Сторонники введения в ГК запрета "обходить закон" сами обходят реальные проблемы в законе
Норма о запрете «обходить закон», предлагаемая к включению в Гражданский кодекс и ставшая предметом полемики на страницах «Ведомостей», выглядит недоразумением. В «Концепции развития гражданского законодательства» о мотивах такого нововведения нет ни слова – просто говорится, что это «целесообразно», и все. Но какая именно цель этим преследуется? В отсутствие прямого ответа остается только гадать.
Если цель состоит в том, чтобы одним махом и заблаговременно перекрыть все лазейки в законе (на чем настаивает представитель Высшего арбитражного суда Андрей Егоров), то надо заметить, что для борьбы с лазейками у судей уже сейчас более чем достаточно средств. Причем средства эти существовали всегда. Собственно, все три примера, приводимых Егоровым с целью оправдать это нововведение, в действительности свидетельствуют об обратном. В первом примере судья может решить проблему, прибегнув к расширительному толкованию буквы закона, во втором – используя аналогию закона, а в третьем – применяя аналогию права. Все это давно известные судьям (а в случае с аналогиями права и закона – и формально закрепленные в процессуальных кодексах) методы приведения буквы закона в соответствие с намерением законодателя. Следовательно, необходимости в данном нововведении нет – проблема очень хорошо решается традиционными способами.
Если обратимся к тем определениям ВАС, где термин «обход закона» когда-либо использовался, то тоже увидим, что в них речь идет о вещах, уже предусмотренных Гражданским кодексом. Это притворные сделки (статья 170) и сделки, противоречащие закону (статья 168). Тут нельзя не согласиться с Александром Мурановым: зачем множить сущности? Сама практика ВАС свидетельствует, что существующих в ГК механизмов вполне достаточно, чтобы пресечь попытки «обхода закона».
Таким образом, польза от этой нормы сомнительна, а вред очевиден. Прежде всего, цель закона окажется слишком оторванной от его буквы: сторонам судебного разбирательства станет труднее ссылаться на букву закона в оправдание своих действий. Им нужно будет стараться вписаться не столько в его дословные предписания, сколько в его цель. А это, в отличие от буквы, материя гораздо более зыбкая и спорная. Стало быть, ослабнет предсказуемость правоприменения. Указание на то, что нехорошо пользоваться дырками в законе, тут не вполне убедительно: ведь недаром же говорится, что «на то и щука в озере, чтобы карась не дремал».
Хуже всего то, что ослабляются стимулы к совершенствованию законодательства: может получиться так, что задача по устранению его недостатков будет окончательно делегирована судам (сейчас она фактически разделена между законодателем и высшими судами). Тут не было бы особой беды, если бы данным делом занимался только ВАС, а остальные суды единообразно следовали его прецедентам. Однако ГК пишется не только для высших судов. Если сейчас лишь ВАС или Верховный суд могут дать разъяснения с целью пресечь обход закона (см. второй пример Егорова), то благодаря введению нормы про «обход закона» в ГК уже любые суды, включая районные, получат карт-бланш на борьбу с этим злом по своему разумению.
Может быть, смысл нововедения как раз и состоит в подобном поощрении: известны робость и формализм наших судов, их нежелание использовать все накопленные юриспруденцией методы и приемы толкования (показательно, что даже Конституционный суд толкует Конституцию без ссылок на материалы Конституционного совещания 1993 г., хотя они давным-давно опубликованы и где еще, как не в них, следует искать намерение конституционного законодателя). Однако есть серьезный риск, что в данном случае предлагаемое лекарство окажется хуже болезни. Разнобой в судебной практике может резко усилиться, и высшим судам станет еще труднее приводить ситуацию к единому знаменателю.
Между тем и без того существует немалый простор для исправления деформаций, порожденных формализмом судебной практики и вызывающих бегство бизнеса в иностранные юрисдикции. Чего стоят запрет сделок под условием, наступление которого зависит от действий сторон, или требование, под угрозой признания договора подряда незаключенным, указывать срок начала работ не иначе как конкретной календарной датой! Стоит вам написать, что подрядчик приступает к работе через 5 дней после подписания договора (вариант: выплаты аванса), и у вас будут все шансы проиграть дело по иску к подрядчику. Оба примера основаны на неразумном, узко формальном толковании судами некоторых формулировок ГК (а именно статей 157 и 190) и порождают постоянные трудности на практике. Однако тщетно было бы искать решения этих давно назревших проблем в новом проекте кодекса – тут все остается по-старому. Получается, что сами реформаторы обходят реальные проблемы в законе. Кто от этого выигрывает, кроме специалистов по английскому праву? Вопрос, конечно же, риторический.