Зачем гражданские активисты остаются в России
Еще есть вера в возможность что-то изменить и желание изучать трансформации государства и общества
Теперь они делают это, будучи гонимыми государством, работу которого они выполняют, будучи непонятыми, а то и порицаемыми обществом, во благо которого они эту работу делают. Зачем?
Отъезд из России известного человека перестал быть событием. На днях страну покинули бизнесмен и меценат Дмитрий Зимин, чей фонд «Династия» был объявлен Минюстом иностранным агентом, и дочь Бориса Немцова, убитого в феврале у Кремля, Жанна. Двумя неделями раньше о переезде на работу в США заявил профессор НИУ ВШЭ Константин Сонин. До этого Россию покинули писатель Борис Акунин, эколог Евгения Чирикова, математик Григорий Перельман. Список можно продолжать, у каждого он свой. «Люди, уезжающие сейчас из России, не эмигранты, а беженцы, – написал недавно основатель «Коммерсанта» Владимир Яковлев. – Уезжают они из-за того, что ни жить, ни работать, ни растить детей в России сейчас нельзя». С точки зрения Яковлева, формула «народ имеет то правительство, которого он заслуживает» устарела. Новая формула звучит так: «Каждое правительство быстро остается с тем народом, которого заслуживает оно».
Но сегодня в России остается немало тех, кого наше правительство очевидно не заслуживает. Российские гражданские активисты часто добровольно и безропотно брали на себя важные функции демократического социального государства, которые оно по каким-то причинам отказывалось или не спешило выполнять. Теперь они делают это, будучи гонимыми государством, работу которого они выполняют, будучи непонятыми, а то и открыто порицаемыми обществом, во благо которого они эту работу делают. Зачем? «Когда вокруг все осмысленное рушится, друзья и товарищи уезжают, а то и попадают под серьезные неприятности, в одночасье погибают организации, с которыми была связана моя жизнь, – конечно, я мыслю не так продуктивно и формулирую свои наблюдения не так ярко, как могла бы, – признается социолог Элла Панеях. – Проблема пока не столько в запретах, сколько в неудобной, ригидной, вязкой, сопротивляющейся осознанному действию среде. Это среда, поощряющая любой коллаборационизм, даже неосознанный». Панеях признается, что на ее решение остаться в России повлияли и личные обстоятельства, которые «складываются так, что есть возможность рисковать: я ни за кого сейчас особо не отвечаю». Но есть и другая причина: «Я знаю, что [уехав] я за фиксированный период времени – 5–7 лет – потеряю контакт с изучаемой реальностью. Поэтому мне имеет смысл постараться находиться в изучаемом поле как можно дольше, чтобы по возможности его понимать, осмысливать, описывать. Нынешний российский кейс, похоже, говорит что-то очень новое для современной социологии государства».
«Все очень просто: если твой социальный проект связан с государством – все, можешь закрывать. Но я с государством никак не взаимодействую, – говорит Екатерина Бермант, глава благотворительного фонда «Детские сердца», который 13 лет за счет частных пожертвований помогает детям с врожденными заболеваниями сердца. – И пока они меня сами не закроют, я не закроюсь». Бермант признает, что атмосфера вокруг, «конечно, неприятная», а ее круг общения постепенно перемещается за границу, но работа и призвание важнее: «Это же редкость, когда человек не просто зарплату получает, а еще и может делать что-то полезное. Мне не хочется это терять».
«Работать здесь в сфере НКО – это не просто плыть против течения, а плыть против течения с привязанной к шее стопудовой гирей, – говорит Митя Алешковский, руководитель проекта «Нужна помощь.ру». – Тебя считают жуликом, объявляют агентом. Что стимулирует? Опыт побед. Побед в борьбе с ветряными мельницами в ситуациях, когда казалось, что ничего не выйдет, а оно получилось». Алешковский приводит примеры побед: ситуация с сиротством сильно улучшилась во многом благодаря гражданским активистам и волонтерам, ситуация с обезболиванием улучшается медленно и трудно, но улучшается. В Амурской области волонтеры и чиновники совместно боролись с последствиями наводнения.
«Единственная мотивация – это вера в возможность что-то изменить, – считает сопредседатель общественного движения в защиту прав избирателей «Голос» Григорий Мельконьянц. – Те, кто потерял веру, уехали. Здесь, наверное, остались отъявленные оптимисты». Сегодня «Голос», долгие годы работавший на западные гранты, снимает офис на деньги из президентского гранта. Работают, как уверяет Мельконьянц, «как раньше, только денег стало меньше», но зато больше волонтеров приходит и эксперты все чаще бесплатно консультируют. Грант закончится в августе, дадут ли следующий – вопрос. А в сентябре будут очередные выборы. «Я бы на месте власти не выдавливал гражданских активистов и правозащитников. Они ведь гарантия безопасности госчиновников: кто еще в случае катаклизма будет защищать их права?» – говорит Мельконьянц.
Автор – журналист