут реализованы, верит научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин. Политическое руководство к этому не готово, возражают ему его коллеги в докладе ВШЭ.

В последнее время дискуссии о реформах практически исчезли с радаров инвесторов – сложно говорить о реформах, когда Россия оказалась в изоляции вследствие санкций и роста геополитической напряженности, замечает Тихомиров. Но реформы не ушли с повестки дня, полагает он: подешевевшая нефть, санкции, отток капитала, истощение резервов вынуждают власти менять свою политику – примером уже может служить бюджет, отказавшийся от раздутых проектов. После выборов в Госдуму в 2016 г. вероятна интенсификация реформ, в том числе социальной сферы, считает Тихомиров.

В то же время повышение налогов может ухудшить финансовые показатели компаний, компенсация сокращения субсидий госкомпаниям повышением тарифов ускорит инфляцию. Вкупе с рисками усиления «войны санкций», разрушающей цепочки поставщиков и подстегивающей цены, это повышает риски дальнейшей централизации экономики и усиления административного контроля. «В течение многих лет высокий уровень монополизации и отсутствие конкуренции были главным структурным злом для российской экономики, однако сейчас мы видим риск того, что эти недостатки не только не исчезнут, но и усилятся», – не исключает Тихомиров.