Сирия: С кем договариваться

Развитие событий на Ближнем Востоке, особенно в Сирии, подошло к критической черте. Конфронтацией между Россией и Западом пользуются их региональные партнеры, и порочный круг насилия стал практически неконтролируемым. Мировое сообщество не может больше созерцать, как происходит саморазрушение государств региона, нарастают волны беженцев и масштабы гуманитарной катастрофы, уродуется человеческое сознание. На почве всего этого хаоса террористический интернационал, закрепившийся в Сирии и Ираке, начал тотальную войну против современной цивилизации. Подтверждение тому – серия терактов в небе над Синаем, в Ираке, Ливане, Париже, за которые взяло на себя ответственность запрещенное в России «Исламское государство». Если еще два-три года назад Ближний Восток рассматривался как зона региональной напряженности, то теперь новые очаги терроризма и религиозной вражды создают риски для глобальной безопасности.

В этих условиях прямое военное вовлечение России в сирийский кризис с призывами к выстраиванию широкой антитеррористической коалиции должно действительно дать импульс к координации в той или иной форме международных усилий, к налаживанию на этой почве взаимопонимания с США, но может иметь и обратный эффект, вызвав еще большее взаимное недоверие и отчуждение. Цена ошибок здесь неизмеримо высока. Превратятся ли Россия и США из потенциальных союзников в борьбе с общим вызовами со стороны воинствующего исламизма в амбициозных соперников, зависит не только от выбора Соединенных Штатов, но и от линии поведения самой России.

На начальной стадии акция России имела определенный тактический успех. Удалось предотвратить обвал государственных структур на территориях, контролируемых сирийским правительством. В противном случае вооруженная оппозиция, в первую очередь воинствующие исламисты из числа ИГ, «Джабхат ан-Нусра» (также запрещена в России) и других многочисленных террористических группировок имели весомые шансы прорваться к власти. Как бы то ни было, вялотекущий процесс конфликтного урегулирования был сдвинут с точки замерзания. Активизировались воздушные удары по позициям ИГИЛ со стороны коалиции во главе с США, которые в свою очередь начали вносить коррективы в антитеррористическую стратегию. При активной роли России и США, действовавших на параллельных курсах, наметились сдвиги на фронте многосторонней дипломатии.

В то же время нельзя не отметить, что действия России подвергались критическим оценкам со стороны Запада, Турции и ряда арабских государств Персидского залива, возникло множество спекуляций и недоуменных вопросов. Каковы реальные цели российской операции? Борьба с терроризмом или спасение Асада? Не ведет ли вмешательство России в пользу «шиитской оси» к укреплению проигиловских настроений среди суннитского большинства в Сирии и к дальнейшей эскалации насилия? Это серьезная попытка установить деловое взаимодействие с США или игра на повышение престижа «сильной России» за счет «слабеющей Америки»? Вызывал вопросы и выбор целей для авиаударов, что давало почву для ложных интерпретаций позиции России в том смысле, что Москва, как и официальный Дамаск, всю вооруженную оппозицию считает террористами. Некоторые двусмысленные заявления официальных лиц и пропагандистские выступления в СМИ действительно наводили на мысль, что на поле военных действий правительству Сирии противостоят исключительно террористы. Как будто и не было у России политических консультаций с самым широким спектром оппозиционных сил, связанных с различными отрядами вооруженной оппозиции. Надо отдать должное российской ближневосточной дипломатии. Она своевременно реагировала на сигналы непонимания и информационной войны, исходящие извне, стараясь вносить те или иные корректировки в политическое обеспечение военных усилий.

Линия разрыва между «войной и политикой» прослеживалась также в постановке приоритетов. Что вначале, а что потом: разгром ИГ или продвижение по пути политического урегулирования сирийского кризиса? Этот важный вопрос был одним из пунктов разногласий. По мере налаживания многосторонних консультаций становилось понятней, что ключевое звено в международных антитеррористических усилиях, в каком бы формате они ни проводились, составляет именно Сирия. Даже Ирак в меньшей степени. Там есть хоть и хрупкое, но всеми признанное правительство. То есть до тех пор, пока самими сирийцами при международном содействии не будут согласованы параметры переходного периода и не начнется реальный политический процесс с отсечением действительно террористических группировок, трудно ожидать решающих успехов в борьбе с ИГ. Только при сохранении Сирии как территориально целостного светского государства с реформированной политической системой возможно направить внутренние военные силы на искоренение терроризма.

В ходе второй встречи международной «Группы поддержки Сирии» наибольшие разногласия сохранялись по двум вопросам: кого считать террористами и какова роль Башара Асада в политическом процессе. От договоренностей по этим вопросам во многом зависит организация переходного периода в разделе власти и выстраивание общей стратегии в борьбе с ИГ и «Джабхат ан-Нусрой». Эти две организации признаются террористическими практически всеми. Но есть сотни других сильных группировок, часть из них спонсируются влиятельными региональными игроками, как, например, Саудовская Аравия, Турция, Катар. Конгломерат больших и малых террористических группировок исламистского толка в Сирии (по различным оценкам, их от 400 до 1000) представляет в военном отношении большую силу.

Вместе с тем в рядах вооруженной оппозиции есть отряды и полевые командиры, которые вполне разделяют видение Сирии как единого государства со светской правовой системой правления, обеспечивающей равные гражданские права независимо от этнической или конфессиональной принадлежности. Это могут быть Свободная сирийская армия, подразделения, входящие в «Южный фронт», суннитские племена, часто меняющие союзников в зависимости от развития военной ситуации. Поиск партнеров по переговорам в этой среде после отсечения группировок, отнесенных к террористическим, представляется перспективным направлением совместной работы, разумеется, с участием России.

Что касается будущего сирийского президента, то на нынешнем этапе участники венского процесса, похоже, согласны не ставить этот вопрос в качестве условия продолжения переговоров. Но рано или поздно наступит момент, когда именно он станет камнем преткновения. И Россия должна быть готова к тому, чтобы сделать какие-то шаги навстречу и со своей стороны. После многолетнего ожесточенного конфликта с таким большим количеством жертв и человеческих страданий трудно ожидать, что президент, при котором это произошло, станет центром национального примирения.

На этом пути еще множество подводных камней. И не все из них связаны с внешними факторами. Правительство Сирии и разношерстная оппозиция сами по себе сложные партнеры. Инструменты влияния на них со стороны России или США не всегда действенны.

Для России важно, чтобы ее позиция не ассоциировалась с негибкостью официального Дамаска, который, судя по заявлениям президента Асада и министра иностранных дел Муаллема, предпочитает свести реальный политический процесс к ни к чему не обязывающему диалогу. При такой линии поведения нашего сирийского союзника России будет трудно взаимодействовать с внешними партнерами.

Стратегия выхода из военной операции тоже зависит от этого. Ослабленная сирийская армия, какой бы ни была российская поддержка с воздуха, нанести поражение ИГ уже не способна. Для этого необходимо объединение всех антитеррористических сил внутри Сирии и координация действий в международных рамках.

Автор – член Российского совета по международным делам