Россия: бегство от себя

В начале 90-х, как бы к этому периоду ни относиться, страна в целом перестала быть политическим экстравертом и развернулась к собственным проблемам. Это случилось не без помощи кризиса, но пошло на пользу и воспринималось как нечто долгожданное. К тому времени советский человек уже устал кормить соцлагерь, чужие освободительные движения и мировую революцию, поглощавшую ресурсы даже в анабиозе. Это отношение распространялось тогда и на братские республики, в которых впадавшее в безыдейность население видело скорее обузу, чем завоевания. Поэтому и распад СССР стал для массы «катастрофой века» далеко не сразу и не без подогрева пропагандой.

До самого последнего времени идеология, питавшая программные материалы власти, сохраняла преимущественную ориентацию на внутренние проблемы. Два ключевых понятия – стабильность и модернизация – были прежде всего «о себе», о том, что сделано и якобы делается уже. Международный авторитет значил для самоощущения вождей, элит и масс немало, но опирался прежде всего на достижения страны – неважно, насколько они были реальными или утрированными пропагандой.

То же в отношении будущего: Россию волновало ее место в новом мире, но для обеспечения международного положения и престижа обсуждалось в первую очередь, что ей необходимо сделать в себе и с собой. Соответственно, источники проблем, стопорящих развитие, понимались прежде всего как внутренние и, более того, коренящиеся в самой власти, в дефектах государства, «вертикали» и номенклатуры. Правда, политическое руководство смело и изящно дистанцировалось от бичуемых пороков, будто не имея отношения к социальному расслоению, коррупции, давлению на бизнес и умерщвлению инноваций, однако никто не пытался изобразить, что мы не имеем тут дела прежде всего с собственными, внутренними проблемами и задачами. Наоборот, в выступлениях о смене вектора и наведении порядка в вертикали имитировались честность, политическая воля, уверенность и решимость – та самая «мускулистость» текста и образа, столь ценимая нашими спичрайтерами еще с ельцинских времен.

Чтобы в полной мере осмыслить коренной перелом в умонастроении, достаточно оглянуться всего на два-три года назад. Это какой-то коммунальный Альцгеймер! Люди не помнят, насколько все было другим, насколько они сами были другими в своих представлениях и ценностях. Такие обвальные сдвиги в установках и мирочувствии по большому счету не нормальны, их трудно не отнести к расстройству. Идейный разворот на 180 градусов, не приходя в сознание. Люди не просто забывают о своем вчерашнем мировоззрении, но и в самом прямом смысле «не помнят себя» – какими они были, что ценили и чего хотели. В острой форме это, простите, уже вытекающая из Альцгеймера деменция (от латинского dementia – безумие) – «приобретенное слабоумие, стойкое снижение познавательной деятельности с утратой в той или иной степени ранее усвоенных знаний и практических навыков». Проблема даже не в том, что «едет крыша», а в том, с какой пугающей скоростью она это делает.

Внимание не просто переключают вовне – ему вовсе не дают переключаться. Раньше даже в нашем телевидении были типологически разные сюжеты, позволявшие «переводить взгляд». Теперь новостной горизонт выворачивается наружу, но сужается, картинка предельно упрощается, а ее формат все более становится похожим на амбразуру. Подавляется сама способность переключать внимание – чтобы оно вдруг не переключилось куда не нужно. Это даже не шоры, а операция, лишающая пациента самой способности вертеть головой. Плюс перенастройка оптики зрения, при которой человек видит все вдали, но ничего у себя под носом. Из королевства уже и кривые зеркала выносят за ненадобностью – остаются перископы и мониторы наведения.

Хуже того, из дома выносят ценные вещи: образование, науку, культуру, здравоохранение. Бюджет следующего года закрепляет наше отставание практически во всем, что относится к мирной жизни – и к жизни вообще. Россия «встает с колен» голой, но на последние деньги бряцает оружием, заглушая стыд перед настоящим и страх перед будущим. Кажется, что страна опять живет, не чтобы жить, а чтобы, пугая всех, тешить больное самолюбие.

Император, прозванный Миротворцем, сказал: «У России есть только два союзника: ее армия и флот». Наше поколение идет дальше: еще немного, и в России вообще не останется ничего, кроме армии и флота, к тому же не обеспеченных деньгами, наукой и технологиями. Живущие по принципу «сила есть, ума не надо» забывают, что теперь даже голая сила создается мозгами.

Это тупик, причем короткий. Эпоха мобилизационных прорывов, когда можно было пожертвовать качеством жизни ради мощи и экспансии, кончилась. Если стране нечего показать миру, кроме взведенного оружия, это впечатляет лишь слабонервных и ненадолго. Потерявшиеся в жизни и распадающиеся изнутри теряют силу и вовне (не говоря об уважении и достоинстве).

Кризис самооценки пытаются снять прошлым: мистическими скрепами и бряцанием отечественной культурой, от классики до русского авангарда, как на церемониалах Олимпиады. Но и здесь страна теряет себя, не оставляя культурного слоя, кроме тиражируемой бездарности и археологических наслоений тротуарной плитки. Мы становимся именно тем, что русская культура всегда ненавидела и презирала, с чем боролась, часто жертвенно.

Считается, что все это не по ошибке или злому умыслу, а от безысходности. Феноменальная поддержка власти при забитости оппозиции – все это скрывает острый невроз, вызванный перспективой обвала в жизненно важных сферах. Наверху знают цену любви народной (и знают цену, заплаченную за профессиональное возбуждение этой страсти). На фоне торжества внешнеполитической воли и ликования по этому поводу втайне рисуются сценарии самые катастрофичные, в том числе и для самой власти – режима и персоналий. История все же чему-то должна учить, когда речь идет о сохранности шкуры. Но пока просматривается скорее импульсивная стратегия отодвигания конца любыми средствами, в том числе лишь усугубляющими положение и делающими перспективу вовсе безнадежной.

Ситуация во многом уникальная, и готовый выход по аналогии из нее не просматривается. Политические флюгеры уже рисуют картину нового либерального тренда и замирения с миром, которая на этот раз будет самобытной и правильной, поскольку вот только теперь мы все это сделаем не по указке, а по доброй воле и с позиции силы.

Если хоть что-то способно приостановить движение к срыву, можно не обращать внимания даже на такой бред.

Автор – руководитель Центра исследований идеологических процессов