Фармкомпании тратят миллиарды на разработку лекарств для лечения редких заболеваний

В 2014 г. в мире зарегистрировано 46 новых молекул – это на 17 больше, чем годом ранее, следует из доклада Thomson Reuters CRM International Pharmaceutical R&D, изданного в августе 2015 г. Эти молекулы – новые оригинальные лекарства, которые прошли все стадии клинических испытаний и получили одобрение регуляторов. Управление по контролю за продуктами питания и лекарственными средствами США (FDA) в прошлом году выдало разрешение на регистрацию 41 нового лекарства. Это самый высокий показатель за последнее десятилетие. Всего в FDA в прошлом году было подано 44 заявления на регистрацию лекарств, но только 93% прошли проверку. В любом случае это значительный рост в сфере R&D, отмечают аналитики Thomson Reuters. В 2015 г. FDA пока зарегистрировало 29 новых лекарств, сказано на сайте ведомства.

Новейшую историю развития глобальной фармацевтической индустрии обычно разделяют на «Эру изобилия» (до 2005 г.) и «Эру дефицита» (после 2005 г.), сказано в докладе Thomson Reuters. В 1990-х FDA ежегодно одобряло 35 препаратов, а пик пришелся на 1996 г., в котором было утверждено 56 лекарств, пишут аналитики Morgan Stanley в исследовании фарминдустрии, опубликованном в декабре 2014 г. По их данным, с начала XXI в. начался спад: с 2000 по 2010 г. FDA выдавало разрешения на регистрацию всего на 25 новых лекарств ежегодно. В 2007 г. FDA разрешило зарегистрировать только 18 препаратов, следует из данных Morgan Stanley. В мире с 2005 по 2013 г. ежегодно регистрировались 21–31 новая молекула, следует из доклада Thomson Reuters.

Разрабатывают меньше – тратят больше

Число зарегистрированных новых препаратов снижалось на фоне роста затрат компаний на R&D – c $20 млрд до $50 млрд с 2000 по 2010 г., подсчитали аналитики Morgan Stanley. По данным отчета Roland Berger Strategy Consultants (опубликован в 2013 г.), за последние 10 лет расходы на R&D по всему миру выросли более чем на 80%, а новых продуктов стало регистрироваться на 43% меньше. В 2014 г. на научно-исследовательские разработки было потрачено $51,2 млрд – это на $400 млн меньше, чем в 2013 г., говорится в исследовании Pharmaceutical research and manufactures of America (PHRMA).

Компании могли себе позволить увеличивать бюджеты на R&D, потому что получали в 1990-е прибыль от лекарств-блокбастеров (мировые продажи таких препаратов превышают $1 млрд. – «Ведомости»), к примеру антикоагулянтов, а также от первого поколения биотехнологических препаратов, к примеру интерферонов, пишут аналитики Morgan Stanley. К росту инвестиций в R&D привело также усложнение биологических мишеней и усиление надзора регуляторов за производством дешевых дженериков – аналогов оригинальных лекарств.

Стоимость исследований растет, а их результативность падает, признавал в интервью в 2013 г. «Ведомостям» член совета директоров GlaxoSmithKline (GSK) Монсеф Слауи. По его словам, результативность исследований компании выросла, когда GSK снизила количество R&D-центров на 40%, закрыла 45% мощностей, а команду уменьшила на 6000 человек. В результате сократилась стоимость разработки на один препарат, а частота успеха регистрации повысилась до 85%, добавляет Слауи.

Фармацевтические компании вынуждены адаптировать бизнес-модели и учитывать несколько факторов: небольшую коммерческую отдачу от R&D, замедление роста выручки в связи с истекшими патентами и ценовым давлением конкурентов, пишет Morgan Stanley. Патент, когда компания может эксклюзивно продавать препарат, действует около 10 лет, рассказывал ранее заместитель гендиректора Stada CIS Иван Глушков.

Например, Sanofi, одна из крупнейших в мире фармацевтических компаний, в 2010 г. потеряла 1,5 млрд евро от конкуренции с дженериками, рассказывал в интервью «Ведомостям» ее гендиректор Кристофер Виебахер. В 2012 г. продажи другой крупной компании – AstraZeneca упали на 15% из-за потери эксклюзивности на ряд препаратов, писала компания в отчете за 2012 г.

«Мне необходимо было восстановить компанию» – так описывал в 2013 г. гендиректор AstraZeneca Паскаль Сорио задачу, которую поставили перед ним акционеры (он возглавил компанию за год до этого, осенью 2012 г.). «У нас истекало большое количество патентов на препараты, исследовательское подразделение компании за предшествующие годы производило не очень много новинок», – сетовал он.

Уже год спустя Сорио радовался: «В первой половине 2014 г. количество наших разработок увеличилось на 14%. Наша цель – к 2020 г. быть лидером в онкологии, в лечении респираторных заболеваний, сердечно-сосудистых заболеваний, сахарного диабета».

Компании стремятся свести к минимуму финансовый и временной ущерб, который они несут в случае провала препарата во время испытаний, и методы минимизации непрерывно совершенствуются, говорится в докладе Thomson Reuters. Поэтому все больше препаратов достигает последней, третьей фазы клинических исследований, а значит, растет скорость создания потенциально успешных лекарств.

Что разрабатывают компании

Аналитики Morgan Stanley отмечают возвращение интереса инвесторов к R&D. Они связывают это с научными достижениями в области понимания различных заболеваний, например гепатита С или орфанных заболеваний (дословно – «сиротских», ими болеет очень небольшое число людей, но терапия, как правило, стоит дорого. – «Ведомости»). Треть новых молекул, выпущенных в 2014 г., предназначена для выявления редких заболеваний, преимущественно онкологических, говорится в докладе Thomson Reuters. Более 65% зарегистрированных лекарств FDA в 2014 г. относится к препаратам особой категории, предназначенным для противодействия онкологическим заболеваниям, гепатиту C и ВИЧ. Регуляторы присвоили большей части новых препаратов статус орфанных.

Успех 2014 г. обусловлен изменениями в портфеле разработок и стратегий, объясняет Антонио Хосе, директор по проектам в сфере наук о жизни, подразделение IP & Science компании Thomson Reuters. Несколько лет назад фармкомпании изменили подходы к R&D и сконцентрировались на редких заболеваниях, добавляет Хосе.

Сейчас в исследованиях есть несколько ведущих тем: лечение нейродегенеративных заболеваний (например, болезни Альцгеймера, Паркинсона), онкологические заболевания, поражающие миллионы людей, и воспалительные заболевания, рассказывает Слауи. По его словам, воспалительные процессы – это триггеры сердечно-сосудистых заболеваний, от которых погибает большинство населения.

Компании отдают приоритет разработке противоинфекционных препаратов, лекарств для лечения онкологических и орфанных заболеваний – в этих областях значительные неудовлетворенные потребности и спрос, объясняют аналитики Morgan Stanley. К тому же их быстрее вывести на рынок в сравнении, например, с лекарствами для лечения центральной нервной и сердечно-сосудистой систем – рынок таких препаратов насыщен, отмечают аналитики компании.

Высокая зарегулированность и ограничения по цене означают, что компании должны доказывать отличие нового лекарства от существующих стандартов лечения, объясняет Хосе. По его мнению, концентрация компаний на разработках в области онкологии или редких заболеваний может снизить регуляторные барьеры, особенно в случаях, когда для пациентов с редкими заболеваниями не существует лечения.

Несмотря на понимание научной основы болезни, для фармацевтических компаний разработка лекарства остается долгим, сложным и дорогостоящим процессом, говорится в исследовании PHRMA: средняя стоимость разработки одного лекарства составляет $2,6 млрд. В эту стоимость входят и все неудачные попытки в процессе проведения доклинических и клинических исследований.

В среднем для разработки препарата нужно 10 лет. По статистике, менее 12% потенциальных лекарств, которые дошли до первой стадии клинических испытаний, получат свидетельства регулятора. Но неудачи обеспечивают бесценные знания для исследователей при создании новых лекарств, говорится в исследовании PHRMA.

Ждут большего

Теперь компании более открыты в R&D, они привлекают исследовательские и академические центры, пишут аналитики Morgan Stanley, кроме того, стало легче взаимодействовать с регуляторами. Так, нормативные сроки испытания препаратов за последние 20 лет сократились в 2 раза, с 20 до 10 месяцев.

По данным Morgan Stanley, у новых препаратов более мощный коммерческий потенциал, чем у лекарств, зарегистрированных в предыдущие годы. Примерно 5% мировых продаж лекарств пришлись на препараты, выпущенные на рынок в последние пять лет, остальные 95% – это продажи ранее зарегистрированных лекарств, следует из доклада Thomson Reuters.

Глобальные продажи лекарств в 2014 г. пересекли отметку в $1 трлн, рост составил более 5% по сравнению с предыдущим годом, следует из доклада Thomson Reuters. К 2018 г. продажи вырастут до $1,3 трлн. «Я не думаю, что блокбастеры ушли. Я думаю, что все еще можно выводить на рынок такую продукцию, которая будет продаваться больше чем на $1 млрд, но нельзя позволять этому быть краеугольным камнем в стратегии компании», – говорил «Ведомостям» Виебахер.

Русский путь

Основные продукты российских фармкомпаний на рынке – дженерики; главные их преимущества – доступность технологий и относительная дешевизна производства, рассказывает исполнительный директор Ассоциации организаций клинических исследований Светлана Завидова. Разработку действительно инновационного препарата могут себе позволить крупные международные компании, у российских для этого недостаточно финансирования, объясняет она. В России деньги стоят слишком дорого; иностранных инвесторов, которые готовы сейчас вкладывать в России, немного, считает гендиректор DSM Group Сергей Шуляк. По его оценкам, на R&D компании могут тратить от нескольких десятков миллионов до сотен миллионов долларов.

Средний размер инвестиций на одну молекулу [в $2,6 млрд] – фармацевтический миф, уверен совладелец «Биокада» Дмитрий Морозов. Эта цифра, по его словам, включает административные издержки, строительство производственных мощностей и др. Стоимость изобретения новой молекулы в несколько раз ниже, говорит он, но цифру не называет.

Компании в России прошли фазу дженериков, биоаналогов (аналоги биологических лекарств. – «Ведомости»), накопили опыт, знания и деньги, начинается развитие рынка оригинальных препаратов, сказал Морозов. Этому пути, по его словам, следует и «Биокад»: компания теперь фокусируется на изобретении новых молекул, прибыль от созданных 4–5 лет назад биоаналогов и дженериков идет на R&D.

На стимулирование создания инновационных продуктов нацелена и госпрограмма «Фарма 2020», напоминает Морозов. Тем не менее по некоторым технологиям Россия уже отстает, замечает Завидова. «Фарма 2020» может помочь развитию R&D, но она предполагает, что в России будут создаваться десятки новых молекул, реалистичный план – 4–5 молекул в год в долгосрочной перспективе, считает Шуляк.

К тому же ограничиваться только Россией бессмысленно, тогда ни одна новая молекула не окупится, нужен выход на ведущие фармацевтические рынки, считает Шуляк. «Наш аципол имеет патент в Великобритании и во Франции, но, чтобы его там зарегистрировать, придется снова провести все исследования», – рассказывал в интервью «Ведомостям» бывший гендиректор «Фармстандарта» Игорь Крылов.