Рамка для министра

Смена руководства Минобрнауки возбудила не только ученых и учителей: в новом назначении увидели знаки изменений более общего свойства – организационных, политических, идейных. Тем более здесь важно отделить сигнал сверху (вольный или невольный) от реальных сценариев развития ситуации в отрасли.

Институты

Пошли сообщения о возможном разделении министерства на два ведомства – науки и образования. Первый симптом – биография, интересы и профессиональная заточенность назначенца. Второй – свежие заявления о том, что новый министр видит свою главную задачу в поддержке учительства.

Подобные акценты и в самом деле слишком зажаты для министерского профиля. Когда говорят «учителя», обычно имеют в виду начальную и среднюю школу. Но даже если иметь в виду и образование в целом, остается еще большая наука, в отношении которой выходит, что у государства «главных задач» более не предвидится. Что странно в эпоху инноваций, экономики знания и вставания с колен, в том числе в сфере обороны и «высокого импортозамещения», не говоря о коллапсе сырьевой модели. И даже если захотеть полностью скинуть научную сферу на ФАНО, остается бесхозной вся неакадемическая наука, которой агентство не занимается.

Аргументы от послужного списка не стоит переоценивать. В нашей традиции «бросать на отрасль» людей вовсе из другой сферы. Или «кидать». Последнее тому подтверждение – бывший министр, отправленный торговать с Украиной. Заявление о приоритетах учительства может иметь и вовсе простой смысл: сгладить впечатление от смелых (зато честных) предвыборных высказываний премьера о том, что хорошие люди идут в школу по призванию, подрабатывая на стороне. Не случайно официальные СМИ так акцентируют, что эту кандидатуру президенту предложил именно Дмитрий Медведев. А дефицит внимания к ученым новый министр может восполнить потом и по другому поводу.

И все же подозрения остаются. Обычно пристегивают образование к науке, но чтобы науку к образованию... Слишком странное решение даже при наших антимодернизационных трендах. К тому же есть исторические циклы, нарушать которые нельзя. Министерства науки и образования всегда то сливали, то разливали. Этот вечный маятник – судьба, как с министерством цветной и черной металлургии. Сейчас явно подошла пора, следуя национальной традиции, вновь разлить ведомство. Но тогда, с учетом ориентации нового министра и чтобы не резать по живому, логично было бы выделить министерство не образования, а просвещения, оставив остальное в сфере ведения другого линейного ведомства. «Остальное» здесь – фундаментальная, прикладная, отраслевая, академическая и вузовская наука, неразрывно связанная с высшим и профессиональным образованием. Тогда появится шанс скорректировать перегибы не только ЕГЭ, но и вульгарной формализации регулирования научной деятельности.

Идеи

Отдельный ажиотаж вызвали тут же размноженные прессой более ранние заявления идейно-политического характера: о том, что данные о репрессиях преувеличены, о предвоенных достижениях Сталина на ниве патриотизма, о том, что в свое время идеал политического деятеля сложился в России в образе царя, заботящегося о нации... Независимо от смыслов контекста здесь все же лучше разделить прошлое и будущее: важно, какие суждения об истории и идеологии будут появляться не в маргинальных лекциях, а в исполнении министра. Одно дело писать и говорить для узкой внемлющей аудитории, и совсем другое – подставляться под ответ людей с полемическим опытом, профессиональными знаниями и заточенными перьями.

Когда о завышении числа репрессированных говорит Арсений Рогинский, это понятно. Другое дело, когда в том же, казалось бы, контексте тирану и убийце с многократно доказанными политическими да и просто человеческими преступлениями приписываются особые заслуги перед народом и страной. Поднимать эти вопросы на государственном уровне значило бы вызвать в ответ такую волну старых разоблачений, что ИС с того света этого бы не одобрил и со свойственной ему политической тонкостью счел бы несвоевременным.

Так же с идеями про то, как Сталин перед войной сплачивал нацию. Стоит «конструктивно» заговорить об этом на государственном уровне, как тут же актив профессиональных и оснащенных неопровержимой фактурой историков с вновь разбуженным энтузиазмом заново припомнит все стратегические и тактические ошибки вождя, превентивную чистку комсостава, первые позорные реакции на начало войны и все остальное, включая лишние жертвы, тоже миллионные. Всерьез противостоять этой ответной волне профессиональное (в собственном смысле слова) сообщество не будет, и в строю останутся лишь всеми отпетые пропагандисты. Другое дело, что такая пропаганда может работать на массу – но только это в любом случае не дело Минобрнауки.

Зачем вызывать огонь на себя, когда его можно не вызывать? Сейчас в ходу сталинизм ползучий и умеренный – ортодоксальный сталинизм в духе даже не ЕР, а зюгановщины контрпродуктивен в том числе с точки зрения интересов официальной идеологии и власти. Как и слишком откровенный, «авторский» консерватизм. Поэтому и идея доработать в сопроводительных методиках то, что не удалось протащить в самом историко-культурном стандарте, может оказаться пока не вполне уместной. Не зря же было негласно признано, что все эти «трудные вопросы» нашей истории – муравейник, который сейчас лучше не ворошить.

Вообще говоря, во всей этой идеологической ситуации для власти сейчас важнее не столько радикальный консерватизм, особенно если он вдруг окажется более похожим на реакцию, сколько чувство меры и возможного ответа. Опыт участия Минкульта в сочинении концепции государственной культурной политики показал, что кавалерийский стиль в идеологии все еще нарывается на обструкцию.

Ценности

Еще более прямолинейные версии связаны с перспективой преподавания православия с 1-го по 11-й классы школы. С одной стороны, утверждают, что новый министр много сделала примерно в этом направлении из администрации президента. С другой стороны, это тоже лучше делать не в лоб. Видимо, не случайно уже прозвучало заверение, что на светский характер школы никто не покушается.

Далее выяснится, что в многоконфессиональной стране, в которой отдельные имперские традиции уже необратимо порушены, такие новшества могут сыграть дезинтегрирующую роль и, более того, стать мотивом и триггером опасных событий в условиях явно подступающей политической турбулентности. Когда заливать деньгами все труднее, тем более нет смысла подливать керосин в локальное недовольство. Если, конечно, не собираться консолидировать общество с поддержкой РПЦ, как тогда перед войной. Но в нынешнем контексте это скорее лишь создаст дополнительные внутренние фронты. Уже ясно, что для власти в ближайшее время главной ценностью будет социальный мир, а с одной РПЦ наперевес за него воевать трудно.

Автор – руководитель Центра исследований идеологических процессов