Николай Митрохин: РПЦ в эпоху абсолютизма
Поток светских новостей о церкви и ее представителях отвлекает общество от действительно важных процессов, идущих в Русской православной церкви. А на них стоит обратить внимание.
Сразу после распада СССР система церковного управления освободилась от гнета партийно-государственной машины, принудительно выкачивающей значительную часть церковных финансов в госбюджет и Фонд мира, и немедленно архаизировалась, превратившись в аналог средневековой вотчинной системы. Самые влиятельные «князья церкви», возглавлявшие наиболее крупные епархии и два важнейших церковных «министерства» (управление делами Московской патриархии и Отдел внешних церковных связей), входили в состав неизбираемого органа – Священного синода. Синод был, если перевести смысл явления на язык экономической публицистики, одновременно наблюдательным советом и cоветом директоров с участием представителей миноритариев (провинциальные епископы, становящиеся временными членами Синода на два-три заседания). Священному синоду подчинялись также другие церковные министерства, возглавлявшиеся менее влиятельными епископами. Эти отделы фактически не получали финансирования из общецерковного бюджета и жили за счет средств, привлеченных из внешних источников или от рядовых епархий, возглавляемых их руководителями. Естественно, в такой ситуации финансирование и деятельность отделов были не слишком значительны.
Основная часть церкви была отдана в управление многочисленным епископам (к концу правления Алексия II их было около 170), которые были фактически бесконтрольны. Отказавшись от права голоса в общецерковных вопросах (архиерейские, т. е. епископские, соборы были редкостью и проходили формально, а поместные, т. е. общецерковные, при Алексии в нарушение устава церкви вообще не проводились) и соблюдая общецерковные богословские и догматические установки, они получили право творить в своих епархиях почти все, что хотели.
Но самое главное, что епископы получили при Алексии, – это возможность де-факто не платить церковные налоги. На архиерейских соборах предстоятель церкви жаловался, что поступления от епархий составляют всего 5% от бюджета Московской патриархии, и в своих выступлениях занимался откровенной рекламой подчиненной ему лично фабрики по производству церковной утвари и свечей, торговля которыми помогала пополнить скудный общецерковный бюджет (см. Сборник документов и материалов юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. Москва, 13–16 августа 2000. С. 20).
На епархиальном уровне ситуация повторялась – священники и приходы терпели самоуправство епископов, стараясь максимально утаить от них свои доходы. Еще хуже ситуация складывалась в самой крупной автономной части РПЦ – Украинской православной церкви. Там церковному начальству все время приходилось учитывать: перегнешь палку – приход, а то и епископ «уйдут в раскол». Таким образом, на мой взгляд, РПЦ в годы правления Алексия II с экономической и управленческой точки зрения представляла собой гигантскую корпорацию, объединявшую под единым брендом десятки тысяч самостоятельных экономических агентов (епархии, приходы, монастыри, церковные и околоцерковные предприятия и даже священников как индивидуальных предпринимателей без образования юридического лица), выплачивавших вышестоящему звену корпорации умеренную франшизу.
Выход из этой ситуации также начали разрабатывать при Алексии II. Первые шаги по ликвидации даже формальной церковной «демократии» – соборности – начали разрабатываться с 2000 г. Именно тогда в нарушение собственного устава и любой юридической логики Архиерейским собором, нижестоящим органом, был отменен регулярный созыв вышестоящих поместных соборов (см. материалы собора и устав РПЦ – и то и другое на сайте Московской патриархии). Это решение было подтверждено только девять лет спустя, когда Поместный собор пришлось собрать ради выборов уже нового патриарха. Тогда же в Москве и в некоторых посещаемых туристами местах (например, в Кижах) получила распространение практика ликвидации приходов как самостоятельных юридических лиц и переподчинение их и приносимого ими дохода напрямую патриарху Московскому. Сейчас в Москве не более половины действующих церквей являются в юридическом смысле «приходами», т. е. собраниями верующих. Остальные – не более чем точки по оказанию религиозных услуг, действующие в статусе «подворий» лично патриарха или подчиненных ему ставропигиальных монастырей (расчеты мои на основе ежегодной статистики, оглашаемой патриархом в его докладе на Епархиальном собрании г. Москвы). Так, например, в своем ежегодном выступлении на собрании духовенства епархии Москвы 23 декабря 2011 г. патриарх Кирилл заявил следующее: «Общее количество храмов и часовен в епархии града Москвы и патриарших подворий в Московской области – 849. Сложившиеся приходские общины существуют в 316 местах (приходах, подворьях, монастырях)» (доклад патриарха Кирилла на Епархиальном собрании г. Москвы). Реализуемая сейчас программа строительства в Москве новых храмов, возможно, превратит «приходы» в маргинальное явление.
Кирилл, избранный патриархом в обстановке реальной конкуренции и обещавший при избрании не проводить реформ, первые два года выжидал. Потом начал действовать, причем весьма решительно. Его реформы (которые в целом стоит оценить как прогрессивные) состояли в переводе церковного управления из эпохи позднего Средневековья в период просвещенного абсолютизма. Процесс этот, начавшись два года назад, еще полностью не закончен, но основные контуры его уже обрисованы.
Итак, что сделал Кирилл. Во-первых, в феврале 2011 г. он провел через Архиерейский собор решение, которое четко разделило общецерковное руководство на «наблюдательный совет» – Священный синод, в который входят те же очень пожилые «князья церкви», что и при Алексии, и Высший церковный совет (ВЦС). Последний объединил всех начальников синодальных отделов, число которых за предыдущие два года было значительно увеличено. При этом бывшее «суперминистерство» самого Кирилла – Отдел внешних церковных связей – разделилось как минимум на три части и потеряло большую часть своих функций. Начальниками синодальных отделов стали в основном не епископы, а священники и даже миряне. За Священным синодом остаются принципиальные вопросы и основные кадровые решения, а ВЦС решает повседневные практические вопросы, которые в прошлом либо перегружали повестку Синода, либо решались патриархом напрямую с главами отделов. Административные возможности патриарха при этом значительно выросли, поскольку если в Синоде он был первым из дюжины, то в ВЦС по положению, званию, возрасту он несомненный лидер.
Кирилл также создал в церкви своеобразный совещательный орган, очень напоминающий «открытое правительство» Дмитрия Медведева или Общественную палату Владимира Путина. Это Межсоборное присутствие, официально предназначенное готовить предложения к архиерейским соборам. Это единственный орган «новой церковной архитектуры», созданный Кириллом сразу после избрания его патриархом – в 2009–2010 гг. Присутствие имеет трехуровневую структуру, но на практике представляет собой группу комиссий по разным вопросам, которые объединяют толковых и лояльных церковных администраторов и церковных ученых, преимущественно среднего возраста. Их задача – выработка новых предложений по реформированию и дисциплинированию церкви.
Следующим шагом патриарха Кирилла стало решительное реформирование епископата и системы основных территориальных подразделений Московской патриархии – епархий. Финал задуманной им реформы еще окончательно не ясен, не все аспекты разъяснены церковному активу даже на неофициальном уровне. Первым шагом реформы, начавшейся в марте 2011 г., стало давно назревшее разделение крупных епархий в российских областях на более мелкие, что сразу решило несколько задач. В частности, стратегическую – повышение реальной управляемости приходами, и в том числе повышение собираемости внутрицерковных налогов (один епископ на сто приходов справляется с этим лучше того, кто управляет сразу 300), и тактическую – увеличение доли российских епископов в противовес их все более многочисленным украинским и белорусским коллегам. Там раздел областных епархий на более мелкие прошел десятилетием раньше. Менее чем за полтора года в России создано около 40 новых епархий, что означало рост почти на 50% от прежнего количества.
В октябре 2011 г. начался процесс объединения разделенных епархий в митрополии на областном уровне. Смысл создания митрополий пока не ясен, хотя создание крупных внутрироссийских митрополий предлагалось Кириллом еще в начале 2000-х, вслед за созданием Путиным института полпредов. Очевидно только то, что оно внесло хаос в сложившиеся в епископате группировки и обеспечило Московской патриархии не только новое поколение молодых и лично преданных Кириллу кадров (а общее количество этих «кирилловских» епископов в России, похоже, сравнялось с числом прежних, «алексеевских»), но и надежный источник информации о митрополитах.
Больше всего досталось низовым структурам церкви. За годы правления Кирилла были приняты многочисленные внутрицерковные документы, регламентирующие все стороны церковной жизни, в том числе многочисленные «типовые уставы», касающиеся приходов, храмов, монастырей. Бесконечно правящийся в последние годы устав РПЦ теперь содержит более жесткие нормы по уплате внутрицерковных налогов, но главное – в нарушение российского законодательства лишает приходы права распоряжаться собственностью (cм., например, принятое в июле 2011 г. положение «О едином порядке владения, пользования и распоряжения недвижимым и особо ценным движимым имуществом религиозных организаций Русской православной церкви»). Хотя приход или монастырь с государственной точки зрения обладают всеми правами юридического лица (в том числе правом выхода из централизованной религиозной организации «Русская православная церковь»), с точки зрения церковного устава все имущество в храме – от даренной вчера иконы до здания и земельного участка под ним – подлежит личному контролю и фактически распоряжению епископа той епархии, куда входит данный приход. Епископы, разумеется, этим правом охотно пользуются, что регулярно вызывает скандалы, тревожащие покой, правда, в основном православных блогеров. Что более существенно, прекратить принудительную опеку и выйти из состава РПЦ такие приходы не могут, пусть даже все в приходе – 80-летние женщины, ходившие в этот храм еще в девках и своим горбом восстановившие его из руин в 1990-е. Взятие оппозиционного храма ОМОНом или судебными исполнителями – опять же регулярные религиозные новости из российской провинции (например, в середине сентября Роскомимущество потребовало от добиваемой государством Российской православной автономной церкви возвращения мощей, переданных этой общине в 1988 г. – до 1991 г. она входила в РПЦ). То, что просвещенный абсолютизм подразумевает усиление тягловых повинностей и крепостничества для простолюдинов, мы тоже знаем по учебникам истории.
Можно вспомнить и о том, что под крылом просвещенного абсолютизма проходит и первый этап развития капитализма. Который, в частности, заключался в сгоне излишне расплодившихся холопов с господских земель ради повышения их производительности. Ликвидация приходов как низовой ячейки РПЦ, начатая в Москве, и повышение эффективности церковного налогообложения – шаг в данном направлении, демонстрирующий всей церкви перспективу ее дальнейшего развития.