Неудобный 17-й год

Через два месяца Россия вступит в год, когда почти каждый день будет 100-летним юбилеем какого-нибудь крайне значимого в нашей истории события. Более того, мы у начала цикла юбилеев важнейших событий XX в., вокруг большинства из которых до сих пор нет общенационального консенсуса.

Все последние годы история России активно актуализируется для нужд пропаганды – достаточно вспомнить, во что превратилось празднование Дня Победы. В рамках такого подхода в 2017 г. никуда не деться от аналогий и аллюзий с событиями вековой давности, и власть начала готовиться. Как сообщалось в СМИ, эксперты научного совета Совета безопасности уже обсудили подготовку к 100-летию русской революции. Судя по публикациям, круглая дата воспринимается властью исключительно в логике противостояния «попыткам намеренного искажения этого и других важнейших периодов в российской истории».

Обычно под «попытками искажения» понимается любая трактовка исторических событий, противоречащая официально принятой. Но юбилей революции ставит столько сложных вопросов, что хоть искажай, хоть не искажай, а ничего выгодного для власти из него не извлечь, кроме общих и уже изрядно надоевших рассуждений о вреде любых и всяких революций. Можно бесконечно упражняться в проклятиях участникам Февральской революции, но никуда не деться от очевидного противоречия: если царская Россия была столь прекрасной и высокодуховной страной, как нам о ней рассказывают все последние годы, то как же кучка заговорщиков, агентов западных стран и прочих негодяев смогла ее сокрушить?

Наконец, главная проблема – это события октября 1917 г., с которыми вообще непонятно, что делать 100 лет спустя. Проигнорировать событие, которое в советские времена считалось ключевым во всей мировой истории и до сих пор увековечено в названиях городов, улиц, площадей, никак не получится, как и найти ему удобное место в современной версии истории.

Любые попытки представить большевистскую власть как логичное продолжение естественного развития российской государственности упираются именно в роковой 1917 год, когда большевики целенаправленно разорвали любую связь с прошлым и сделали все, чтобы от этого прошлого как можно меньше осталось. Они вывели Россию из Первой мировой войны, подписав Брестский мир с немцами, они признали независимость Финляндии, Польши и стран Прибалтики, они взрывали церкви, без суда и следствия убивали священников, предпринимателей, чиновников, офицеров и делали еще множество вещей, которые никакому майдану даже и не снились. И что со всем этим делать в 2017 г.? Осудить и отречься – но как же тогда превозносимый СССР, сколоченный кровью и болью гражданской войны? Как же Дзержинский? Похвалить и признать заслуги – но как же тогда сонм новомученников и исповедников, взорванные храмы, разруха и террор?

1917-й – самый неудобный год русской истории для обсуждения и осмысления в современных условиях: это год стремительного и совершенно внезапного крушения авторитарного царского режима, так и не сумевшего реформировать себя на рубеже веков. «Русь слиняла в два дня. Самое большее – в три... Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей... Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Чтó же осталось-то? Странным образом – буквально ничего», – описывал события февраля 1917 г. Василий Розанов.

Разительный контраст между парадным фасадом Российской империи и ее жалким и скорым концом заставляет вновь и вновь задуматься об устойчивости единовластия в кризисных ситуациях, таких как война и экономические проблемы. Может ли обладающий неограниченной властью лидер, окруженный подобранными по соображениям личной лояльности чиновниками, эффективно и адекватно среагировать на внезапный политический и социально-экономический кризис? Представляется, что именно такая постановка вопроса и будет считаться «попыткой искажения».

Автор – президент Института развития и модернизации общественных связей, Екатеринбург