«Акционеры «Сибура» всегда хотели, чтобы компания была публичной»
Председатель правления «Сибур холдинга» Дмитрий Конов – об объединенной компании, которая будет стоить больше $23 млрд23 апреля две крупнейшие нефтехимические компании России – «Сибур» и ТАИФ – объявили об объединении бизнеса. Сделка неденежная: в обмен на 50% плюс одна акция ТАИФ действующие акционеры татарстанской группы получат 15% компании, созданной на базе ПАО «Сибур холдинг». Объединенная компания будет обеспечивать 70% от общего выпуска нефтегазохимической продукции в России, а по некоторым продуктам – все 100%. Сделку изучает ФАС. Аналитики оценивают объединенную компанию в $20–23 млрд, но председатель правления «Сибур холдинга» Дмитрий Конов уверяет, что в будущем она будет стоить дороже. В интервью «Ведомостям» он рассказал о причинах объединения с ТАИФ, развитии тобольского кластера «Сибура» и проблеме углеродной нейтральности.
«Монополист» – слово, перегруженное ненужными ассоциациями»
– У вас неправильная версия. Мы уже практически 10 лет обсуждаем различные вариации сделки, просто в этот раз сумма факторов сложилась в принятое решение. С одной стороны, есть ТАИФ. С большой инвестиционной программой, закрепленными в уставе обязательствами направлять не менее 70% чистой прибыли на дивиденды и ТАИФ-НК в периметре с требующими обслуживания займами, которые были привлечены для проекта КГПТО (комплекс глубокой переработки тяжелых остатков. – «Ведомости»). Все это нужно делать одновременно. С другой стороны – «Сибур». В этот раз мы оказались в моменте завершения большого инвестиционного цикла. С растущим денежным потоком и на развилке с точки зрения возможных вариантов развития. Добавьте к этому непростой 2020 год, который отразился на экономике всей отрасли, рост конкуренции на внешних рынках.
В ходе обсуждения пришли к выводу, что сделка станет оптимальным сценарием для обеих компаний. ТАИФ [сделка] даст возможность улучшить экономику существующей картины за счет интеграции, иметь возможность продолжать инвестиции, поддерживать тот же самый дивидендный поток, выполнять социальные и другие обязательства. Объединенной компании [сделка придаст] принципиально иной вес в масштабе мирового рынка. И не только в части абсолютных цифр по тоннажу выпускаемой продукции, хотя это и весомый во всех смыслах аргумент. Видим, что вместе можем претендовать на место в мировом топ-5 по этому показателю. Но кроме того, объединение создает еще и большой потенциал в плане достижения максимальной операционной эффективности проектов – как действующих, так и перспективных. Этот потенциал еще надо реализовать, конечно. Что тоже потребует взаимных усилий. Но если мы правильно им распорядимся, он даст объединенной компании уникальные преимущества в борьбе за рынки с другими игроками.
– Нет, конечно. Несмотря на пандемию, в 2020 г. я был в Татарстане раз 20 и за 2021 г. примерно столько же.
ПАО «Сибур холдинг»
Нефтехимическая компания
Совладельцы (данные компании на 12 апреля 2021 г.): Леонид Михельсон (36%), Геннадий Тимченко (17%), менеджмент (14,5%), АО «Согаз» (12,5%), китайская Sinopec (10%), Фонд Шелкового пути (10%).
Финансовые показатели (МСФО, 2020 г.): выручка – 523,3 млрд руб., чистая прибыль – 25,6 млрд руб.
Операционные показатели (I квартал 2021 г.): переработка попутного нефтяного газа – 4,8 млрд куб. м, продажи нефтехимической продукции – 1,4 млн т, сырьевых продуктов – 0,9 млн т.
– Наша сделка – это правда многолетняя и многогранная история. Не было такого, что кто-то однажды проснулся утром и сказал: «Давайте объединяться!»
– Давайте дождемся рекомендаций ФАС. А пока сделка в процессе рассмотрения регулятором, мы, как конкурирующие компании, не можем предоставлять друг другу информацию, поскольку это может быть признаком сговора. Поэтому есть независимый юридический консультант, который от нас и от них принимает информацию и отправляет в ФАС.
– ФАС достаточно много занималась химией последние годы, за счет чего хорошо понимает специфику отрасли. Изучение деталей и подготовка рекомендаций потребуют, конечно, определенного времени. Но что принципиально – что сделка ландшафт рынка не изменит, понятно уже сейчас. И если посмотреть, как каждая из компаний влияет на него, то – очень упрощенно – ТАИФ занимает большое место в каучуках, а мы в полимерах. Когда наши каучуки добавляются к их каучукам, а их полимеры к нашим полимерам, доли в этих сегментах не очень сильно увеличиваются. К тому же мы уже однозначно не российская нефтехимия, работаем на мировых рынках, где, кстати, также активно идут процессы консолидации ведущих компаний. Это дает участникам синергии по ключевым направлениям: капиталоемким инвестпрограммам, технологическим разработкам, клиентским сервисам.
– «Монополист» – слово, в целом перегруженное ненужными и неточными ассоциациями. Да, есть разные степени влияния на рынок и разные условия, которыми это влияние ограничивается. Например, в какой-то группе у нас сегодня 70%, а будет 85%. Это регулируется в том числе ФАС, которая внимательно следит за работой компаний. Кроме того, мы давно и уверенно выходим на долгосрочные контракты, и это минимизирует наше возможное давление на рынок. Цены контрактов привязаны к рыночным индикаторам. Правильное контрактование – это один из признанных эффективных инструментов, которые защищают от возможного злоупотребления монопольным положением.
– ТАИФ-НК не включать в сделку, например. Или наше инжиниринговое направление [НИПИгаз].
– Не нужна.
– Амбиции обеих групп акционеров в том, чтобы войти в топ-5 мировых компаний к 2030 г. Но что такое мировые нефтехимические компании? Среди них есть компании, которые производят кислород и водород, но не производят те материалы, которые производим мы. Так вот в категории производителей материалов мы должны быть в топ-5.
– Акционеры представлены в главном органе управления – совете директоров, который голосовал по допэмиссии. Мы рассказывали им о сделке и на собрании акционеров: в чем ее плюсы, какие есть риски, какие есть возможности, на каких предпосылках они построены. И акционеры одобрили и там и там.
– Они же не могут не понимать, что происходит, правильно? Они понимали и проголосовали «за». Как это можно по-другому интерпретировать?
– Наверное? Если бы они считали, что сделка – это неправильно, они бы голосовали по-другому, используя свои права акционеров.
– Это та самая инвестпрограмма ТАИФ, которую я упоминал в начале. У нее в портфеле есть ведущий проект пиролиза – это ЭП-600 и связанные с ним проекты по дальнейшей переработке этилена и пропилена в некие продукты. Причем они есть и в Нижнекамске, и в Казани. Это ведущий блок проектов. Второй блок проектов – это модернизация и оптимизация энергетической части. ТГК-16 в Нижнекамске и Казани. Третья группа – проекты, связанные еще с одним проектом пиролиза и производных на горизонте 2025–2030 гг. По этой группе, так же как и по другим проектам, обеспечивающим увеличение поставок сырья для нефтехимии на предприятия ТАИФ, нужно прежде всего решать, какое будет сырьевое обеспечение, договариваться с поставщиками сырья.
– Нет. Я уверен – и остальные акционеры тоже уверены, – что компания в будущем будет стоить больше: при адекватной конъюнктуре, после реализации планов развития обеих компаний, при реализации синергии, которая есть у них.
– Это вопрос к аналитикам.
– Нам кажется, что как-то неправильно проводить IPO «Сибура», потому что все перестанут ждать и надежда исчезнет. (Улыбается.) Мы точно не можем провести IPO до закрытия сделки с ТАИФ. Акционеры «Сибура» всегда хотели, чтобы компания была публичной, но по разным причинам мы пока так и не провели IPO. И сейчас я уверен, что акционеры ТАИФ тоже в душе заинтересованы в том, чтобы объединенная компания была публичной.
«Россия снижает выбросы быстрее, чем Европа»
– «Запсибнефтехим» достаточно много поставляет на азиатский рынок. В 2020 г. из-за пандемии поставок в Европу было меньше. Дело в том, что есть разные марки полимеров, более простые и более сложные. Первые можно просто, условно говоря, положить на прилавок – их придут и заберут. Вторые нужно вместе с тем, кто их дальше будет перерабатывать, дольше апробировать на его оборудовании, проверить, получается ли изделие нужного качества и т. д. Более сложные марки идут на рынок России и Европы. В условиях пандемии заход на рынки такой продукции стал тяжелее. Поэтому в 2020 г. мы больше продавали те марки, которые легче продавать, и продажи сместились на азиатское направление. К тому же в Китае, например, пандемия чувствовалась меньше.
– Мне кажется, Европа сама до конца не знает, как все это будет работать. Какой там посыл? Мы, Европа, хотим сделать у нас производство низкоуглеродным. Что значит «низкоуглеродным»? Я опять упрощу: давайте не будем покупать энергию, которая вырабатывается из угля, а будем производить водород с использованием возобновляемых источников. А это дополнительные затраты, более высокая стоимость энергии. Дальше Европа говорит: если мы такие хорошие и внутри у себя это все делаем и наши производители производят более дорогую по себестоимости энергию, то, когда кто-то из другой страны, которая производит все из угля, приносит более дешевое изделие, его нужно на входе обложить пошлиной, чтобы компенсировать эту разницу.
И здесь появляется второй большой вопрос: как относиться к России? Ведь Россия, если посмотреть по совокупности, снижает выбросы быстрее, чем Европа. Поэтому первая линия российского правительства в обсуждении этой темы с ЕС будет о том, что такое тарифное регулирование противоречит сложившимся принципам мировой торговли. Следующая ступень: если вы кого-то обкладываете пошлинами, то не обкладывайте российских производителей, потому что у России выбросы низкие, а обкладывайте производителей тех стран, где выбросы высокие. Это одна сторона.
Вторая: очевидно, что мы будем в разумной степени сокращать выбросы у себя. Когда у меня кто-то спрашивает о расходах на экологию, я отвечаю: «Не смотрите на прямые расходы на экологию в нашей отчетности». Самое большое влияние на экологию оказывает сокращение объемов нашего производства на старых мощностях. Мы строим новые предприятия, которые экологически более нейтральны и в некоторых случаях имеют, например, выбросы в десятки раз меньше [чем производства, вводившиеся в прошлом веке], – вот наш основной вклад в экологию. Каждое наше новое производство дает существенно меньше выбросов CO2, чем предыдущее. Также мы производим продукт, расширение применения которого позволяет снизить углеродный след. Производство и обслуживание на протяжении жизненного цикла пластиковой трубы против металлической, например.
«Наша индустрия всегда была конкурентной»
– Тобольский кластер очень сильно завязан на переработку попутного нефтяного газа, на планы газовых компаний, на транспорт. Расширение производства на «Запсибнефтехиме» связано с тем, что мы можем обеспечить разумный баланс этих факторов. Но в целом – да, планируем.
Дмитрий Конов
– Наша индустрия всегда была конкурентной. Это всегда вопрос эффективности. На переход из нефтепереработки в нефтехимию нужны инвестиции, чтобы модернизировать процессы на НПЗ, создать нефтехимическое производство, иметь свой набор продуктов, который зависит от специфики сырья, иметь возможность все это продавать. То есть такой тренд точно будет. С другой стороны, потребление нефтехимической продукции продолжает расти и будет расти дальше. Я думаю, что самые слабые – вне зависимости от того, из нефтепереработки они или из других видов сырья, – все равно будут или сокращать производство, или останавливать и выводить мощности. И будут появляться новые высокоэффективные производства, как в свое время на рынке появился Ближний Восток, который залил всех нефтехимической продукцией. Сейчас есть тенденции интеграции НПЗ и нефтехимии, что мы, кстати, в какой-то степени делаем с ТАИФ, сырьевая база которой как раз из нефтепереработки.
– В первую очередь в этом заинтересованы наши коллеги из Татарстана. Синтетический каучук – чуть более сложный продукт именно с точки зрения поведения рынка. У него, с одной стороны, нефтяная себестоимость, а с другой – по ценам он сильно привязан к натуральному каучуку, который не зависит от нефти, а зависит, условно, от того, какая себестоимость труда в Малайзии, или от того, сколько в этом году высадили деревьев гевеи. И вот эти цены идут то очень сильно вниз, то очень сильно вверх. Демпфер для такого продукта может хорошо работать – отсекать ситуацию, когда цены внизу, но зато производитель будет больше отдавать, когда цены будут высокими. Мы считаем это абсолютно справедливым. Сейчас все это детально обсуждается.
– «Разорвали» звучит как-то драматически. Я бы сказал: прекратили действие контракта. Потеря выручки – это же только одна часть. В любой потере выручки есть себестоимость. В инжиниринговом бизнесе с учетом риска, который на себя берет компания, можно заработать 11% в лучшем случае, а можно много потерять. Они [«Русхимальянс»] решили делать по-другому. А нам с учетом наших планов по переключению НИПИгаза на проекты по декарбонизации по нашей инвестиционной программе, по программе в Татарстане точно есть чем заняться.
«Я инвестор в «Сибуре»
– Я инвестор в «Сибуре».
– «Евроцемент» мог быть интересен, потому что в 2020 г. он был похож на «Сибур» начала 2000-х: постоянно находился в дистрессе, по разным причинам не так много делалось для развития компании. И мне хотелось подробнее сравнить кейс «Евроцемента» с тем, что мы сделали в «Сибуре». При этом точно не шло речи о том, чтобы идти в подобную историю одному, у меня не было амбиций заявить всем, что я купил «Евроцемент» и теперь я крупнейший производитель цемента. (Улыбается.) Это могла бы быть эволюционная менеджерская история с сильными партнерами. В целом после изучения стало понятно, как все это можно было бы сделать: модернизировать, превратить в более оптимальную компанию, лучше ее продать. Но также стало понятно, что для такого проекта мне нужно будет в «Сибуре» все забросить и пойти работать в «Евроцемент». Выбор был очевидный.
– Не могу сказать, что по цене продажи у того же «Евроцемента» большой потенциал стоимости. Но да, это самая очевидная тема. Я буду еще смотреть подобные истории, но не такие, ради которых придется оставить «Сибур».-