Основатель «Евродона»: хотите свое мясо есть – помогайте своим производителям

В начале 2000-х гг. малоизвестный предприниматель из Ростовской области Вадим Ванеев решил создать первое в России крупное промышленное производство индейки. Расчет был на то, что белое мясо индейки станет альтернативой свинине, красное – говядине, плюс в нем масса достоинств: оно гипоаллергенно и диетично. Бизнес-идея выстрелила: компания с брендом «Индолина» стала лидером нового рынка и оставалась им вплоть до 2015 г., выпуская до 40 000 т индейки в убойном весе. Как оказалось, что Ванеев поднял бизнес не в одиночку: его поддержал именитый дирижер Валерий Гергиев. Позднее нашелся и другой партнер – бывший министр имущественных отношений и член совета директоров «Газпрома» Фарит Газизуллин. Он владел 40% «Евродона» через Brimstone Investments. Основным кредитором «Евродона» был и остается государственный Внешэкономбанк (ВЭБ).

В 2016 г. партнеры разошлись во взглядах на новый проект, предложенный Ванеевым, – производство утки. В итоге Газизуллин продал свой пакет в «Евродоне» компании А1, инвестиционному подразделению «Альфа-групп», а та в свою очередь попыталась через суд исключить Ванеева из состава учредителей. Информация о конфликте в «Евродоне» дошла до самого президента России Владимира Путина, рассказывали люди из окружения бизнесмена, А1 и ВЭБа. В итоге те 40% перешли ВЭБу – и конфликт завершился.

Казалось бы, опасность миновала, но тут случилась новая беда. В конце того же 2016 г. и весной 2017 г. вспышки птичьего гриппа принесли ущерб компании свыше 2,6 млрд руб., ВЭБ реструктурировал задолженность и забрал акционерный контроль: у него теперь 74% в компаниях группы «Евродон». А у Ванеева остается 11% в головной компании и 26% в других компаниях группы. Летом 2018 г. снова появилась информация о птичьем гриппе в «Евродоне», а после - и о трудностях с оплатой кредитов ВЭБу, посыпались иски от контрагентов, стала гибнуть птица. Компания не смогла сделать очередной платеж банку, и тот решил, что пора искать нового инвестора.

Ванеев до последнего оставался у руля компании, однако новое финансирование в размере 1,6 млрд руб. банк согласился предоставить лишь в обмен на то, что Ванеев уйдет с поста гендиректора. Эту должность он оставил 31 октября, а вместо него руководить будет компания «РК-проект», управляющая активами ГК «СУ-155». Ванееву предложено остаться в качестве замдиректора по развитию.

Сейчас бизнесмен с улыбкой называет себя «сбитым летчиком». О том, какие ошибки были допущены в управлении «Евродоном», каким он видит будущее компании и свое собственное, Ванеев рассказал «Ведомостям».

– Уважаемая газета, к сбитому летчику какой интерес?

– Все пошло от первого птичьего гриппа осенью 2016 г.

– Первый птичий грипп был, да, из-за диверсии.

– Вирус передается воздушно-капельным путем.

– Я сомневаюсь, что у кого-то биобезопасность была лучше, чем у нас, особенно после первой волны. Вот вы гарантируете, что ваша семья не заболеет гриппом?

– Вот ты и ответила на мой вопрос. Как я могу полностью защититься, если птичий грипп передается воздушно-капельным путем на расстоянии 5 км?! Какую хочешь ставь защиту – на 100% не защитишься.

– Так и работает во всем мире: то одну страну накрыло, то другую. Посмотрите статистику: в 2018 г. в России птичий грипп случился более чем в 30 регионах. Посмотрите на прилавки: в прошлом году мы еле-еле продавали и не могли продать грудку индейки за 120 руб./кг, а сейчас за 300 руб. не найти. «Евродон» выпал, а это где-то 45% рынка. Я со всей ответственностью заявляю: цены на мясо индейки теперь будут активно расти, а к Новому году вообще взлетят, потому что индейки нет. Нигде – даже в наших фирменных магазинах в Ростове-на-Дону.

Один на один с бедой

– После первой волны гриппа мы с Сергеем Горьковым [председателем ВЭБа до мая 2018 г.] семь месяцев вели переговоры о реструктуризации. Ежедневно. С чем согласны – с чем не согласны. В итоге мы договорились. Вот мы прощаемся, и тут мне говорят: задержитесь на минутку. Я своим бросаю, что, мол, догоню, и иду с ними [сотрудниками ВЭБа]. Захожу в комнату, там сидит хурал, и меня спрашивают: «Ты веришь в индейку?» Я: «Конечно, верю». На что в ответ же слышу: «А мы не верим. Если ты веришь, подпиши [документы о передаче] 74% долей [ВЭБу]». Что я мог еще ответить? Я создал эту отрасль. Я знал, как нам выйти из ситуации, как развивать проект. Я сказал, что подпишу. Я повелся на обещание, что если я выполняю ковенанты, то смогу выкупить обратно свои доли по номиналу – за 7400 руб.

– Да. Мне один министр тогда тоже сказал: «Твои акции разве не были в залоге? Были. Зачем ты их еще раз отдал?» А что я должен сделать? Мне надо было спасти компанию, получить деньги и дальше идти.

– Никак: мы не общаемся, два года не виделись. Его представитель в компании с нами держал контакт.

– Спросите у Гергиева. Для меня это тоже вопрос. Мою [долю] забрали, его – нет. В конфликте с «Альфой» он мне тоже не помогал. Все думают, что с «Альфой» мне помог Гергиев, а на самом деле [губернатор Тверской области] Игорь Михайлович Руденя. Именно через него Владимир Владимирович [Путин] все узнал и помог. Многие меня поддерживают, хотя есть и враги. Но если у вас нет врагов, значит, вы ничего не делали в жизни.

– Уже через три месяца мы вышли на проектную мощность – 12 000 т мяса индейки в месяц. Хотя тогда мы потеряли 80% стада.

– Говорил. Так все говорят. Ни одна компания в России не производит сегодня столько, как мы производили тогда, что бы ни писали про их планы. К маю 2018 г. мы уже были на точке безубыточности. А потом случилась вторая волна – летом 2018 г. При этом толком ведь так и не подтвердилось ничего, но карантинные меры ввели. Нам пришлось уничтожить 200 000 голов птицы. Нам закрыли продажи, не стало выручки, не на что стало покупать корма, платить по кредиту. Никто в мире птичий грипп еще не победил, мне же этот форс-мажор поставили в вину. Я оказался наказанным за то, что во всем мире признано форс-мажором. У нас все задокументировано.

– Мне много рассказывали, как за рубежом помогают в таких случаях. Деньгами, прежде всего.

– Ничего не получил. Я один на один остался с этой бедой и со своей командой. Все это привело в конце концов к тому, что мы имеем сегодня.

– Нет. «Росгосстрах» ушел, и я уже никто.

– Мы подавали [иски], теперь ВЭБ пусть судится.

– Я ничего не сбросил.

– Государство не должно оставлять производителя одного наедине с бедой.

– Просто сказать нельзя: это подтверждают соответствующие органы и службы.

– Хотите свое мясо есть, тогда помогайте своим или везите из Бразилии.

– Сейчас уже ничего.

«Все вопросы к новой команде»

– Это вопросы не ко мне, а к новой команде – теперь все вопросы к ним. Мы с [первым заместителем председателя ВЭБа Михаилом] Кузовлевым разговаривали 2,5 часа часа тет-а-тет, вроде договорились. В компанию заходит команда, нанимает аналитиков для оценки стоимости проекта и ищет инвестора, я помогаю. Если я найду деньги раньше, могу прийти забрать проект. Мне Кузовлев так и сказал: «Мы не хотим заниматься АПК. Мы банк развития».

– Так и есть, хотя я предлагал разные варианты. Например, убрать моего финансового директора и поставить их – управляли бы вместе. ВЭБ не согласился, а имидж мне подпортил. Я, мол, плохой управленец. Я ничего не имею против ВЭБа, но объективно: у банка за два года меняется третий руководитель. О чем можно говорить? Как и с кем договариваться? Заметь: мне не вменяют в вину, что я якобы что-то украл, забрал деньги... Нет же! Они говорят: неправильное управление. Хотя удивительно: «Евродон» – это меньше 1% всех проблем ВЭБа, а шума больше всего вокруг «Евродона». Я как-то сказал одному человеку: если у вас столько врагов и столько желающих забрать бизнес, значит, вы на правильном пути.

При этом ВЭБ недофинансировал проект, он недостроен, а требуют как с полноценного производства. Иностранцы приезжают к нам на объекты и пьют валидол от увиденного. Я построил родительское стадо еще в 2009 г. У человека можно отнять все, но мечту никогда.

– Ее определяю не я.

– Теперь общий долг будет ниже: там 300 птичников – все пустые.

– Долг около 28 млрд руб.

– Это они приписывают утку, а ее финансировал Россельхозбанк (РСХБ).

Ошибок нет

– Никаких ошибок нет. Единственно, возможно, не надо было строить «Металл-Дон». Хотя я предлагал одному из руководителей обменять компанию на 40% «Евродона»: ради этого «Металл-Дон» и строился.

– Он с ними (с бывшим руководством ВЭБа. – «Ведомости») оказался, не со мной. (После отставки Владимира Дмитриева с поста руководителя ВЭБа доля Brimstone Investments перешла напрямую структурам ВЭБа. – «Ведомости».)

– В мониторинговой группе три или четыре руководителя поменялось за год и два месяца. Не было конфликтов интересов – они ко мне даже в кабинет не заходили.

– У нас единая база и отчетность. Я просил и Пирогова, и Кузовлева приехать посмотреть, что я сделал. Пирогов так и не доехал, а такое пишет про меня. Сейчас посмотрим, чем будет заниматься их команда.

– Объемы были большими. Но почему г-н Пирогов не говорит, что я был первым, кто сделал столько мяса [индейки]. Почему теперь мне вменяют в вину, что я сделал много мяса? О чем думали те, кто пришел на рынок после меня? Они думали, что делают?

– Да, рынок. Мы сделали первыми, а за нами стали повторять, и рынок обвалился. Посмотрим, что будет, когда «Евродон» вернется: опять по 120 руб. за 1 кг будут продавать. Впрочем, для потребителей это хорошо. Пока же все кайфуют без нас, потому что нет лидера.

– Официально ничего нет.

– Не знаю. Во всем «Евродоне» из восьми площадок осталось четыре площадки родительского стада. Если они не несутся, их надо менять, т. е. завозить птицу, но никто ничего не будет делать. Если птичники в течение 3–4 месяцев не запустить, все сожрут мыши: холода ведь, они прут внутрь, сгрызут все кабеля. Но ВЭБ не хочет ничего вкладывать, мне Кузовлев так и сказал: «Нам надо быстро оценить и избавиться от этого актива».

– Они говорят, что заберут. Я не согласен, это неправильно. Если меня оставляют работать, я должен им помочь. Я все знаю – где трубы, куда и что идет. Но моего финансового директора не пускали в наш офис, который мы арендовали. ВЭБ нам даже не выделил деньги офис построить.

– Мне банк три года не давал деньги. Решение было принято в 2010 г., а первый транш мы получили в 2012 г. Спустя четыре года производство уже работало, хотя банк 5,2 млрд руб. так и не выделил. В итоге комбикормовый завод и завод по глубокой переработке нам не дали построить, а это самый маржинальный сегмент. Оборудование для комбикормового завода на складе. Офис тоже не дали построить. Мы же запустили то, что построили: например, заработал мясоперерабатывающий завод для производства охлажденной продукции.

– Сомневаюсь. Я могу любому аудиту доказать, что мы построили дешевле, чем «Черкизово», и намного дешевле «Дамате». Во-первых, помимо комбикормового завода и глубокой переработки вы не учитываете родительское стадо и всю инфраструктуру ко всем объектам длинной 500 км с нуля в чистом поле. Во-вторых, самая финансово емкая часть в производстве индейки – это переработка, которая у «Черкизово» уже есть. Более того, нас аудировал PricewaterhouseCoopers. Если бы у них возникли вопросы по стройке, то все [проверяющие] службы были бы уже в Ростове. У всех нас одни подрядчики, и они нам рассказывают: у наших конкурентов все развалится через 2–4 года, а наши птичники и заводы простоят 50 лет. 

«У меня есть идеи и мозги»

– Нет. Мною уже многие интересуются. У меня есть идеи, стратегия, мозги. Я не защитился бы, возможно, как профессор по птицеводству, но как академик по строительству отрасли дал бы фору любому. Мой пройденный путь и опыт в 15 лет – это бесценно.

– Мечта есть, если получится и все сдержат свои обещания, то я все восстановлю. ВЭБу индейка ни к чему – им нужно избавиться от проблемного актива. Если не получится, буду строить что-то другое.

– Ну кто мне что может нового рассказать про индейку? Мне нужны длинные дешевые деньги – и все, тогда даже никакие субсидии не нужны.

– 10–12 лет. Легко посчитать: завод строится два года, еще год-два, пока все настроится: цикл, продажи, пока птица вырастет. В итоге остается 9 лет на возврат кредита – нормально.

– Я начинал без всяких субсидий, никогда не рассчитывал на помощь государства. Я сам строил инфраструктуру. Кстати, спроси у «Черкизово», кто инфраструктуру строил им – дороги, свет, газ, воду? У нас 20% из стоимости проекта ушло именно на это.

– Больше 10 млрд руб.

– Кажется. Мои планы по Тверской области с Игорем Михайловичем [Руденей] остались.

– Не могу: там поручительства. Но я ничего не боюсь. Что со мной могут сделать? Максимум – посадить. Выйду и построю.

– Специалисты везде нужны. Сохранилась команда, мы готовы биться. Это жизнь, это бизнес: хочешь зарабатывать 100 000 руб. – иди в офис, хочешь выйти на другой уровень, рискуй всем. У меня «Евродон» отнимали пять раз, отняли на шестой. Я в жизни разорялся четыре раза. Вот и все.

– Птица Феникс себя сжигала. У нас будет Вадя-Феникс.

Перспективная утка

– Я бы не сказал, что там успешно все, но мы плотно занимаемся им.

– В продажах, в рынке: я два года не работал, 90% энергии уходило на борьбу и защиту.

– Команда. Я не уделял столько внимания, сколько должен. Я должен был заниматься стратегическим планированием, а на деле все делал в урывках.

– По утке надо увеличивать производство – мясокомбинат, где самая большая добавленная стоимость, работает на 30%. Утка у нас классная, но, чтобы она пошла, мне нужно ее в рознице по 300 руб. за 1 кг продавать, а не 450 руб., как сейчас сети наживаются.

– Деньги, надо взять кредит. Сколько – варианты разные.

– Я общаюсь только с [первым заместителем предправления РСХБ Ириной] Жачкиной и чувствую понимание.

– Нет.

– С пробуксовкой, но обслуживаем. Я думаю, что через полгода все выстрою.

– Часть мы погасили, проценты гасим.

– Вполне возможно. Если мне предложат, как и обещал Игорь Михайлович, что всю инфраструктуру мне сделают. Там бездонная бочка, у них ничего нет. Для них мы манна небесная. К нам целая делегация приезжала из Тверской области глав районов, они переругались за столом, где мне строиться. И по логистике они рядом со мной. Мне Москва нужна и Питер.

– Баранины не будет.

– Алкогольный бизнес давно умер: все кому не лень открыли алкогольные склады.

– Да, мне надо отдохнуть. Но ты увидишь: через год будешь снова интервью у меня брать.