Постмодернизм местного разлива

После одной из недавних кадровых перестановок общественность оказалась взволнована вновь открывшимися текстами, автором которых значится тезка нового главы администрации президента – А. Э. Вайно. Мы ознакомились с двумя из них – статьей «Капитализация будущего» (КБ) и написанной в соавторстве книгой «Образ победы» (ОП). В обеих публикациях речь идет о некоем «нооскопе» – «первом приборе, позволяющем изучать коллективное сознание человечества».

Но речь, конечно, не просто об изучении и конкуренции со ВЦИОМом – речь, по сути, о некоторой новой модели «упреждающего управления» будущим: «Упреждающее управление – это система систем, включающая в себя: систему визуализации предвидения; сетевую систему, объединяющую предвидение с процессом политики; и систему обратной связи. Система визуализации предвидения направлена на сценарный анализ развития предполагаемых событий, своевременное предупреждение о надвигающихся главных событиях и приведение в готовность высших чиновников к потенциальным последствиям» (КБ). Центральный метафизический мотив работ – некое целостное единство «пространства», «времени» и «жизни», из различных конфигураций которых складывается все на свете. Модификациями этих трех субстанций можно управлять – с помощью «протоколов», «правил игры», которые формирует «элита», она же «superкласс». «Superкласс» обладает «фарном» – «эманацией солнца божественного огня», – причем «место человека в социальной структуре определяется степенью и способом его причастности к семейно-родовому «фарну», фарн – это же и «невидимая грань сущности мироздания» (ОП). «Как только элита перестает чувствовать и «считывать» невидимую сущность мироздания, – предупреждают авторы, – так сразу же наступает революционная ситуация, и эта элита отправляется в историческое прошлое, освобождая место под солнцем для новых игроков, координаторов и корректоров «правил игры» жизни» (ОП).

Цитировать все это можно до бесконечности: ссылки на Вернера Гейзенберга, бюрократическая лексика с центральным понятием «протокол», подчеркивание инновационной роли «армии и разведки» сочетается здесь с размышлениями о зороастрийском божественном огне и рассуждениями об «ангелах и джиннах» – все это делает чтение текстов столько же увлекательным, как и романов Виктора Пелевина.

У нас нет никаких поводов, основанных на публичных заявлениях А. Э. Вайно как нового руководителя администрации президента и А. Э. Вайно как автора названных работ, считать или не считать их одним лицом. Тем не менее ничто не мешает рассмотреть эти работы как свидетельство того, как себе представляют мир некоторые соотечественники, глубоко и всерьез размышляющие о судьбах страны и мира. Поставим мысленный эксперимент: представим на минуту, что в кругу именно этих представлений живут люди, управляющие страной, и попробуем понять, что же за этим всем стоит с точки зрения самоощущения российских властных элит, их способов ориентации в окружающем их мире. Но сначала небольшой комментарий насчет исторического контекста.

Тексты, которые привлекли внимание сегодня, были опубликованы в 2012 г., когда А. Э. Вайно перешел с должности руководителя аппарата правительства на должность заместителя руководителя администрации президента. В это время на аналогичном посту в администрации президента все еще находился В. Ю. Сурков – автор судьбоносных концептов «национализация будущего» и «суверенная демократия», обнародованных в 2006 г. в качестве амбициозного проекта некоторой общенациональной политической утопии. Работы А. Э. Вайно можно, таким образом, рассматривать как прошедшую в свое время незаметно для публики часть волны публикаций, спровоцированных утопическим призывом Владислава Суркова. Фигурирующие в них ключевые понятия, воинственная устремленность в будущее и вселенский размах замыслов заслуженно ставят эти публикации в ряд с тогдашним многотомным опусом «Проект Россия» и трудом под названием «Войны креатива». Политическим историкам и литературоведам будущего еще предстоит понять роль этого потока графомании в истории нашей страны.

Рассматриваемые нами тексты настолько грандиозны по размаху, что, конечно, бессмысленно видеть в них некую конкретную политическую модель управления и придираться к нагромождению туманных метафор. В них тем не менее, варьируясь в постоянных повторах, считывается фундаментальная интуиция власти, проговаривающей то, как она себя ощущает, как распознает в целом среду своего существования. Обращение к «фарну» и мистике указывает на то, что она не постигает оснований и причин своего властного положения и могущества – за это отвечает иррациональная «невидимая сторона мироздания», предоставляющая тебе и твоему роду «фарн» или удачу. Но с этой иррациональной неопределенностью тем не менее необходимо справляться также и рациональными – и даже сверхрациональными – способами. Мир крайне подвижен, существует в загадочных сгустках, таких как рынок и рыночный успех. Но этими сгустками можно управлять, для этого существует «протокол» – «механизм структурирования хаоса». Протокол – это правила игры, они отвечают за «управление соотношениями (пропорциями) между пространством – временем – жизнью». Тот, кто создает правила-протоколы, создает как саму игровую реальность, так и ограничения на ее понимание со стороны рядовых участников этих игр: «Конструирование правил позволяет строить реальность, т. е. создавать новое знаково-смысловое интерсубъектное пространство. Ограничение, накладываемое superклассом на правила понимания и обсуждения, не позволяет проникнуть в суть игры глобального рынка и в ее правила, создавая тем самым гиперконкурентные преимущества для узкого круга лиц» (ОП). Становится понятно, что «нооскоп» в этом универсуме всего лишь скромное техническое приспособление, речь о большем – о том, чтобы, задавая новые правила игры, справляться с фундаментальной мистической неопределенностью, дарующей «фарн». В своей посюсторонней части эта модель исходит из тотальной релятивистской и конструктивистской интерпретации мира: реальность без остатка конструируется, а кто является более сильным и глобальным конструктором – тот и выигрывает в играх.

Что это вообще такое? Откуда взялась эта приводящая в изумление и оторопь модель власти? Конечно, такое самоощущение можно понять как некую превращенную проекцию мира бюрократической жизни: бюрократическая реальность состоит из регламентов, кто создает регламенты и систему контроля их исполнения – тот и контролирует эту реальность. Но оставим в стороне эту простую редукцию, попробуем взглянуть на проблему шире. У такой интуиции мира можно найти и более сложные интеллектуальные истоки – это прежде всего философия «постмодернизма» местного разлива, представляющая всю реальность как сконструированную посредством знаков, символов и «смыслов», погруженную во всеобъемлющую паутину «власти» (М. Фуко). Теоретики постмодерна имели в виду, конечно, свою скромную благую цель – эмансипировать нас от разных «данностей», которые мы считаем само собой разумеющимися и которым непроизвольно подчиняемся. Например, когда считаем гендер какой-то природной данностью, отводящей женщине раз и навсегда определенное место в обществе. Но никто из них не предполагал, что в голове российских теоретиков управления все это воспарит до идеи, отменяющей всякую реальность, место которой заступает безграничная возможность конструирования новых правил каких угодно игр. Сторонники феминизма и борцы с сексизмом в таком универсуме просто маргинально курят на обочине.

Второй очевидный источник – наша история, т. е. советская власть. Советская система была радикальным авангардистско-утопическим проектом, основанным на самых экстремистских теориях модерна: «Весь мир насилья мы разрушим / До основанья, а затем / Мы наш, мы новый мир построим, – / Кто был ничем, тот станет всем», – это слова «Интернационала», написанные французским анархистом Эженом Потье, которые легко переводятся в терминологию властвующих элит, творящих мир посредством своих протоколов. Советская власть имела сложную историю, но глубинный источник ее легитимности, из которого она неизменно питалась, состоял в том, что она самоуполномочена историей произвести новый мир и новую реальность. Ее мандат на властвование заключался в том, что она взялась реализовать проект будущего, упраздняющий любое status quo. Именно на этом построен, например, весь проект формовки нового «советского человека», лежащий в основе грандиозной советской «культурной революции». Отсюда и презрение к любой системе взглядов, которая для этой власти всегда была всего лишь «идеологией» – инструментом манипулирования людьми.

Много чего было в истории советской власти, но в ней никогда не было одного – консерватизма (все разговоры о каком-то там «консервативном повороте» в современной России, конечно, чистой воды фантазия и злоупотребление понятиями). Консерватизм начинается с того, что нечто признается как существующее, как то, с чем нужно считаться. Но советская власть допускала такую существующую реальность только в порядке «стратегического отступления» – на время, как Ленин допустил нэп. Именно в эпоху ранней советской власти легко обнаружить аналоги новейшей теории управляемой «капитализации будущего» – это, например, идея тотального организационного управления Александра Богданова. В своей «Тектологии» он утверждал: «<...> область организационного опыта совпадает с областью опыта вообще. Организационный опыт – это и есть весь наш опыт, взятый с организационной точки зрения». Иными словами, вся реальность – это реальность, которую можно организовать или дезорганизовать, ибо в ней нет ничего, кроме этой вот организации. В большевистском радикализме был не только марксизм, но и русский космизм – с его безумным размахом, включая, например, идею Николая Федорова о возможности воскрешения умерших, без которой Мавзолей не украшал бы сегодня Красную площадь.

Весь этот комплекс идей, составляющих фундамент советской системы, полностью воспроизвелся и радикализовался в рассматриваемой модели управления. Она измельчала идейно – что само по себе является безусловным плюсом. Тем самым, правда, место источника полномочий на власть, черпаемых из утопического политического идеала, занял теперь мистический и непостижимо откуда взявшийся «фарн». Никто не собирается строить идеальное общество, речь идет всего лишь о том, чтобы удержаться у власти господствующему «superклассу». И свою стабильность он обретает за счет того, что демиургически постоянно генерирует новые «протоколы», не считаясь ни с какой данностью и не желая ее даже знать. Единственной реальностью здесь оказывается только «обратная связь» от произведенной самими элитами новой реальности, доставляемая сетью датчиков «нооскопа». Разумеется, такой Франкенштейн нуждается в контрольных датчиках – но это действительно проблема техническая. Вопрос о состоятельности этой модели управления сводится тем не менее к простой философской проблеме: существует ли что-то на самом деле – помимо конструируемой «протоколами» реальности?

Автор – философ, культуролог