На прошлой неделе суд признал невиновной искусствоведа Елену Баснер, которую обвиняли в проведении недостоверной экспертизы картины. Мы не будем в этой колонке высказывать мнение о том, что происходило на самом деле, нам достаточно решения суда. Учитывая, что российский судья в среднем выносит один оправдательный приговор раз в семь лет, оправдание по этому громкому делу достойно внимания, равно как и несогласие Следственного комитета с решением.
Судья Анжелика Морозова, вынося приговор, пришла к выводу, что Баснер совершила не преступление, а профессиональную ошибку. Такое решение является знаковым, поскольку оставляет за российским профессионалом право на ошибку. Искусствоведы (вспомним недавний случай, когда американский специалист оценил вазу школьницы в $50 000, приписав авторство Пикассо), врачи (находящиеся под огнем критики после всякой неудачной операции), инженеры, представители технических профессий – все они работают в условиях, когда ошибки неизбежны. Поэтому у каждой из этих профессий разработаны кодексы этики, оговаривающие то, как надлежит реагировать на ошибки коллег.
Реакции могут различаться от профессии к профессии, но этические нормы объединяет одно – признание неизбежности какого-то числа ошибок. Если отнять у врача право на ошибку и преследовать его в уголовном порядке за каждый промах, что будет делать рациональный, например, хирург? Он будет проводить только максимально простые операции, где риск совершить ошибку минимален, и стараться избегать сложных пациентов с неясным исходом лечения.
В ряду перечисленных нами профессий очевидно не хватает одной – следователя. Следствие всегда ведется в обстановке неопределенности и сомнений в правильности принимаемых решений. Изучив фактические материалы дела, следователь приходит к внутреннему убеждению (ст. 17 УПК РФ) о виновности подозреваемого и направляет дело прокурору. Как бы ни хотели думать сторонники возрождения понятия объективной истины в уголовном процессе, внутреннее убеждение никогда не является абсолютным и ошибки уголовного преследования неизбежны.
Российская действительность такова, что следователь – профессия, которой отказано в праве на ошибку. Праве, которое есть у врачей, строителей, а теперь и искусствоведов. Оправдательный приговор в суде считается самым негативным показателем работы следствия. Запрет на ошибку следствия ведет к столь низкому проценту оправдательных приговоров и прекращений на досудебной стадии – следователи просто не занимаются сколь-либо «сомнительными» делами. Запрет на ошибку проявляется и в том, что уголовная реальность подгоняется следствием под простые рамки. Если в 2009 г. на 15 самых частых составов УК РФ (статья + часть) приходилось 67,5% приговоров в суде, то в 2013 г. это число увеличилось до 73,0%. Как врач, боясь ошибки, отказывается брать сложных пациентов, так и следователь, опасаясь оправдательного приговора, квалифицирует преступление по максимально простым и понятным составам.
Важной исторической причиной нынешнего «запрета на ошибку» стало повсеместное распространение следствия. До середины 1960-х гг. примерно равное количество дел в суд направляли следователи прокуратуры и органы дознания (участковые, оперативные работники, другие сотрудники милиции), они передавали в прокуратуру материалы, которые затем уходили в суд. Для большей части сотрудников милиции дознание по уголовным делам не было главной задачей, численность специалистов-дознавателей была невелика. Да и в прокуратуре следователей массово привлекали к работе, не связанной с расследованием уголовных дел. Зато велика была доля оправдательных приговоров. Суды признавали, что и прокуроры, и милиционеры имеют право ошибаться, а они – суды – имеют право эту ошибку исправить.
Указ президиума Верховного совета СССР от 6 апреля 1963 г. создал следственные органы в составе Министерства охраны общественного порядка (так тогда называлось МВД). За последующие 10 лет практически вся работа по расследованию преступлений перешла в руки профессионалов – дознавателей и следователей. И они утратили право на ошибку.
Внутренняя отчетность, создание которой сопутствует рождению любой специализированной службы, превратила оправдание подозреваемого судом из мелкой служебной неприятности (как это описывают мемуаристы начала 1960-х) в трагедию на грани увольнения. Даже ослабление следственных органов и текучка 1990-х гг. не изменили ситуацию.
Актуальный пример – признание судом права на ошибку специалиста-искусствоведа – повод для российских следователей не продолжать бороться за обвинительное решение, а начать серьезный разговор о том, как выбираться из ловушки, в которой они оказались в силу исторических причин. Ситуации, в которой в отличие от врачей, строителей, экспертов следователи не имеют права на добросовестную ошибку.
Пока следователь – представитель важнейшей и ответственной профессии – не получит права на ошибку, которую может исправить суд, и пока не сформируются этические правила, которые позволяют сообществу самому определять, как оно относится к разным ошибкам, следствие в России останется репрессивным и работающим, за редким исключением, со все более простыми и очевидными случаями.
Авторы – научный сотрудник; ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге