Сто лет без черты оседлости

Историк Павел Полян о еврейской эмансипации, оформленной Февральской революцией

Черта оседлости, или, точнее, «черта постоянной еврейской оседлости», – это ареал, открытый для легального и постоянного проживания в Российской империи тех, кто исповедовал иудаизм, т. е. евреев как конфессии. За пределами ее периметра проживание евреев строго воспрещалось и преследовалось за исключением некоторых категорий. Ограничения имелись и внутри самой черты оседлости, например, на проживание евреев в сельской местности (к городским поселениям относились и местечки).

В переносном смысле понятие черты оседлости стало синонимом политики государственного антисемитизма в России, особенно во второй половине XIX в. Режим черты оседлости строго коррелировал с политикой российских монархов в еврейском вопросе или, иными словами, с уровнем их антисемитизма и с соответствующей степенью дискриминации евреев: периодами относительной либерализации ее режима считались царствования Павла I и Александра II.

Как таковая черта оседлости в России была введена указом Екатерины II от 23 декабря 1791 г. На ее царствие пришлись все три раздела Польши (1772, 1793 и 1795 гг.), каждый из которых добавлял России на западе обширные земли, плотно заселенные евреями, или по-польски «жидами». С присоединением к России Курляндии, а в 1815 г. еще и 10 привислинских воеводств (позднее губерний), составивших так называемое Царство Польское, автоматически возникли как бы две новые зоны черты оседлости: они не были слиты в единый ареал уже имевшейся черты, как таковой, а существовали в силу своей исторической и правовой специфики параллельно и автономно. Мало того, евреи из официальной черты оседлости не могли переселяться в Царство Польское и наоборот, что было отменено только в 1868 г. Но с точки зрения проницаемости остальной так называемой внутренней России для евреев что из черты, что из царства различий не было никаких.

После включения в 1818 г. в черту оседлости Бессарабской области ее сводный контур более не менялся и охватывал воеводства Царства Польского и губернии: Бессарабскую, Виленскую, Витебскую, Волынскую, Гродненскую, Екатеринославскую, Киевскую, Ковенскую, Минскую, Могилевскую, Подольскую, Полтавскую, Таврическую, Херсонскую и Черниговскую. Даже внутри этого ареала евреям запрещалось селиться в сельской местности, а также в отдельных городах, в частности в Николаеве, Ялте, Севастополе, частично – в Киеве, где им дозволялось жить только в особой части города, а именно на Подоле: интересный случай переноса самого принципа черты оседлости во внутриселенный масштаб.

После 1818 г. в России оказалось сосредоточено около половины всего мирового еврейства, причем всех их империя чистосердечно потчевала традиционными еврейскими кушаньями: удвоенным налогообложением, например. Черта оседлости была одним из главных инструментов российского правительства в его политике по отношению к еврейскому населению: с ее помощью резко ограничивались или дозировались межнациональные, межконфессиональные, межсословные и межрегиональные контакты с участием евреев.

Еврейские массы в городах и местечках черты оседлости характеризовались повышенной рождаемостью, скученностью населения, явной и латентной безработицей: иными словами, большая часть российского еврейства все более погружалась в бедность и нищету, толкавшие их, во-первых, в революционное движение и, во-вторых, прочь из черты оседлости.

Александр II, став освободителем для российских крестьян, таковым же для российских евреев так и не стал. Но при нем начались либерализация статуса евреев и расширение круга корпораций, свободных от дискриминации чертой оседлости. В этот круг вошли купцы I и II гильдий, выпускники вузов и лица со степенью доктора или магистра, мастеровые и ремесленники, отставные рекруты и некоторые другие. В циркуляре от 3 апреля 1880 г. министр внутренних дел Маков предписал губернаторам внутренних губерний не выселять незаконно поселившихся в них евреев до пересмотра всех законов о евреях, что интерпретировалось как признак подготовки царя к освобождению российских евреев и отмене черты оседлости. Но были такие планы или не были, цареубийство 1 марта 1881 г. перечеркнуло их на корню.

Александр III зарекомендовал себя контрреформатором и наряду с Елизаветой I был, пожалуй, самым яростным антисемитом во всей династии Романовых. С его воцарением по России прокатилась первая из трех больших волн еврейских погромов – в 1881–1884 гг. (две другие – 1903–1906 и 1917–1921 гг. – выпадут на властвование Николая II и на безвластие Гражданской войны). Нет, он не давал указаний погромщикам, но его отношение превосходно характеризует пассаж из письма варшавскому генерал-губернатору Гурко: «Сердце мое радуется, когда били евреев, но допускать этого ни в коем случае нельзя, так как от них богатеет земля русская». Любой цинизм лучше фанатизма, и даже такое отношение – прогресс на фоне елизаветинского mot: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».

Не забудем и введенную в 1886 г. numerus clausus для государственных гимназий и университетов, более известную как «трехпроцентная норма»: в черте оседлости – не более 10%, на остальной территории России – не более 5%, а в Москве и Санкт-Петербурге – не более 3%. Нормы эти, как правило, полностью выбирались медалистами, что фактически закрывало немедалистам дорогу к отечественному высшему образованию и толкало их или в заграничные университеты, или к вынужденно циничному крещению.

Царствование Николая II явилось продолжением отцовской, а не дедовской линии. Последний русский царь, будущий православный святой, верил не только в Распутина и его байки, но и в «Протоколы сионских мудрецов», а когда выяснилось, что «Протоколы» однозначно фальшивка, не стеснялся об этом сожалеть. В середине его царствия по России с грохотом прокатился новый вал погромов, начавшийся в апреле 1903 г. с Кишинева. После этого погромы и черта оседлости сделались предметом внешней политики, став камнем преткновения на переговорах с иностранными державами о новых займах России. В 1904 г. президент США Рузвельт сделал представление России, жестко потребовав от нее изменений в еврейском вопросе и строгого соблюдения Русско-Американского соглашения о торговле и навигации 1832 г. Сюрреалистичным был отказ царя пойти навстречу США в их требовании не препятствовать перемещениям по России граждан США, в том числе иудейского вероисповедания: коль скоро договор подразумевает подчинение американских граждан в России российскому законодательству, то, стало быть, к ним применим и режим черты оседлости. В 1911 г. Штаты денонсировали договор.

Политическое бесправие и депортации привели к тому, что началась массовая эмиграция евреев из России, а погромы ее многократно усилили: в 1881–1914 гг. только в США из России эмигрировало более 1,5 млн человек, причем экономически и творчески наиболее активных и продвинутых. Еврейская молодежь из числа остающихся изо всех сил рвалась сквозь бастионы черты оседлости и столь же массово уходила «в революцию», во все ее ответвления и рукава. Это напугало власть, заставило ее подумать не только о кнуте, но и о прянике, по возможности небольшом. Но когда Столыпин предложил царю и вовсе отменить запреты на проживание евреев в сельской местности по всей империи (за исключением областей казачьих войск), Николай отказался.

Общее бесправие, униженность, запертость и затертость в черте оседлости большей части еврейского населения крупнейшей в мире державы, претендующей на свой высокий пюпитр в европейском «квартете» и глобальном «оркестре», смотрелись вопиющим атавизмом и аномалией. Упрямое – вопреки всему – отстаивание черты оседлости подрывало международный авторитет Российской империи, тянуло ее вниз и назад, осложняло экономические связи с другими странами. После Кишинева получить займы от европейских банковских консорциумов, и не только с еврейским участием, стало крайне сложно.

Неудивительно, что призывы об отмене черты оседлости и об уравнении евреев в правах звучали постоянно. На стыке XIX–XX вв. это стало лозунгом не только еврейских организаций, но и частью программ большинства общероссийских партий, кроме черносотенных. За пределами Царского Села существовал консенсус, неплохо сформулированный Витте: «Я был бессилен заставить пересмотреть все существующие законы против евреев, из которых многие крайне несправедливы, а в общем законы эти принципиально вредны для русских, для России, так как я всегда смотрел и смотрю на еврейский вопрос не с точки зрения, что приятно для евреев, а с точки зрения, что полезно для нас, русских, и для Российской Империи». Витте улавливал и провиденциальную связь между еврейской политикой царя, революцией и судьбой монархии: «Я убежден в том, что, покуда еврейский вопрос не получит правильного, неозлобленного, гуманного и государственного течения, Россия окончательно не успокоится».

Но при всех царях российское правительство упорно отказывалось от ликвидации черты, обещая взамен лишь медленное и постепенное расширение прав евреев – по мере прогресса их ассимиляции. 31 мая 1910 г. евреи-депутаты Госдумы Фридман и Нисcелович при поддержке кадетов все же вынесли законопроект об отмене черты на рассмотрение Думы. Их поддержали 166 депутатов, в том числе 26 от партии октябристов. Но правые добились передачи законопроекта в комиссию о неприкосновенности личности, где его благополучно замылили.

Развязка наступила иначе и как бы сама собой – во время и благодаря Первой мировой войне. В 1914–1916 гг. по причине якобы поголовной нелояльности из западных прифронтовых губерний во внутренние губернии России было выселено 250 000–350 000 евреев. Но едва лишь дунув на черту оседлости, война фактически ее и сдула, уничтожила: еврейские беженцы, эвакуированные и интернированные, расселились по внутренним губерниям далеко и широко. Признанием этого факта стал циркуляр очередного министра внутренних дел Щербатова от 15 августа 1915 г., изданный под давлением межпартийного Прогрессивного блока в Думе. Формально циркуляр не упразднял черту оседлости, но разрешал евреям жить (временно!) во всех городских по­селениях страны, кроме столиц и местностей, находившихся в ведении министерств Императорского двора и Военного (Москва, Петербург, Ялта, Царское Село, области казачьих войск, а также сельская местность).

Формальное же упразднение черты оседлости произошло только после Февральской революции. Демонтаж государственного антисемитизма начался 4 марта 1917 г., когда на одном из первых своих заседаний Временное правительство отменило «процентную норму» и запрет на офицерскую службу евреев в армии. На заседании 20 марта (а скорее всего даже 21 марта по старому стилю, коль скоро заседать начали в 22.30) в бозе почила и черта оседлости. Временное правительство по представлению министра юстиции Керенского приняло постановление «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений». Одновременно изменения были внесены более чем в 140 законов и распоряжений. По просьбе представителей еврейских организаций ни выражение «черта оседлости», ни слово «евреи» в основном тексте постановления даже не назывались.

Черта оседлости – эта своего рода географическая клетка для российского еврейства – была главным символом государственного антисемитизма и дискриминационной антиеврейской политики царской России. Самой последней среди европейских стран полиэтничная Россия разомкнула наконец наручники на запястьях пятого по численности своего народа и признала элементарное – достоинство и равноправие всех своих, в том числе и еврейских, сограждан. Тем самым сделав шаг и к своей подлинной свободе. Сама же черта оседлости, просуществовав де-юре 126 долгих и унизительных для страны лет, осталась в российской истории несмываемым и дурно пахнущим пятном.

Карта юго-западных губерний европейской России с показанием процента еврейского населения по уездам, 1884 г.

Автор – географ, историк, ведущий научный сотрудник Института географии РАН

Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)