Больше, чем партнерство

В начале сентября 2016 г. нам предстоит важная российско-китайская встреча на высшем уровне, которая состоится на полях саммита G20 в Ханчжоу. О том, что вместо короткой протокольной встречи и небольшой беседы состоятся полноценные переговоры на высшем уровне «как по формату, так и по содержанию», заявил в начале августа директор департамента Европы и Центральной Азии МИД КНР Гуй Цунъюй. Он отметил, что итоги встречи, вероятно, «будут сюрпризом для СМИ».

Политическая дружба против США

При этом с начала года уже произошел ряд событий, демонстрирующих качественные изменения в российско-китайских отношениях. По мере роста напряженности в Южно-Китайском море российская позиция по отношению к событиям в данном регионе стала более определенной. Сохраняя прежнюю линию на соблюдение нейтралитета в территориальных спорах между странами Азиатско-Тихоокеанского региона, Россия начала при этом вполне определенно критиковать позицию и роль США в ситуации вокруг спорных островов.

По действующей российской интерпретации, вмешательство «внерегиональных держав», в том числе американское «патрулирование по обеспечению свободы судоходства», ведет к росту напряженности, а потому в целом контрпродуктивно. Россия демонстрировала подобный же подход и в прошлом, как следовало из заявлений старших российских дипломатов, которые делались еще в 2013 г. Но теперь он подтвержден на более высоком уровне и в более явной форме.

Разночтения в отношении российской линии сохранялись длительное время, и делались попытки сравнить позицию Москвы с пресловутой «двойственной» позицией Пекина по Украине. Для разночтений, однако, не осталось места после пресс-конференции официального представителя министерства обороны КНР ст. полковника Ян Юйцзюня 28 июля, сообщившего, что Россия и Китай договорились о проведении совместных военно-морских учений в Южно-Китайском море в сентябре.

Учения вызвали негативную реакцию со стороны США: в заявлении Тихоокеанского командования американских вооруженных сил отмечалось, что они не будут способствовать снижению напряженности в Южно-Китайском море. Россия со своей стороны старается не привлекать к факту их проведения излишнего внимания. Тем не менее факт состоит в том, что, сохраняя нейтралитет в спорах Китая с другими странами Восточной Азии, Россия вместе с тем оказала явную поддержку Пекину в его противостоянии с США.

С другой стороны, Пекин постепенно занимает более ясную позицию по Ближнему Востоку. Начальник канцелярии Центрального военного совета КНР по международному сотрудничеству Гуань Юфэй посетил на днях Дамаск и пообещал увеличить «гуманитарную» помощь сирийским вооруженным силам (фактически – уже оказываемую долгое время помощь нелетальным снаряжением) и расширить подготовку сирийских военных в Китае.

Отношения двух стран в наиболее чувствительной сфере, сфере безопасности, становятся все более тесно переплетенными, что подрывает распространенную точку зрения о тактическом, вынужденном и ограниченном характере российско-китайского взаимодействия. Сотрудничество, включающее в себя значительное по масштабам военно-техническое партнерство, регулярные крупные совместные учения, обмен информацией, уже зашло гораздо дальше, чем осознает общественность двух стран и большинство внешних наблюдателей.

Можно, например, сколь угодно много говорить о «двойственности» китайской позиции в отношении Украины и Крыма. Неопровержимый факт, однако, состоит в том, что ключевой объект, обеспечивающий устойчивость российской власти на полуострове, крымский энергомост, построен с использованием китайского специального подводного кабеля высокого напряжения (Россия такие кабели не производит, в Европе и США его купить было нельзя), который был проложен китайским судном-кабелеукладчиком.

Россия вошла в период жесткого противостояния с США и Евросоюзом в начале 2014 г. Китай находится по-прежнему в процессе медленного усиления конфронтации с США, но на фоне конфликта в Южно-Китайском море этот процесс стал более явным. В данном контексте Россия и Китай постепенно переходят к новому качеству двусторонних отношений, хотя и этот процесс не может быть мгновенным.

Усиление зависимости в экономике

Как это отражается на экономике? Прежде всего, следует признать крайний дефицит данных о реальных масштабах и формах российско-китайского экономического взаимодействия. Российская статистика, например, практически бесполезна как в вопросах оценки притока прямых инвестиций в Россию из той или иной конкретной страны, так и в вопросах направления российских прямых инвестиций – это связано с широким использованием офшоров как частными, так и государственными компаниями из развивающихся стран вроде Китая и России.

Это не мешает систематически использовать в российской деловой прессе заведомо недостоверные показатели – например, цифру в $1,7 млрд накопленных китайских инвестиций в Россию, заведомо неправдоподобную и не согласующуюся с широко известными данными о конкретных проектах. По словам российских чиновников, китайское правительство попыталось осуществить некий неформальный подсчет проектов своих компаний в России и пришло к выводу о том, что объем накопленных китайских инвестиций в нашей стране составляет $33 млрд.

В этом случае Китай уже является крупным инвестором в Россию, хотя данные нуждаются в перепроверке и уточнении. Используемая в российской статистике цифра в $170 млн российских прямых инвестиций в Китай является еще более нелепой, но уточнить ее будет труднее, чем китайские данные. Справедливости ради, китайская статистика несколько лучше российской и видит более $8 млрд китайских инвестиций в России и более $900 млн российских инвестиций в КНР.

Следует отметить, что в нынешних условиях стремление к увеличению числа совместных проектов в сфере промышленности, инфраструктуры и сельского хозяйства наблюдается с обеих сторон. Природа господствующего в двух странах госкапитализма такова, что согласованный на политическом уровне проект в ходе последующих коммерческих переговоров всегда ждет нелегкая судьба. Оба партнера исходят из того, что «политически» проект уже предопределен, другая сторона не имеет возможности легко выйти из сделки и все силы должны быть брошены на то, чтобы вырвать у нее максимально выгодные условия, не особенно стесняясь в средствах. Тем не менее чаще всего эти долгие, мучительные переговоры все же приводят к заключению сделки. Мы уже видели примеры этого с ВСТО и «Силой Сибири», и эти соглашения уже изменили качество российско-китайских отношений. Обсуждаемые соглашения по «Силе Сибири – 2» и высокоскоростной железной дороге Москва – Казань будут иметь сравнимые масштабы; в разных стадиях подготовки и ряд менее крупных, но более высокотехнологичных промышленных проектов.

Таким образом, в текущем году мы уже стали свидетелями значительного усиления координации действий Москвы и Пекина в сфере международной политики и в военной сфере. Что касается экономической взаимной зависимости, то она уже весьма велика, хотя и недооценивается большинством наблюдателей. В дальнейшем эта зависимость будет лишь расти. Обе стороны могут тщательно избегать слова «союз», но это уже нечто гораздо большее, чем «добрососедство» или даже «стратегическое партнерство».

Автор – ведущий научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН, старший научный сотрудник Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ