Максим Быстров: «Энергетики стали заложниками собственной эффективности»

Тенденция последних лет в российской электроэнергетике – переход бизнеса на собственную генерацию. Небольшие электростанции для своих нужд строят и промышленные гиганты, и небольшой бизнес, занимающийся сельским хозяйством, гостиницами или коммерческой недвижимостью. Точные объемы такой генерации оценить сложно, так как единая энергосистема не видит маленькие объекты. По разным оценкам, на собственную генерацию может приходиться от 10 до 23 ГВт при общей мощности российской энергосистемы 246 ГВт.

Уходить на собственную генерацию бизнес вынуждает сама система. Централизованное энергоснабжение оказывается дорогим, в цену включаются не только стоимость используемой электроэнергии и мощности, но и различные надбавки – на строительство новых мощностей, развитие региональных энергетик и компенсацию заниженной цены для населения. Сейчас уже в 51 из 61 региона оптового рынка электроэнергии и мощности (ОРЭМ) потребителям выгоднее строить собственную генерацию, подсчитал «Совет рынка». И желающих реализовать проект за счет рынка меньше не становится.

От некоторых нерыночных надбавок нужно избавляться, а льготы предоставлять более избирательно, считает председатель правления «Совета рынка» Максим Быстров. Систему ждет перезагрузка.

– Год был неплохой. Мы провели два отбора по программе модернизации, на 2022–2024 и 2025 гг. Конкуренция была высокая, САРЕХ (капитальные затраты) серьезно снизился, в итоге проекты обойдутся рынку дешевле, чем прогнозировалось. Это лишний раз показывает, что если и применять какие-то механизмы сбора денег с рынка, то участие в них должно быть конкурентным.

Кроме того, появились агрегаторы спроса. Согласно новому законодательству розничные потребители, снижая потребление, могут через компании-агрегаторы сглаживать пики и влиять на цены оптового рынка. Пока этот процесс идет тяжело, мы еще не научились делать так, чтобы агрегаторы вместе с оптовыми покупателями сильно влияли на цену. Но мы, собственно, первый год и рассматривали как пилотный.

Важная инициатива по цифровизации учета. Не знаю, как дальше она будет реализовываться в связи с эпидемией коронавируса, но это очень важная задача для функционирования рынка, потому что он базируется на данных по учету и в идеале мы должны стремиться к тому, чтобы эти данные собирались и передавались автоматически.

Еще ощущалось большое давление со стороны некоторых регионов, стремящихся попасть в систему регулируемых договоров, – в частности, со стороны Забайкальского края. Нам удалось совместно с Минэнерго, Федеральной антимонопольной службой (ФАС), профильным комитетом Госдумы, потребителями и генераторами убедить правительство не делать этого, а предложить зафиксировать законодательно список регионов на регулируемых договорах, запретить его расширение и дальше попытаться выработать процедуру, как мы будем выводить регионы из списка.

«Правильно – ввести адресные субсидии, а не поблажки всем»

– Действительно, мы вышли на рекордную оплату на ОРЭМе, больше 100%. Это на 0,6% выше, чем в 2018 г. Кому-то может показаться, что это небольшая цифра. Но в деньгах, учитывая, что стоимость товарной продукции на оптовом рынке составляет около 2 трлн руб., это много. Отчасти нам помогло, что некоторые крупные неплательщики были лишены статуса [гарантирующих поставщиков], на их место пришли другие компании, которые погасили задолженность. Также лучше стали рассчитываться предприятия Минобороны, что позволило гарантирующим поставщикам повысить уровень расчетов на оптовом рынке.

– Из пяти месяцев 2020 г. только два кризисных – апрель и май, и делать выводы пока рано. В принципе, в начале года финансовая дисциплина всегда хуже, но в середине и в конце года мы нагоняем. Это происходит каждый год. После принятия пресловутого постановления № 424 (правительства России от 2.04.2020 «Об особенностях предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов». – «Ведомости»), которое снизило платежную мотивацию для неплательщиков и позволило не отключать их [за неплатежи], все рисовали апокалиптические картины.

Опасались двух вещей: снижения спроса и снижения оплаты за энергоресурсы. Давайте разберем.

Спрос в начале года действительно снижался, но этот год, как все могли заметить, довольно теплый. Конечно, повлияли и карантинные месяцы. При этом изменение по федеральным округам было неравномерным. Однако совокупно по обеим ценовым зонам, по данным оптового рынка, объем потребления электроэнергии за пять месяцев 2020 г. уменьшился на 3,3% по сравнению с тем же периодом 2019 г. Никакого драматического снижения не произошло. Посмотрим, что сейчас будет происходить в июне – июле. Надеюсь, что спрос восстановится.

Что с платежами? На оптовом рынке ничего экстраординарного не произошло. По сравнению с прошлым годом (который не был кризисным) цифры не сильно отличаются, т. е. ситуация более-менее нормальная. Розница в целом также показала неплохие результаты – на уровне прошлого года. При этом мы наблюдаем снижение уровня расчетов по отдельным категориям потребителей – это население, управляющие компании и сфера ЖКХ (теплоснабжающие компании, водоканалы), которые просели на 15%. Но опять же, на мой взгляд, нет необходимости нагнетать. Мы считаем, что, если ситуация с коронавирусом купируется, мы выйдем на нормальный уровень потребления, мы 2020 г. пройдем не хуже, чем 2019-й. Главное – не навредить необдуманными шагами. Правильно было бы ввести какие-то адресные субсидии или послабления тем, кто в них действительно нуждается, а делать поблажки всем, как это предусмотрено в 424-м постановлении, – это не очень хороший сигнал для потребителей.

– Мы понимаем, что проблемы, которые формируются на рознице, рано или поздно будут транслироваться на опт. К нам обращались многие гарантирующие поставщики, которые говорили: дайте нам тоже какие-то послабления по оплате на опт, потому что мы сталкиваемся с неплатежами на рознице. У нас было два заседания набсовета по этой теме. В итоге приняли некоторые поддерживающие меры. Кроме того, дали генераторам возможность сдвинуть сроки окончания ремонтов, которые были начаты в карантинный период. Это точечные и ограниченные по времени меры, которые затронут небольшое количество участников.

«Честность – лучшая долгосрочная политика»

– Правительство и президент держат на контроле цены на электроэнергию, и при любом росте цен, превышающем прогнозируемые уровни, Минэкономразвития просит нас объяснить, почему так происходит. Мы это делаем. В I квартале 2019 г. цены на РСВ действительно росли темпами, которые мы не прогнозировали, но наш анализ показал, что ничего экстраординарного не было. Модель формирования цены РСВ сложная и связана с несколькими факторами – уровнем спроса и предложения, погодой, ремонтами, водностью. Надо сказать, что уловки со стороны отдельных участников рынка – как производителей, так и потребителей – тоже возможны, но обычно этот фактор либо минимальный, либо отсутствует.

Претензии потребителей тогда, насколько я помню, относились не к цене РСВ, а к одноставочной цене, которая также включает цену мощности. А это значит, что, например, ввод крупного объекта по договорам о предоставлении мощности (ДПМ) сразу поднимает цену мощности и, соответственно, одноставку. В 2019 г. одновременно наложились малая водность, ввод объектов и рост надбавок. В течение года цены снизились и вернулись к прогнозным значениям. Потребители и производители на набсовете обменялись поручениями по анализу поведения друг друга. Что мы и делаем. Это очень здоровый и открытый диалог. На мой взгляд, мы полностью контролируем ситуацию с точки зрения противодействия манипулированию на рынке.

– Если мы замечаем некие ценовые сигналы, которые не можем объяснить обычными факторами, то анализируем соответствующие ценовые заявки, чтобы понять, какие несовершенства есть в договоре о присоединении к оптовому рынку (ДОП) и иной нормативной базе «Совета рынка». Если находим, то оперативно докладываем набсовету и предлагаем внести необходимые правки.

Если же мы находим несовершенства в системе регулирования, которая относится к зоне ответственности Минэнерго (постановления правительства, федеральный закон), пишем обращения в Минэнерго, в правительство – с просьбой внести соответствующие изменения. Второе случается значительно реже, потому что в основном тонкие места – именно в нашей системе регулирования. Подключение ФАС – это крайняя мера. Надо сказать, что и генераторы, и потребители понимают, что честность – лучшая долгосрочная политика. Все стараются работать честно. Это не значит, что где-то не появится менеджер, который увидит лазейку в нашем сложном законодательстве. Но это и в других сферах происходит.

«Есть надбавки к плате, которые отрасли ничего не дают»

– Иногда к нам апеллируют: в Европе цены упали, в Канаде упали ниже нуля, там генераторы приплачивают потребителю, чтобы у них электроэнергию забирали. Я не могу говорить за другие рынки, могу сказать только о том, что у нас. У нас во второй ценовой зоне (Сибирь) много гидроресурсов, и зачастую бывает, что ночью или в отдельные часы суток складываются нулевые цены. А в мае и июне у нас были нулевые цены и в первой ценовой зоне, что достаточно редкое явление. Это как раз связано с падением спроса из-за коронавируса. В целом на РСВ бывают суточные падения индекса и до 25%. Потом цена, конечно, так или иначе отыгрывается, но тренд все равно понижающий.

– Плата за мощность лишь на 20% состоит из рыночной части и зависит от спроса, 80% – различные надбавки и «особые» механизмы. Некоторые из них связаны с устойчивым функционированием отрасли и ее развитием. Это ДПМ-1, ДПМ модернизации, ДПМ ГЭС, ДПМ АЭС и в какой-то части ДПМ ВИЭ – т. е. проекты, которые создают мощность. Они нужны. Два из них вообще конкурентны: ДПМ ВИЭ отбирается по наименьшим капитальным затратам, а ДПМ модернизации – по наименьшей одноставочной цене. За счет конкуренции будущие платежи рынка снижаются относительно прогнозируемых. По нашим оценкам, в 2020 г. на такие надбавки придется около 530 млрд руб., в 2035-м – примерно 480 млрд руб.

А есть надбавки, которые отрасли ничего не дают. Например, субсидирование тарифов на Дальнем Востоке или проекты по твердым бытовым отходам. С точки зрения развития рынка электроэнергии и развития генерации это никакого отношения к нам не имеет. От этих надбавок мы и хотим избавиться. На них в 2020 г. придется около 38 млрд руб., в 2035 г. – около 84 млрд руб. По идее, надо бы перекинуть эти затраты на федеральный бюджет. Минфин, кстати, против. Говорят, что это приведет к росту бюджетных расходов. Замечательный ответ! Да, приведет. Ну, собственно, на проекты, которые важны не конкретной отрасли, а важны в целом для страны, и нужно тратить бюджетные деньги.

– Если мы ставим перед собой задачу субсидировать тариф в условно Магадане, то либо это делаем мы (за счет потребителей), либо государство. Другой путь – развивать там дешевую генерацию. Она сейчас почему дорогая? Потому что там стоят дизель-генераторы, там отдаленные поселки, северный завоз, навигация короткая и т. д. Но можно сделать так: сейчас цена там условно составляет 45 руб. за 1 кВт ч, мы фиксируем ее на уровне 35 руб. сроком на 15 лет и зовем инвесторов. Приходите, привозите ветровые установки, солнечные панели, комбинируйте с дизелями – вот вам тариф, который ниже сегодняшнего, и на какой-то период времени он гарантирован. Если устраивает – заходите. Если нет – скажите, почему, а мы все посчитаем, пересмотрим условия. Это в любом случае надо делать. Мы давно это предлагали, вроде даже правительство нас услышало.

Второй пример надбавки – мусорные ТЭЦ. Это просто какой-то апофеоз неэффективности! Тут у нас сразу несколько перекресток [перекрестное субсидирование] зашито. Межрегиональная: мы сжигаем московский мусор и заставляем платить все остальные регионы. Да, половину оплачивает Москва, но вторую-то половину берем со всех. И межотраслевая перекрестка: отрасль утилизации отходов мы субсидируем за счет отрасли электроэнергетики. У нас есть целое исследование, которое показало, что в этой идее все неправильно. А уж еще 25 заводов – это надо вообще рынок закрывать.

– Во-первых, у нас ссылаются на опыт Европы, Японии. Но в структуре системы обращения с отходами там сжигание находится на предпоследнем месте, после – только свалки. У нас же сжигание повысили на одну ступень выше, приравняв к переработке. Нигде такого нет. При этом мы сжигаем ценные отходы и получаем золу, отходы более высокого класса опасности. Во-вторых, это дорогой способ утилизации и его стоимость не покрывается. Поэтому им нужны деньги от электроэнергетиков. По предварительным оценкам, строительство 25 новых мусоросжигательных заводов (МСЗ) обойдется энергорынку в 1,2–1,5 трлн руб. Капитальные затраты на 1 кВт установленной мощности у МСЗ в 30 раз выше, чем у отобранных проектов модернизации генерирующего оборудования тепловых электростанций (379 000 руб. против 12 100 руб.). Если 25 заводов будут построены, дополнительный рост цены 1 МВт ч для потребителей оптового рынка составит в среднем порядка 5%, но в регионах реализации проектов он может быть выше.

Было бы справедливо платить МСЗ как обычному участнику рынка – за их мощность на рынке и за электроэнергию на РСВ. Это максимальный уровень поддержки, который мы готовы им оказать. Все остальное, чего им не хватает, они должны либо собрать с предприятий и граждан внутри отрасли обращения с отходами, либо получить субсидию от государства.

«Сектор ВИЭ хочет, чтобы ему костыли подставляли»

– Программа поддержки ВИЭ-генерации – ДПМ ВИЭ – существует за счет платежей рынка, который гарантирует 12%-ную окупаемость в течение 15 лет. За все время мы соберем 1,8 трлн руб. и построим примерно 5,5 ГВт мощности. Так вот, менее 500 млрд руб. достанется производителям оборудования. А около 800 млрд руб. уйдет банкам в качестве возврата процентов по кредитам. Почти половина. Иными словами, ДПМ можно назвать системой поддержки доходности банков. Поэтому, конечно, если эту половину снизить за счет субсидий на треть, это уже существенная помощь и рынку, и инвесторам.

– Мы на этом настаиваем. Смотрите, мы провели первый этап поддержки и надеялись, что на нем все остановится и сектор [ВИЭ] заживет собственной жизнью. Не получилось: сектор хочет, чтобы и дальше ему костыли подставляли. Но мы говорим, что не хотим быть единственными костылями в этой истории. Государство же поставило задачу существенно локализовать продукцию, тогда пусть субсидирует процентную ставку. Ведь если б государство параллельно не решало множество проблем с развитием промышленности для ВИЭ, с обеспечением занятости, инвесторы просто бы купили в Китае дешевую технологию и получили низкую стоимость электроэнергии.

– Зеленых сертификатов, доступных для покупки потребителями, пока нет. Однако мы считаем, что их надо внедрять уже сейчас и распространять на существующие ДПМ ВИЭ. Чтобы на сумму с продаж зеленых сертификатов можно было бы уменьшать ДПМ-платеж. Спрос на них будет. Напомню, эту идею мы начали разрабатывать несколько лет назад, сами создали рабочую группу в «Совете рынка», все просчитали и подготовили проект. Поэтому, когда в прошлом году [глава правительства в тот момент] Дмитрий Медведев на консультативном совете по иностранным инвестициям дал поручение разработать систему зеленых сертификатов, у нас уже все было. Почему это поручение появилось на совете по инвестициям? В России работает много иностранных компаний из списка RE100. Это компании, которые поставили себе задачу быть климатически нейтральными, использовать зеленые технологии. В их числе, например, IKEA, Unilever и др. Единственный способ доказать, что ты используешь возобновляемую энергию, – предъявить зеленый сертификат. Поэтому да, спрос будет. Более того, задумались об этом и российские компании, которые торгуют на зарубежных рынках. Потому что западные страны существенно ужесточают подход к своему импорту с той точки зрения, что это должна быть зеленая история.

«Эту проблему пытаются решить лет 20»

– В стране эту проблему пытаются решить лет 20, и никак решить не могут. В 2019 г. объем перекрестного субсидирования в электроэнергетике составил более 400 млрд руб. Из них 236 млрд руб. – перекрестное субсидирование на розничных рынках. Объем субсидирования между группами потребителей на оптовом рынке оценивается на уровне 185 млрд руб. В основе нашей неспособности решить эту проблему лежат социально-политические ограничения. Потому что – это очевидно – придется повышать стоимость электроэнергии для населения. Но тут важно понимать, кому повышать и насколько. Выходом были бы соцнормы (норма потребления, при превышении которой тариф становится выше. – «Ведомости»). Она была давно придумана, но так и не реализована. Или, например, усовершенствованная замена соцнормы – вариант Крыма, где еще с советских времен действует блочная система, когда тариф ступенчато зависит от объема потребления. На самой низкой ступеньке потребления он остается льготным и повышается по мере роста потребления. Высоту ступенек можно регулировать и сделать переход плавным. Полный отказ от перекрестки означал бы резкий рост тарифов для населения и, возможно, рост социальной напряженности. Поэтому мы – сдержанные оптимисты в вопросе преодоления перекрестки.

– Надо считать. Можно ориентироваться на соотношение в тех странах, где логичная система ценообразования: т. е. население платит больше, чем промышленность. Мы считаем, что потолок – это на 30%. Да, это очень серьезно, но это логично со всех сторон. Мы в этом вопросе крупных потребителей поддерживаем: те, кто потребляет много и сидит на высоком напряжении, должны платить меньше, чем те, кто потребляет мало и сидит на низком напряжении. Потому что оптовик всегда платит меньшую цену. Но, к сожалению, политические ограничения и риски социальной напряженности, о которых я уже говорил, не дают нам этого сделать. И нельзя осуждать правительство за это. Мы отвечаем за сегмент отрасли, а правительство отвечает за страну в целом.

«Мы сами толкаем потребителей к собственной генерации»

– Сложно сказать. По законодательству все генерирующие объекты мощностью больше 25 МВт должны присутствовать на опте. Поэтому владельцы крупной собственной генерации приходят к нам за разрешением не выводить ее на рынок, а использовать для себя. Мы видим только эту мощность. Остальное происходит вне нашей зоны видимости. Это плохо, и мы хотим это поправить, чтобы понимать, какой на самом деле объем розничной генерации и как он меняется.

К сожалению, иногда мы сами толкаем потребителей к строительству собственной генерации. Такой пример – идея «Россетей» по дифференциации тарифа ФСК (предполагает рост тарифа на передачу электроэнергии в магистральных сетях. – «Ведомости»). Иногда к этому приводят инициативы самих потребителей. Например, история с модернизацией Восточного полигона (Байкало-Амурской и Транссибирской магистрали), где строительство дополнительной генерации в интересах одного потребителя – РЖД – предлагается финансировать за счет других. И этот пример не единственный.

Оптовый рынок оказался очень удобной площадкой для сбора денег. Мы собираем деньги примерно с такой же эффективностью, как Федеральная налоговая служба. Но взять деньги с оптового рынка проще, чем у Минфина. Мы оказались заложниками своей эффективности. Отдельные группы потребителей, отдельные регионы говорят, что им нужны особые условия, им нужны регулируемые договоры на все группы потребителей, нужны сниженные тарифы, инвестнадбавки, которые гарантируют возврат капитала. Все это поднимает цену оптового рынка. А потом те же потребители говорят, что им нужны льготы, потому что цены оптового рынка растут. Получается замкнутый круг. Если это не остановить, система рухнет.

– Не надо навязывать рынку льготы, которые приведут к ухудшению ситуации для других. Есть два великолепных примера. Приходит потребитель и говорит: мне нужна льготная цена на электроэнергию – у нас такая модная отрасль, связанная с IT-цифровизацией, объемы потребления у нас большие, ровные, нам нужна суперцена. И такую цену назвал, которой у нас даже на РСВ нет. И тут он проговаривается: нужна льгота, потому что без нее срок окупаемости будет четыре года, а не два. Представляете? У нас в энергетике срок окупаемости 15–20 лет!

Второй пример. Приходит отрасль: мы сильно зависим от цены на электроэнергию, нам нужна льгота. Мы садимся разбираться, пытаемся объяснить, что они и без льгот могут снизить затраты, так как у них ровный график потребления. И тут я открываю «Ведомости» и читаю про эту отрасль. Оказывается, там закончилось отраслевое субсидирование и рентабельность по EBITDA снизилась с 60% до примерно 45%. Я звоню генераторам и спрашиваю, какая у них рентабельность по EBITDA. Они называют цифру в разы меньше. Так, может быть, той отрасли продолжить субсидирование из бюджета, а не пытаться получить субсидию от отрасли, где рентабельность существенно ниже? И мы такой прессинг испытываем каждый день.

Мне кажется, надо вводить общий принцип: если хочешь субсидироваться, раскрывай свою экономику. Потому что мы не готовы делать [другие] прибыльные бизнесы еще более прибыльными. И бюрократическими методами можно бороться. Любые просьбы о снижении цен на электроэнергию должны проходить через бюрократическую систему, систему скрупулезных обоснований. Например, на профильной правительственной комиссии по электроэнергетике, где есть и министры, и ФАС, и потребители, и все крупные генераторы, и мы. Или через Госсовет. Тогда губернатор, желающий получить регулируемый тариф для своего региона, должен будет объяснить другим губернаторам, почему они должны за это заплатить. Но самая эффективная политика – отсутствие любых исключений.

«Оптимизация – в объединении и укрупнении»

– Вскрыла. Что произошло? Объем потребления снизился, а объем обязательств по оплате нерыночной части мощности остался тем же. И это распределилось на меньший объем электроэнергии. За счет сжатия базы размер платы вырос. И тут мы выяснили неприятную для себя и для отрасли вещь: во все наши расчеты с точки зрения инвестиционного пирога – т. е. объема средств, который мы можем потратить на развитие отрасли, учитывая ограничение на рост цены электроэнергии не выше инфляции, – мы уже не очень укладываемся. Если туда добавить 25 мусорных заводов и Восточный полигон, мы пробьем инфляцию. А это нарушение решения президента России со всеми вытекающими последствиями.

Когда эти пироги рассчитывались, было два сценария, предполагающих рост потребления на 0,5 и на 1%. То есть, если у нас потребление начнет стагнировать, объем доступных средств для инвестиций снизится. Это очень неприятная картина. На мой взгляд, надо считать вариант роста потребления «на ноль» и закладывать с запасом. Но опять же никто не знает, сколько продлится вся эта история. Возможно, спрос быстро восстановится и не нужно будет ничего корректировать.

– Мы стоим на пороге больших перемен, как бы избито это ни звучало. У нас сейчас единая энергосистема. Надбавки и перекрестка создают сильный стимул для строительства собственной генерации. И ее строят. В какой-то момент владельцы собственной генерации поймут, что им надо объединяться в какую-то свою энергосистему, подключать ВИЭ, подключать накопители, цифровые технологии перераспределения спроса, агрегаторы спроса – закон возрастания энтропии применим и тут. Но в ответ система все равно будет стремиться к оптимизации. И оптимизация – в объединении и укрупнении. Может быть, на других условиях, с высокой степенью цифровизации и локального энергетического балансирования, гораздо большего, чем сейчас, но мы точно будем двигаться в этом направлении. Я оптимист и считаю, что временное нарастание хаоса в перспективе приведет к упорядочиванию и самоорганизации системы. И даже крупные потребители с собственной генерацией, которые в своих отраслях прошли путь повышения эффективности при росте масштаба производства, поймут выгоду консолидации. Произойдет перезагрузка.