Чисто неконкретное соглашение

Исторический саммит лидеров США и КНДР завершился подписанием документа без обязательств и подробностей

Внешняя политика США и Дональда Трампа отдаляется от традиционной дипломатии. Его личное участие в международных и двусторонних встречах чаще оборачивается громкими акциями, эффектными с точки зрения пиара и выдающимися как шоу, но не имеющими реального содержания или неоднозначными по последствиям. Импульсивность и растущая самоуверенность Трампа повышают риски для мировой политики.

Подписанное во вторник в Сингапуре на встрече Трампа и северокорейского лидера Ким Чен Ына короткое соглашение о нормализации двусторонних отношений и обстановки на Корейском полуострове выглядит эффектным завершением почти 70-летнего противостояния двух государств. Президент Южной Кореи Мун Чжэ Ин назвал саммит историческим событием, положившим конец холодной войне, японский премьер Синдзо Абэ более сдержанно сказал о первом шаге в денуклеаризации Кореи.

Саммит, состоявшийся несмотря на угрозу срыва, можно рассматривать как успех, но скорее пиаровский – американская пресса уже назвала его «самым захватывающим реалити-шоу президента Трампа». Подписанный сторонами документ декларативен, расплывчат и оставляет простор для интерпретаций. Пока главным бенефициаром саммита можно назвать Ким Чен Ына, прорвавшего международную изоляцию страны и впервые в истории КНДР добившегося встречи с президентом США, отмечает гендиректор Российского совета по международным делам Андрей Кортунов (симптоматично, что в сообщениях о саммите на сайте Белого дома страна едва ли не впервые названа Корейской Народной Демократической Республикой, а не Северной Кореей, как обычно). Положительный результат для Белого дома менее очевиден, считает эксперт по международным отношениям Владимир Фролов. Снижение напряженности на Корейском полуострове – это хорошо, но во всех четырех пунктах соглашения обязанности сторон прописаны крайне неконкретно, в них нет хотя бы приблизительных дат начала и вероятного завершения урегулирования в Корее, ликвидации ядерного оружия, в нем ничего не говорится о прекращении ракетной программы КНДР, которая стала причиной обострения напряженности, говорит Фролов. Соглашение явно отстает от обещаний быстрой, необратимой и прозрачной денуклеаризации, которые давал Трамп и его советники. Белому дому будет непросто доказать прессе и обществу, что стратегические договоренности являются успехом сами по себе, полагает Кортунов.

Отношения США и КНДР в репликах Дональда Трампа

16 сентября 2015 г.
«Никто даже не говорит о Северной Корее, где сидит этот маньяк, и у него есть ядерное вооружение, и кому-то стоит начать думать о Северной Корее и еще паре мест. Но точно о Северной Корее».

18 мая 2016 г.
«Я бы поговорил с ним. У меня бы не было никаких проблем насчет того, чтобы поговорить с ним».

19 апреля 2017 г.
«Этим следовало заняться предыдущим президентам – вплоть до Клинтона, но все это просто откладывали. Теперь я оказался в положении, когда у него имеется ядерное оружие. И нам надо с этим что-то сделать. Надеюсь, что он хочет мира, мы хотим мира».

30 июня 2017 г.
«Эра стратегического терпения в отношении северокорейского режима закончилась. Она длилась много лет, и она закончилась. И, откровенно говоря, терпение иссякло. Ядерная и баллистическая ракетная программы этого режима требуют решительного ответа».

8 августа 2017 г.
«На месте Северной Кореи я бы не угрожал больше Соединенным Штатам. Они столкнутся с огнем и яростью, каких мир еще не видел».

11 августа 2017 г.
«Военные меры сейчас полностью подготовлены, все заряжено и готово к бою, если Пхеньян поведет себя неблагоразумно. Надеюсь, что Ким Чен Ын изберет другой путь!»

12 ноября 2017 г.
«Зачем Ким Чен Ын оскорбил меня, назвав «старым», я же никогда не называю его «маленьким и толстым». Что поделаешь, я так стараюсь быть его другом, быть может, когда-нибудь это и случится».

3 января 2018 г.
«Лидер Северной Кореи Ким Чен Ын недавно заявил, что «ядерная кнопка постоянно находится на его столе». Может кто-то из его истощенного и голодающего режима объяснить ему, что у меня тоже есть ядерная кнопка, но она куда больше, сильнее, чем его, и моя кнопка работает!»

17 января 2018 г.
«Я бы сел за стол переговоров. Но я не уверен, что присутствие за столом переговоров решит проблему».

12 апреля 2018 г.
«Я думаю, что намеченная встреча с Ким Чен Ыном будет потрясающей. Я думаю, что она пройдет в духе взаимного уважения».

27 апреля 2018 г.
«Не думаю, что когда-либо был такой энтузиазм по поводу их желания заключить сделку. Будем надеяться, что мы заключим сделку. А если нет, ну и ладно».

Источник: «ТАСС-досье»

Трамп и его окружение будут пытаться представить итоги саммита как его личный успех, сравнивая переговорное искусство Трампа, его «бурю и натиск» (накануне саммита Трамп заявил, что соглашение зависит от «влияния момента») с механизмами традиционной дипломатии с ее тщательной экспертной проработкой сложных проблем, поиском компромиссов, сдержек и противовесов. В плане шоу дипломатам действительно сложно что-либо противопоставить действиям президента США, который рубит шашкой там, где считает малопродуктивными и затянутыми привычные переговоры: выход из иранской «ядерной сделки», повышение пошлин на промышленную продукцию стран G7. Отсюда – порой противоестественные итоги внешнеполитических достижений Трампа, в частности, баланс положительных и негативных политических последствий сделки с Ким Чен Ыном или экономических – для ряда штатов США, для которых, например, Канада является ключевым экономическим партнером. Зафиксированный фотографом взгляд канцлера ФРГ Ангелы Меркель, устремленный на Трампа, точно передает недоумение и недовольство Европы по поводу малопредсказуемых зигзагов политики США.

Встречи, подобные сингапурскому саммиту, и преподносимые его окружением «успехи» односторонних шагов укрепляют самоуверенность Трампа, его завышенную самооценку себя как выдающегося переговорщика, нежелание слушать профессионалов. Однако это одновременно повышает риски манипуляции президентом США со стороны партнеров на переговорах: немного лести могут позволить им добиваться таких соглашений, где положительный эффект для США ограничивается красивыми словами, а реального результата добиваются его оппоненты, говорит Фролов.

От обсуждения результатов саммита в Сингапуре зависит и вероятность личной встречи Трампа с Владимиром Путиным и нормализации российско-американских отношений, считает Кортунов. Заявление президента США о возможности превратить G7 в G8, вернув Россию в клуб великих держав, – только эпатаж партнеров, попытка продемонстрировать им свое превосходство. Если пресса и эксперты сочтут, что северокорейский лидер обыграл Трампа, встреча с более искушенным визави может оказаться под вопросом – но не исключено, что Трамп внушит себе мысль о сингапурском триумфе и попытается повторить «большую сделку» с другим «трудным парнем». Сама вероятность таких переговоров и их подготовка будут использованы российскими пропагандистами для демонстрации внешнеполитических успехов России и раскола на Западе. Однако его степень не следует переоценивать: европейцы могут спорить о частностях политики антироссийских санкций, но не об их целесообразности и обоснованности в целом.