Ложный изоляционизм: не вредить иностранцам, а терроризировать россиян

В своей классической биографии Талейрана британский дипломат Дафф Купер, посол Великобритании во Франции во время Второй мировой войны, замечает: «Никто охотнее воинственного националиста не объявляет своих сограждан предателями». Национализм и подозрительность не ходят один без другого, так же как державничество и изоляционизм. Националист свято верит, что большинство соотечественников не заслуживают доверия, а державник полагает, что малейшее иностранное дуновение невозвратимо погубит его могучее и победоносное государство. Оба не видят в своих взглядах никакого противоречия. Но поскольку сегодня власть в России принадлежит не пропагандистам, а бюрократам, любовь к изоляционистской риторике органично сочетается со страхом перед реальными изоляционистскими практиками. Меры, которые можно было бы счесть шагами к установлению российской автаркии (ею не был и Советский Союз, а Россия физически не в состоянии ею сделаться), укладываются в известную концепцию «бомбить Воронеж». Или, по русской пословице, бить своих, чтобы чужие боялись: не столько вредить иностранцам, сколько терроризировать россиян, лишая их качественных продуктов, качественной информации, рабочих мест или привычных услуг.

Госдума 15 мая приняла во втором чтении проект закона «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ» (об уточнении отдельных положений некоторых законодательных актов РФ). Обратим внимание на название: ни из основной его части, ни из пояснения (в скобках) невозможно понять, в чем предмет правовой новации. Для пущей доходчивости название и пояснение повторяют друг друга. Примерно 85% новой законотворческой продукции называется «О внесении изменений и/или дополнений» в уже действующие правовые акты. Если законопроект имеет собственное оригинальное название, то это или метеорит с неба («О принятии в состав РФ новых субъектов Федерации») или публицистическая болтовня от парламентария оригинального жанра, не имеющего шансов на успех («О наделении граждан РФ счастьем и отдельной квартирой»). По доброму бюрократическому обычаю самые зловредные инициативы называются максимально неприметно. Оборот «отдельные/некоторые законодательные акты РФ» в названии всегда настораживает опытного наблюдателя, как и фраза «технические поправки». Любое изменение федерального законодательства – вопрос политический, вопрос об изменении и перераспределении властного ресурса, поэтому никаких «технических поправок» в нем не существует.

В нашем случае под отдельными уточнениями скрывается новелла, прославившаяся в прессе как «закон о нежелательных организациях». Проект подписан двумя депутатами – Александром Тарнавским от «Справедливой России» и Антоном Ищенко от ЛДПР. В Думе считается, что проект с одним-двумя авторами выглядит несолидно, обычно инициатор старается заручиться подписями коллег по комитету или фракции. С другой стороны, когда ближе к первому чтению становится ясно, что проект проходной, депутаты начинают более-менее массово под ним подписываться – им нужно улучшать свои показатели эффективности в преддверии составления новых выборных списков. Поэтому один из характернейших признаков успешного будущего закона – рост числа его авторов после внесения. Однако под патриотической инициативой за два месяца, прошедших от ее внесения до первого чтения, так никто из единороссов и не подписался.

Содержание законопроекта весьма невнятно. Мутные формулировки, передающие всю полноту правоприменения органу исполнительной власти, который будет реализовывать закон, – базовый тренд новейшего российского законотворчества. Законы пишут так именно потому, что эта неопределенность расширяет полномочия силовой и исполнительной бюрократии вне зависимости от написанного в тексте. Отсутствие недвусмысленного правового определения «политической деятельности» – движущая сила всей государственной борьбы с НКО – «иностранными агентами». Но в проекте Тарнавского – Ищенко это свойство доведено до таких степеней, что вызвало возражения у наименее либеральных инстанций – комитета по безопасности под председательством Ирины Яровой и Минюста (правда, на его позицию могло повлиять то, что ведомство – оператор по новому закону – не Минюст, а Генпрокуратура при участии МИДа). И тот и другой прислали заключения с просьбой доработать проект ко второму чтению: уточнить, какие именно организации могут быть признаны «нежелательными», и согласовать проект с действующим законом об экстремизме. В отзыве правительства было высказано резонное пожелание определить, что в проекте подразумевается под «организацией» и «участием» в деятельности нежелательной организации, за которые предусматривается уголовная ответственность. После второго чтения в тексте появилось любезное уточнение: вместо «организации деятельности» новая статья УК теперь предусматривает санкцию за «руководство деятельностью либо участие в такой деятельности».

Если законопроект будет принят, он ничего не добавит к уже действующим законам об НКО, борьбе с экстремизмом, «антисанкционному» законодательству. Новация, которая всех пугала на ранних этапах рассмотрения проекта, – возможное распространение его на бизнес-структуры – после второго чтения устранена. В версии третьего чтения текст касается некоммерческих организаций, и профильный комитет по конституционному законодательству в заключении пишет, что функция проекта – «прямое закрепление» в законе «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека» норм, которые уже есть в других действующих законах. Проект даст некоторые дополнительные возможности МИДу, но не позволит ему сравниться в карательной силе с Минюстом, а у Генпрокуратуры, второго бенефициара новеллы, и без того репрессивных полномочий довольно. Дойдет ли проект до третьего чтения? При всей своей формальной подозрительности,в нынешнем виде он достаточно бессодержателен для того, чтобы, с одной стороны, вписаться в актуальный изоляционистский тренд, а с другой – ничего в сложившемся положении вещей не поменять.

Автор – политолог, доцент Института общественных наук РАНХиГС