Как собирать долги

С 1 января 2017 г. надзор за деятельностью коллекторов передается Федеральной службе судебных приставов России (ФССП), соответствующий указ президент подписал 15 декабря. Теперь для того, чтобы заниматься коллекторской деятельностью, участнику рынка будет необходимо зарегистрироваться в публичном реестре, который будет вести ФССП. Этому указу предшествовал июльский федеральный закон № 230-ФЗ, существенно ограничивающий возможности коллекторов по воздействию на должников. Законом были введены лимиты звонков и личных встреч с должником, штрафы за непредусмотренные способы давления, возможность письменного отказа от общения с коллекторами до судебного решения и другие подобные ограничения.

За всей этой историей можно увидеть нечто большее, чем просто патерналистскую заботу государства о должниках, страдающих от недобросовестных коллекторов. По сути, мы имеем дело с конкуренцией двух моделей принуждения к возврату задолженности – частной и государственной. Английский антрополог Дэвид Гребер в своем научном бестселлере «Долг: первые 5000 лет истории» показывает, что возможность насильственного принуждения к возврату была тем фактором, который позволил долговым обязательствам стать основой капиталистической экономики. Если на заре истории это могла быть просто пара крепких ребят за спиной ростовщика, как пишет ученый, то сейчас это уже сложная государственная машина принуждения. В этом смысле ограничения деятельности коллекторов в пользу государственной службы, которые мы наблюдаем сейчас в России, выглядят вполне закономерными. Удивительно, что это не произошло раньше. Монополия на легитимное насилие является ключевым признаком современного государства, согласно классическому определению Макса Вебера. Казалось бы, государство должно в конце концов полностью монополизировать принудительный возврат долгов, вытеснив всех остальных игроков с этого поля. И весной в дискуссиях о законопроекте такие предложения звучали – сделать допустимым возврат просроченной задолженности только через суд и затем только через службу судебных приставов.

Однако здесь есть одна дилемма. Государственное ведомство, выполняя публичные функции на бюджетные средства, имеет объективно меньше заинтересованности в возврате каждого конкретного долга, чем частная организация, работающая за процент от суммы долга. В итоге крупные кредиторы (банки, страховые компании, управляющие компании, мобильные операторы и интернет-провайдеры) зачастую предпочитают передать просроченную задолженность на аутсорсинг коллекторам или же вовсе продать им множество долгов одним портфелем, нежели взаимодействовать с судебными приставами. Коллекторская деятельность сейчас – это не столько люди, царапающие на автомобиле гвоздиком «верни долг» (хотя и они тоже), как любят рисовать масс-медиа, сколько развивающийся рынок с довольно высокими оборотами. С последними законодательными изменениями и ужесточением государственного регулирования этот рынок может сократиться. По предварительным оценкам руководителя ФССП Артура Парфенчикова, которые он привел на пресс-конференции 26 октября, в реестр попадет в лучшем случае каждая 50-я из всех коллекторских организаций. Вероятно, многим кредиторам придется развивать собственные отделы взысканий и плотнее взаимодействовать со службой судебных приставов.

Но возможно ли гармоничное сосуществование частной и государственной моделей возврата долгов? В этом смысле показательна реформа исполнительного производства в Казахстане в 2010 г., когда наряду с государственными судебными исполнителями получили возможность работать и частные. Последние составляют саморегулируемую профессиональную ассоциацию со своим этическим кодексом, системой лицензирования и аттестации. Работают они на коммерческих началах, предлагая свои услуги за определенный процент от суммы долга (по местному закону об исполнительном производстве от 3 до 25% в зависимости от категории дел). Надзорные функции осуществляет Министерство юстиции. После недавних изменений с 1 января 2016 г. положение казахстанских частных исполнителей только упрочилось, поскольку они получили монополию на взыскание долгов с юридических лиц и граждан, а в компетенции государственных исполнителей остались только взыскания в бюджет. Совмещение частной и государственной моделей в рамках одной профессии наблюдается во Франции, где судебный исполнитель (huissier de justice), будучи официальным должностным лицом, ведет свою деятельность на предпринимательской основе.

В России сохранение частной коллекторской деятельности, но под контролем ФССП выглядит обоснованным решением, делающим невозможными хотя бы наиболее одиозные случаи притеснения должников. Однако без повышения эффективности деятельности самой ФССП эти меры могут сыграть против законных интересов кредиторов. Одним из способов ее повышения могло бы стать внедрение в самой ФССП некоторых принципов работы частных сборщиков долгов, а именно материальной заинтересованности в результате. Такой механизм существовал ранее, когда 70% исполнительского сбора (взимается с должника за отказ от добровольной выплаты долга) перечислялись во внебюджетный фонд развития исполнительного производства, часть средств из которого шла на премирование сотрудников и лишь 30% – в федеральный бюджет. Кроме того, действовала норма о поощрении конкретного пристава в размере 5% от фактически взысканной им задолженности. С 2004 г. эти нормы были исключены, весь исполнительский сбор (сейчас это 7% от суммы долга) стал уходить в бюджет. Возврат к отчислению хотя бы части этой суммы на финансовое поощрение сотрудников повысил бы заинтересованность приставов в результатах своей работы.

Автор – младший научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге