Давид Якобашвили: «Когда вопрос решается материальными потерями, это счастье»

- А вам неизвестно о том, что Евтушенкову «Роснефть» или ее представители делали предложение создать СП, а он отказался - до ареста?

С Давидом Якобашвили, владельцем некогда известного на всю страну казино «Метелица» и бывшим акционером «Вимм-билль-данна», мы беседовали накануне московской встречи президента Владимира Путина по Украине с канцлером Германии Ангелой Меркель и президентом Франции Франсуа Олландом. Пережившего немало кризисов - финансовых, экономических, личных, Якобашвили тревожило одно: «Бог с ними, с инвестициями, главное - чтобы войны не было!»

- Вас, как инвестора, тревожит то, что происходит вокруг Украины?

- Меня ситуация пугает. У всех есть дети, мы-то свое пожили - плохо ли, хорошо ли, но не хотелось бы, чтобы детям, не дай бог, досталась судьба жить в условиях войны. Я оптимист, но все равно перед глазами встают плохие сцены, когда выступает какой-то человек и говорит: «У нас 1500 боеголовок и у них 1500, наших долетит 30, а их 70...» Это даже не обезьяна с гранатой! Это боеголовка, которая непредсказуемо что снесет! И что последует за этим взрывом? Кто останется в живых? И останется ли?

До 2012 г. мы жили хорошо как никогда. В целом Россия по уровню дохода на душу населения имела лучшие показатели. Мы могли бы и дальше жить неплохо, но, к сожалению, произошло трагическое стечение обстоятельств. И теперь все развивается настолько быстро, настолько непредсказуемо, что меня это пугает. Я вглядываюсь в глаза своих коллег, знакомых - всех очень печалит ситуация. Не хотелось бы, чтобы мы пережили что-то страшное.

- Этот кризис кажется вам более серьезным, чем предыдущие?

- Да. Я много пережил кризисов за свою жизнь. И вот что скажу: бог с ними, с инвестициями, главное - чтобы войны не было! Я помню 1962 год (имеется в виду Карибский кризис. - «Ведомости»), тогда мне было всего пять лет, но я до сих пор помню те события. Как только по радио начинал звучать голос Левитана, мы думали: всё - началась война. А сейчас даже страшнее, потому что мир обладает смертоносным оружием. И я допускаю, что может произойти самое страшное - идет неуправляемая цепная реакция. Может произойти что угодно и в любой момент: кто-то отдаст приказ пускать в бой оружие, другой решит, что он тоже может...

- Кто может остановить это?

- Только воля. Воля руководителей, нескольких человек: Обамы, Меркель, Олланда, Порошенко, Путина. Это можно остановить за две минуты, была бы воля.

- Если не удается остановить, выходит, воли нет?

- Пока нет. На власть никто влиять не может. Бизнес и политика - две разные вещи. Бизнес не сует туда носа. Это не наше дело. Конечно, все хотят хорошего разрешения вопроса. Но никто, я думаю, вмешиваться не будет. Власть в клочья разорвет того, кто захочет на нее как-то влиять. На это она и власть.

«Все пройдет - и это тоже»

- Какова доля российских инвестиций в вашем портфеле?

- Более 80%.

- А не было желания уйти за пределы России?

- Нет. Мне нравится жить, работать здесь. С продажей «Вимм-билль-данна» я ушел из большого, так сказать, стратегического, бизнеса. А ставить там [за пределами России] заново большой процесс я бы не хотел, настроения нет. То, что делаю сейчас, я делаю в удовольствие, мне нравится.

- Почему вашей первой покупкой после продажи акций «Вимм-билль-данна» был пакет «Системы»?

- Просто меня с Владимиром Петровичем [Евтушенковым] за последние 25 лет связывает много важных жизненных ситуаций. И когда он сказал: поддержи меня в совете директоров - я согласился. Сначала вошел в совет директоров «Башнефти». Потом он предложил мне войти в совет директоров «Системы», я согласился. Он говорит: «Купишь акции?» Я купил, хорошую сделку сделал с банками, не жалею, что взял эти акции.

- Что значит - хорошая сделка?

- Хорошая - значит гарантированно, что свои вложения я не потеряю. Не заработал пока особо, но, во всяком случае, и не потерял.

- У вас там было около 2%?

- Да.

- И остается?

- Под контролем чуть поменьше, и еще пакет - за работу в совете директоров. То, что СМИ писали о якобы уменьшении доли, это технический перевод между разными счетами, который провели летом. Я акций не продавал, по факту ничего не поменялось.

- Когда случилась эта ситуация с «Системой» и «Башнефтью» - в частности, вы помните ваше первое ощущение, когда Владимира Петровича арестовали, предъявили ему обвинение?

- Конечно, сначала удивился - не мог представить себе такого. Но я оптимист. И в данной ситуации, как бы это ни прозвучало, - тоже. Я прошел очень много тяжелых ситуаций в жизни, и я уверен: как было написано на кольце Соломона, все пройдет - и это тоже пройдет.

- А что это вообще было - этот иск о возврате «Башнефти»?

- Я не знаю. Зачем я должен задавать эти вопросы?

- Но вы же инвестор.

- Я знаю не больше, чем весь совет директоров. Какие вопросы могут быть? Мы живем в такой действительности. У нас такая жизнь. С этим надо смириться. Смириться - в смысле принять как условие и бороться, если видишь несправедливость. Вот Владимир Петрович поборолся - и мы считаем, что выиграл. Когда вопрос можно решить через материальные потери, это не вопрос, это счастье.

- Вы имеете в виду, когда вопрос решается деньгами, а не свободой и не жизнью?

- Конечно.

- А в «Системе» вообще просчитывался риск разворачивания этой сделки?

- Я не присутствовал, когда покупалась «Башнефть», да и вопросов по этому поводу не возникало. Даже когда это случилось, что мы должны были обсуждать? Закончится следствие, будут какие-то факты... Закончилось следствие - все встало на свои места. Государство посчитало так, а главный акционер посчитал так. Значит, делаем так. Согласились. Пожали руки. Образно говоря, так все было. По факту - совет директоров единогласно принял это решение по представлению главного акционера.

- Но почему? Можете объяснить?

- Видно, разумнее было сделать так. Я могу лишь повторить: когда вопрос решается всего лишь материальными потерями, это счастье. Значит, ставится точка. И нет никаких последствий.

- Вы считаете, что история закрыта?

- Да.

- Но уголовное дело-то осталось... В один момент обсуждалась возможность изъятия у «Системы» дивидендов, которые получила «Башнефть».

- Я надеюсь, что эта тема закрыта. По остальному - надеюсь, что инцидент исчерпан, продолжения не будет.

- Я не знаю ничего об этом. Сам я таких предложений не слышал.

- Говорят, «Роснефть» сыграла определенную роль в деле «Башнефти».

- Слухов действительно ходило много. Но мне ничего об этом не известно.

- А вы не разделяете версию, что процесс над Владимиром Петровичем власть устроила показательный - чтобы другие бизнесмены стали более сговорчивы, когда к ним придут определенные люди с предложениями о продаже бизнеса или партнерстве?

- Нет, я не думаю так. Зачем? И так все понятно.

- Осенью, когда пошел процесс, было много слухов о том, что «Системе», возможно, придется расстаться с МТС. Приходили потенциальные покупатели?

- Слухи я подобные слышал, но это не более чем слухи. Меня [о продаже МТС] не спрашивали - я не решал бы такого вопроса. Да и не было никого, кого можно было об этом спросить: Владимир Петрович был огражден от общения с кем бы то ни было. Я только пару раз его видел, когда он приезжал к нам на совет директоров, и все. Общения с внешним миром у него не было.

«Я наступаю своими идеями на больные мозоли»

- В декабре вы закрыли сделку по продаже 49% долей в Petrocas Energy, создав СП с «Роснефтью». Комфортный для вас партнер «Роснефть» и Игорь Сечин?

- У меня нет никакого предубеждения по отношению к «Роснефти». Я общаюсь с менеджерами уровня намного ниже, чем вы назвали, хотя, конечно, встречался с высшим руководством, но дальше у нас все переговоры шли со службой M&A. Ребята молодые, работать с ними комфортно.

- Вы говорите, что на Россию приходится порядка 80% активов. Но ведь в результате сделки с «Роснефтью» активы этого СП находятся в Грузии.

- Компания занимается торговлей в Грузии, но теперь, когда она единая компания с «Роснефтью», я считаю, что это российский актив.

- Действительно вы получили за пакет Petrocas около $300 млн?

- Я обещал не раскрывать информацию по этому поводу.

- Сделка была денежная?

- Конечно.

- «Роснефть» может увеличить свою долю? Есть какое-то соглашение на этот счет?

- Такого соглашения нет. И желания такого тоже нет.

- Просто «Роснефть» как-то не замечена в желании пребывать миноритарием в проектах.

- Наоборот. Здесь они настаивали именно на миноритарной доле.

- Почему?

- Потому что они не знают региона, не присутствуют там, но хотят там расширяться. А мы знаем регион, знаем, как там можно развиваться. Регион маленький, там есть наши бензоколонки Gulf, есть «Лукойл», есть Vitol, «Роснефти» нет.

- Кто выступил инициатором этой сделки?

- Она состоялась по взаимному согласию. «Роснефти» интересно присутствовать на Черном море в связи с Туапсинским НПЗ, Азербайджаном, Арменией, выходом на рынки Турции, Болгарии и проч. А мы в регионе хорошие игроки, и не последние по объему, им стало интересно посотрудничать с нами. Сначала они предложили купить 25%, потом - 49%. Контрольный пакет по договоренности остался у нас. Ведь все-таки мы управляем бизнесом, знаем специфику региона, у нас там много планов по развитию торговли в ближневосточных странах и проч. У нас много ресурсов и много сил. Опять-таки есть желание сделать дорогу через Россию, Дагестан и часть Азербайджана, потому что там - основные потоки.

- Вы говорите, что готовы расширять работу и с Ближним Востоком...

- Уже работаем. Это входит в круг наших договоренностей с «Роснефтью». Речь идет о странах, прилегающих к Туркменистану. Иран может открыться в ближайшем будущем, идет разговор о Курдистане. Мы можем работать на их территориях - у нас есть взаимоотношения с местными властями и бизнесом. Бункеровки нет на Черном море, мы должны ее развить. Это будет касаться не только российских и грузинских портов, но и турецких портов.

- Это будут готовые нефтепродукты?

- Мы никогда сырой нефтью не занимались, только готовыми нефтепродуктами.

- У вас был проект по возобновляемым источникам энергии «Биоэнергия». Он живет?

- Живет, но очень плохо, потому что ни у кого нет к нему интереса, к сожалению. Уже есть давно отработанные связи, которые дают материальную заинтересованность участвующим сторонам, есть определенный объем бюджетных денег, который выделяется на отопление регионов. И вот как областные власти покупали солярку и каменный уголь на эти деньги век назад, так ничего с тех пор не поменялось. Привозят устаревшее сырье на старые котельные, которые имеют КПД не выше 30%, дотируют это все, отапливают. Ну вроде и всем хорошо, у всех - полный шоколад.

Я приезжаю, говорю: «Послушайте, вы пожары тушите, вы обводняете давно высушенные торфяные участки, много денег на это тратите». Предлагаю им: хотите получить топливо на единицу выделяемой энергии дешевле в разы, чем тот же самый каменный уголь, та же самая солярка? Мне отвечают: да, хотим, но не можем, потому что это два разных бюджета - на пожаротушение и на отопление.

- А с кем вы разговариваете?

- В конкретных случаях - с муниципалитетами. И главное - с правительством. Потому что кто может принять решение об использовании альтернативного топлива? Только правительство. И было бы разумно, чтобы те деньги, которые направляются сегодня на пожаротушение, частично использовались на приобретение новой продукции и строительство новых котельных, чтобы была взаимосвязь. Но пока понимания нет. Мы поставили несколько котельных в Ярославской и Владимирской областях. Они дают 80% КПД. Но с чем мы столкнулись: собрать с населения получается максимум 72% денег, но отключить неплательщикам-физлицам тепло - это подсудное дело. По закону мы можем собирать деньги только с исправительных учреждений, больниц, школ. Но этот участок уже давно поделен. Так что получается работать только там, где дают: несколько больниц, несколько тюремных заведений - они платят. А между тем можно было бы поднять экономику областей, если использовать нашу технологию, особенно там, где есть высушенный торфяник. Сейчас там население полностью деградировало. Пьют, и все. Им деньги даже нельзя давать наперед - пропьют. Сделал работу - получай. Да и то, все равно пропьют. И вот здесь надо просто принять решение политическое - идем мы в это или не идем. Если идем, то 100%-ный выигрыш получают все. Во-первых, эти торфяники, когда о них будет кто-то заботиться, не будут гореть. Второе, на воду, на пожаротушение не надо будет тратить. В-третьих, сырье будет дешевле намного. Мы будем использовать это сырье, и параллельно получит развитие другое направление - ведь из торфа можно делать более 70 видов продукции. Пример: есть прекрасное открытие - из торфа получается отличный антиобледенитель. Он намного лучше всякой химии, которой поливают дороги и которая портит обувь, машины, лапы собакам. Он легко смывается в канализацию - это органический продукт, он безвреден. Но все дело в том, что сейчас никому это не нужно, не нужны наши предложения.

- Почему?

- Да потому, что выгодно работать так, как сейчас, тем, кто уже давно работает по наработанным схемам поставок. Наступаю я своими идеями на больные мозоли некоторым, но проект все равно бросать не буду. Сразу после продажи «Вимм-билль-данна» я вложил в этот проект $15 млн - и рано или поздно я дожму его.

- Почему вы так настаиваете?

- Потому что это очевидно выгодный проект - и для населения, и для регионов, и для экономики. У нас в России огромные торфяные площади, высушенные уже давным-давно. Их обводнение - глупейшая вещь, это нарушение экосистемы. Дело в том, что высушенный торф уже обратно воду не воспринимает. Она проходит сквозь, и начинается процесс гниения. Таких осушенных торфяников огромное количество, так что мы даже говорим не о том, что надо болота сушить, а о том, чтобы использовать то, что уже давно высушено, испорчено и брошено. И кто-то это теперь водой заливает, а по сути - миллионы долларов туда заливает. Я никого не хочу винить в этой ситуации, но просто обидно. Жалко и обидно.

- Но вы так давно пытаетесь убедить правительство в целесообразности использования ваших технологий - и все никак...

- Но что же делать... Вода камень точит.

- А когда, при каких условиях решение может быть принято?

- При разуме.

- Должен смениться разум?

- Да нет, просто кому-то это должно сильно понравиться. Я, во всяком случае, отказываться от проекта не буду. Во-первых, это интересно. Во-вторых, торф - это еще и удобрение, его можно продавать, и продавать в массовых объемах. Сам рынок торфа между странами Европы и Ближнего Востока - это $3 млрд. Они делают специальный продукт, обладающий гомофобными свойствами, который удерживает в маленьком объеме этого продукта много воды. И вот сырье для этого продукта они везут обычно из России, перерабатывают в Финляндии или Голландии и затем везут его на Ближний Восток. Это уже установившиеся связи, залезть туда очень тяжело. Можно было бы залезть, но, опять-таки, если бы государство поставило такую задачу. Что-то на что-то можно обменять, как-то договориться можно. Это тоже интересно, на это надо обратить внимание.

- Вы как инвестор, работающий в разных отраслях, как считаете: у нас в каждом сегменте экономики нужен человек, чтобы он что-то «подкрутил» и все правильно заработало? Или все зависит от решения одного человека?

- Нет, я не говорю о воле одного человека. Если у нас будет доктрина: семь раз отмерь - один раз отрежь, тогда будет хорошо.

- Есть у вас какие-то новые идеи для бизнеса?

- Есть очень хорошая инновационная идея - скоро выйдет добавка к бензину, солярке и мазуту. Ею мы сможем заместить дорогие иностранные аналоги. Это предприятие работает в России, у меня там 50%. Пока не хочу раскрывать название компании и моих партнеров, но присадка хорошая, она может полностью перевернуть этот рынок. Сейчас она прошла все сертификации в России, получила SGS во Франции, теперь будем опытные партии ставить на американских, грузинских и российских машинах. Сейчас ставим эксперимент на одной большой компании, у которой 800 000 грузовиков в Америке. Они согласились на эксперимент, потому что, если он удастся, им это даст огромную экономию. Присадка дает возможность снизить выбросы СО2 и окиси азота до 60-70%, дает экономию на единицу расстояния до 10-15%, продлевает жизнь двигателя, увеличивает мощность. И совершенно недорого!

Сейчас все машины в моем офисе работают с этой присадкой, у всех очень хороший результат. Потенциально это огромный рынок. Это дает большую экономию, и, если нам будут платить хотя бы 1% с этой экономии, это уже хороший доход! Там новый подход используется, совершенно новый процесс - не химический, а физический. Поэтому на 100 л нужно всего 10 г. 10 г добавил - и машина идет по-другому. Я в мотоцикл себе заливаю, совершенно по-другому ходит, я прямо чувствую это!

- Каковы инвестиции в этот проект?

- Небольшие совсем.

- Это десятки миллионов долларов?

- Да нет, о чем вы говорите! Это чисто человеческий потенциал, работа. Если мы будем глобальные опыты ставить, новый бензин разрабатывать, тогда это будет стоить денег, но мы пока ставим локальные опыты, небольшие.

«Надо отпустить рынок»

- Сегодня государство вводит все больше и больше ограничений для бизнеса. Например, недавно в Госдуму внесен проект Ирины Яровой о снижении торговой наценки сетей с 10 до 3%. Ваша позиция как председателя совета директоров некоммерческого партнерства «Русбренд»?

- Мы против ограничений.

- Но ведь маленьким игрокам тяжело со своей продукцией конкурировать и присутствовать в больших сетях.

- Поэтому я и говорю: лучше дайте возможность работать, как было в 1990-е, чтобы могли торговать и маленькие производители тоже. Потому что они будут закупать сырье тоже у маленьких игроков. А то сегодня большим невыгодно покупать у маленьких, а если выгодно, то они зажимают их по цене. А если на рынке будет больше конкуренции - в виде тех же самых ларьков и киосков, - будет совсем по-другому. Сегодня это нужно возродить. Чтобы поднять экономику, нужно дать стимул развитию малого, среднего бизнеса. Этот же киоск потом всегда можно будет закрыть. Надо отпустить рынок, тогда у нас будет здоровая конкуренция. Надо, чтобы любой игрок мог играть на этом рынке. Будет здоровая конкуренция - будет снижение цен. Это выгодно будет и государству, и потребителям. Вот и все.

- То есть надо возвращать ларьки?

- Ларьки - это только один пример. Киоски, палатки - все это надо разрешать. И чтобы и сумочники, и мешочники работали - весь этот маленький бизнес. А как вы хотите справиться с ситуацией без маленького бизнеса?

- То есть то, что сейчас Москва заполнена сетями, - это плохо?

- Это хорошо до определенного момента. Я же говорю: до 2012 г. мы жили, как никогда, хорошо. А сейчас у нас ситуация очень тяжелая, у нас нет доступа к средствам. Вы считаете, что 17% годовых плюс накрутки банков - это есть доступ к средствам? Я никогда не рискну взять такой кредит. А откуда такая маржинальность? Когда платили 10% банкам, еще куда ни шло - а сейчас? Невозможно.

- Ваши предприятия не берут сейчас взаймы деньги?

- Конечно нет, под такие проценты! Только собственные резервы.

- Надолго хватит резервов?

- Зависит от экономической политики. Если она будет направлена на развитие и последует команда «вперед!», мы разовьемся - и собственных средств хватит надолго. Если все будет, как есть, не будет полной свободы действий, двигаться будем очень медленно. Может быть, я усугубляю ситуацию, но если так пойдет и дальше, то через месяц-два-три малый бизнес совсем перестанет развиваться, у него просто стимула не будет.

- Но народ еще не оголодал до такой степени, что единственным выходом для себя видит палатки.

- Не нужно доводить до этого. Когда мы пришли в 1990-е к палаткам, в казне было $150 млн, сейчас - $300-400 млрд. Но если мы в ближайшее время не создадим условий для развития бизнеса - большого, малого, среднего, - то через год новые бизнесы перестанут появляться совсем. Должен быть стимул - понимаете? Если он будет, народ может поднять экономику страны.

- А народ может поднять бунт?

- Поднять может. Но это ни к чему не приведет. Нужны конкретные решения со стороны правительства. А у нас все время полумеры. Ну нельзя, как говорится, быть наполовину беременной! Нужно дать движение всем легальным бизнесам, которые могут приносить доход, а значит, создавать рабочие места, платить налоги.

«Бизнес - главный налогоплательщик»

- Вы видите, что у правительства есть план, что правительство достаточно эффективно и профессионально, чтобы вывести страну из кризиса?

- На мой взгляд, неправильным курсом движемся в данной ситуации. Никто не хочет понять, что бизнес - главный налогоплательщик. Откуда качаются деньги? Из налогов, из бизнеса. Следовательно, надо создать все условия, чтобы было комфортно работать. Надо дать возможность бизнесу расправить крылья. Это через какое-то время можно бизнес и поджать. Но зачем поджимать сейчас курицу, несущую золотые яйца? Как можно придумать все эти законы и решения, которые только ухудшают условия работы? Где логика?

- У вас есть идеи, что нужно делать?

- Мы, РСПП, да и просто люди из бизнеса, просим отменить все решения, ухудшающие условия ведения бизнеса, которые были проведены Госдумой за последние два года, и ввести мораторий на все идеи, ограничивающие и ущемляющие бизнес, - любые решения, связанные с налогами, с деофшоризацией, отменить право правоохранительных органов принимать решения по возбуждению дел по налоговым преступлениям без ФНС. Вы же слышали послание президента? Он же сказал, что будет мораторий, что будет амнистия, [прозвучало], что, мол, заканчивайте кошмарить бизнес. Вот это все надо претворить в жизнь. Вот по мораторию. Я как бизнесмен хочу быть уверен, что эти четыре года мораторий будет действовать, что я смогу работать и создавать что-то. Я и другие - мы должны сегодня поднять экономику страны. Потому что на самом деле беда сплачивает и дает понимание, что никому не отлынить, не спрятаться, не скрыться.

- Исходя из вашего опыта, есть у вас рецепт, что нужно сделать, чтобы бизнес получил толчок к развитию?

- Да. Надо освободить полностью бизнес от ограничений. Сделать, как было в 1990-е. Тогда бизнесу дали свободу, и началось движение - начали ввозить сумки с товаром, открывать киоски, развивать мелкое и среднее производство - и так по нарастающей. А что происходит сейчас? Киоски закрываются. Летом московским ресторанам запрещают работать на улице, открывать террасы. Что за абсурд? Мы что, такие богатые, у нас столько денег, всё в шоколаде, что мы вводим сплошные ограничения?

Поэтому я и говорю: надо, как в 1990-е, дать свободу. Конечно, свобода эта тоже была тяжелая, приходилось защищаться от криминала. Но мы защищались и защитились. И именно тогда стала подниматься экономика страны. В магазинах сразу все появилось, мы стали жить по-другому. Вы помните, что было до этого, что было в 1988 г. на полках? Вообще ничего. Люди приезжали в Москву и сгребали все с полок. Я жил в Грузии, там вообще ничего не было. Чтобы купить творог или молоко, я вставал в 5 утра. Вставал в очередь и ждал, когда откроется магазин, чтобы купить хоть что-то. Сейчас такая же тяжелая ситуация в стране, и надо всем быть более гибкими и находчивыми.

- А как остановить это движение?

- Должна быть воля - и это движение в неправильном направлении остановится. Нужно не с шашками наголо напирать на бизнес, а сделать так, чтобы у нас все было в магазинах, чтобы у нас цены не росли, чтобы у нас бизнес развивался, платил налоги, приносил доход в казну. Вот это надо сделать. Надо вселять уверенность в завтрашнем дне, давать ощущение сплоченности бизнеса и власти.

- Как долго система сможет существовать до наступления полного коллапса без принятия необходимых антикризисных мер?

- Пока есть определенные деньги [в казне], какие-то дыры ими будут закрывать, а дальше, видимо, надежда, что цена на нефть пойдет вверх. Но предпосылок к этому очень мало.

- Общаясь с вашими знакомыми из бизнес-элиты, чувствуете ли вы у них такие же настроения войны? Видите ли вы желание продать активы, закрывать проекты, окэшиваться или выводить деньги? По статистике ЦБ, отток капитала продолжается.

- Люди, с которыми я общаюсь, если вы говорите о 100-200 персоналиях, они уже давно в плане распределения своего капитала все сделали, все решения приняли. У них нет в этом отношении проблем. Они не выводят капиталы, они как раз платят налоги в России. То, о чем говорите вы, последние данные о выводе капитала, - это действия среднего класса, которые заработали какие-то деньги, имеют их на счетах и несут их отсюда, пытаются их спасти.

- Понятно. Как люди вашего уровня реагируют на то, что происходит сейчас в экономике и политике?

- Все равно они оптимисты. Они не добились бы таких результатов, которых добились, если бы не были абсолютными оптимистами. Конечно, об этом думаешь - о возможных угрозах. Но что сейчас делать - взять бункер построить и сесть там, что ли? Нет, конечно. Мы все надеемся, что все будет хорошо. Конечно, ситуация пугает. Но двигаться вперед надо. Мы все идем одним путем. Не знаю, на заклание или нет. Но, опять-таки, надеемся на общий разум. А так - я просто поделился с вами своей... тоской по поводу того, что происходит.

- Когда были введены санкции против России, вы удивились?

- Удивился, конечно.

- То есть вас эти санкции напрягают?

- Напрягают. Это всех нас напрягает.

В подготовке принимали участие Елена Сухорукова, Александра Терентьева