Половину экономики России уже составляет госсектор

Доля госсектора в ВВП России достигла 50% и вряд ли будет снижаться, обнаружили аналитики BNP Paribas. Это выгодно власти: средства госкомпаний можно бесконтрольно тратить на мегапроекты
Мост на остров Русский
Мост на остров Русский / В. Аньков / РИА Новости

«Газпрому» принадлежит медиахолдинг, ВТБ – компания «Галс-девелопмент» (реконструирует здание «Детского мира» на Лубянке, строит жилье), РЖД в кризис спасала банк «КИТ финанс», «Роснефть» в 2011 г. купила хоккейный клуб ЦСКА.

Доля подконтрольных государству компаний в экономике России существенно возросла, пишут Юлия Цепляева и Юрий Ельцов из BNP Paribas: например, в ключевой для страны отрасли – нефтедобыче – в 1998–1999 гг. государство контролировало 10%, сейчас – 40–45%; в банковском секторе – 49%, в транспортном – 73%. В 2006 г. доля госсектора в экономике, посчитали в Институте Гайдара по базе «Эксперт-400», составляла 38%, а к 2008 г. превысила 40%. Кризис катализировал процесс: госсектор, по данным Минэкономразвития, увеличился до 50% ВВП при среднемировых 30%.

Грань между финансовыми ресурсами государства и госкомпаний становится все более расплывчатой, продолжают Цепляева и Ельцов: госкомпании создают «параллельный бюджет» на амбициозные проекты, которые редко соответствуют профильной деятельности компаний.

«Газпром» – крупнейший инвестор Олимпиады-2014 после федерального бюджета: более 100 млрд руб. (бюджет, по оценкам Счетной палаты, – 466 млрд), из них только 31,5 млрд на газопровод Джубга – Сочи можно отнести к прямой деятельности компании. «Газпром» потратил на саммит АТЭС 300 млрд, а бюджет – 202 млрд. Официально деньги пошли на газификацию, пишут авторы, но трубопровод Сахалин – Хабаровск – Владивосток используется менее чем на 20%, т.е. цели проекта были шире, чем бизнес компании. Налоговая нагрузка «Газпрома» ниже, чем нефтяных компаний, и его вовлечение в государственные проекты правительство считает справедливым обменом, полагают Цепляева и Ельцов.

«Роснефть», по оценкам BNP Paribas, вкладывает $0,7–1 млрд в год в социальные проекты в регионах добычи. Например, в Нефтекумске Ставропольского края – 700 млн руб. в строительство поликлиники, квартир медикам и ремонт школы. ВТБ за $1,3–1,4 млрд реконструирует стадион «Динамо», не связанный с банковским бизнесом. Непрофильные инвестиции Сбербанка, по оценкам BNP Paribas, – $1 млрд в год. РЖД получила от государства в 2011 г. 119 млрд руб., из них 90 млрд пошли на Олимпиаду.

«Кооперация» госкомпаний и правительства сокращает стимулы к приватизации, считает Цепляева: доходы от нее не превысят вложений госгигантов в правительственные проекты. В перспективе, несмотря на все разговоры о приватизации, госдоля будет скорее расти, чем снижаться, продолжает она: «Финансовые рынки слишком непредсказуемы, чтобы часть элиты, поддерживающая приватизацию, была довольна ценами, а новый кризис может спровоцировать очередное «спасение всего» за счет государства и роста его доли в экономике». «Госкомпании используются как «точки прорыва», и я очень удивлюсь, если эта стратегическая модель изменится», – заключает Цепляева.

В 2013–2015 гг. приватизация должна принести 1,24 трлн руб. (примерно $40 млрд) – но это меньше, чем сделка «Роснефти» с ТНК-ВР (около $60 млрд), замечает ректор Российской экономической школы Сергей Гуриев.

«Параллельный бюджет» снижает прозрачность госфинансов, увеличивает возможности манипуляций, он вне системы контроля казначейства, сетует Цепляева.

Увеличение громадных резервов и ресурсов госкомпаний не приносит счастья стране, убежден бывший министр финансов России Алексей Кудрин (интервью с ним см. на стр. 06): «Посмотрите на «Газпром» – в свое время он входил чуть ли не в топ ведущих мировых компаний по капитализации. Сейчас капитализация упала многократно, мировые инвестиционные компании уже закладывают примерно 100 млрд руб. убытков, а это ведь расчетная величина, так низко оценивается качество менеджмента «Газпрома».

По оценкам «Тройки диалог», государство за четыре года потеряло $80 млрд стоимости принадлежащих ему акций из-за роста странового риска, среди причин которого – осознание инвесторами того, что государство упустило возможность провести реформы в благоприятный период высоких нефтяных доходов.