Какие страхи россиян постоянны и какие меняются

Не первый раз «Левада-центр» обращается к россиянам с вопросами о том, чего они боятся. Сегодня набор включает 15 возможных объектов боязни. Спрашивают и про то, что случается с людьми как с частными лицами, и про то, что может произойти в обществе в целом. Массовые страхи, как известно, настолько же рациональны, насколько иррациональны. Они отражают и реальный уровень опасностей, и совсем другие факторы, стимулирующие или гасящие чувство страха.

Начнем с того, чего страшится большинство жителей страны. Чаще всего говорят, что боятся «болезни близких и детей». Высокие степени страха отмечают в разных группах от двух третей до трех четвертей опрошенных. Этот пункт стоял на первом месте во все годы опросов. И это всегда в первую очередь страх женщин и людей старшего возраста: они переживают за нас. Страх собственных «болезней и мучений» у них стоял на втором месте после страха за близких. Сейчас на него указывают 32% молодых и 57% старых. Страх болезней и мучений всегда был существенно сильнее страха смерти. Боящихся и не боящихся смерти фактически поровну. Перевес боящихся смерти среди тех, кому и жизнь в тягость: у бедных старушек в деревнях. На третьем месте по распространенности стоит страх бедности, нищеты. О нем сообщают 44%. Примечательно, что и среди наиболее зажиточных респондентов доля тех, кто боится бедности, больше, чем тех, кто не боится. Среди работающих есть страх потерять работу. Он выше всего у людей предпенсионного возраста.

Сразу после Крыма начались разговоры о возможности мировой войны. Тогда это вызвало страх у половины россиян. Но мировой войны не случилось, и страх упал до 43%. Он выше всего у тех, кому в случае чего идти воевать, и у женщин, которым страшно за сыновей и внуков. Руководящий слой тоже опасается, но почему-то гораздо меньше прочих. Знают, что войны не будет, или верят, что уберегутся?

Данные опросов показывают, что за последние четыре года мы прожили две эпохи. Мы помним, как начинался новый президентский срок. Боязнь произвола властей тогда поднялась на 13 пунктов. Чуткий индикатор разлитой в воздухе нервозности – боязнь стихийных бедствий выросла на 8 пунктов. Страхи смерти, мучений росли еще выше. Но вот вдруг оказалось, что Крым наш, – и все эти страхи в течение следующего года пошли так же стремительно на убыль.

Итак, чего же мы теперь совершенно не боимся? Ниже всего боязнь СПИДа. Максимум таких опасений среди учащейся молодежи, но и там их испытывают менее трети. У 50% бедных нет страха потерять сбережения.

Когда-то в 1990-е «произвола властей» боялась половина, «возврата к массовым репрессиям» – почти 40%. Доля испытывающих такие страхи упала почти вдвое. Боязнь новых массовых репрессий выше всего в столичной публике, в образованных кругах, особенно в студенчестве. Но вообще народ разбаловался. Если два года назад «ужесточения политического режима» боялась хоть четверть населения, то теперь едва ли одна шестая. Впрочем, среди начальства таких опасений гораздо больше. Наверное, думают: тут уж уберечься не выйдет.

Автор – руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»