Рентная модель экономики, кроме всего прочего, задает объективно невыгодные для развития страны карьерные и трудовые стимулы для граждан. По мартовским данным ежемесячного мониторинга экономической ситуации, выпускаемого РАНХиГС, Институтом Гайдара и Всероссийской академией внешней торговли, в кризис увереннее других социальных групп чувствуют себя силовики и чиновники (см. статью на стр. 04). Они значительно чаще говорят о стабилизации в экономике и видят в ней улучшения. Что логично: представители двух этих групп оказались в наименьшей степени затронуты сокращением зарплаты.
Модель, в которой ставка делается на сырьевую и распределительную экономику с авторитарным типом управления, нуждается в гипертрофированной бюрократии и опоре на силу. Все это с неизбежным ущербом для производства и других сфер, таких как медицина, образование и проч. Об этом свидетельствуют стабильный рост в последние годы непроизводительных расходов бюджета (оборона, безопасность, содержание госаппарата) в ущерб производительным. За период с 2006 по 2015 г. число чиновников и силовиков выросло с 4,94 млн до 5,33 млн человек, а занятых в обрабатывающих производствах снизилось с 12,44 млн до 10,34 млн человек.
Профессии силовика и чиновника оказываются наиболее востребованными у молодежи. Наоборот, желание создать свой бизнес, заниматься творчеством, стать врачом или учителем снижается – бизнесом заниматься слишком сложно и рискованно, учитель не сможет обеспечить семье требуемый уровень дохода.
Может быть, это безвредная национальная особенность? Возможна ли экономика, работающая только на чиновниках и силовиках?
Если допустить бесконечную природную ренту, а также поступление все новых доходов от внешней экспансии силовиков (захваты соседних экономик) – теоретически да. Хотя и рента не бесконечна (а для совершенствования методов добычи нужен какой-никакой человеческий капитал), и внешняя экспансия ограничена как другими странами, так и собственными расходами на войну. Какое-то время такой режим мог бы существовать за счет постоянного снижения расходов на ненужную «социалку». Может, даже длительное время – но все хуже (см. Северная Корея).
Проблема еще в том, что рост непроизводительных расходов бюджета замедляет рост ВВП. Как показали Александр Кнобель и Бекчан Чокаев из Института Гайдара, рост расходов на безопасность и правоохранительную деятельность с 2,7 до 2,9 п. п. ВВП и на национальную оборону с 2,7 до 4,2 п. п. привел к сокращению экономического роста на 0,3 п. п. в 2011–2015 гг.
Необходимость администрировать и защищать рентную модель приводит к росту расходов на нее; это меняет достижительные стратегии россиян – все хотят быть чиновниками и силовиками; экономический рост падает вместе с уровнем человеческого капитала; конкурентоспособность экономики снижается, что вынуждает основанный на распределении ренты режим закрываться еще больше.