Национальное унижение как фактор внешней политики

В недавней колонке в Financial Times известный журналист-международник Гидеон Рахман напоминает о чувстве национального унижения как факторе внешней политики. Эту тему эксплуатируют Греция, Россия, Китай и даже квазигосударство ИГИЛ – главные источники международного напряжения 2014–2015 гг. А десятилетием раньше Томас Фридман, колумнист NYT, назвал национальное унижение «самой недооцененной движущей силой международных отношений».

В действительности она не так уж недооценена, но до последнего времени эта оценка оставалась прежде всего академической. Национальное унижение как важный фактор внешней и внутренней политики стали осознавать только во второй половине XX в. Это произошло в результате распада колониальной системы после Второй мировой войны, когда в мировое сообщество влились целые народы с длинным списком обид времен колониальной политики. А в Германии тема унижения была осознана в качестве причины, позволившей развиться фашизму и впоследствии приведшей мир ко Второй мировой.

Власть, не желающая решать внутренние проблемы, может относительно легко канализировать унижение в агрессию, обращенную на внешних врагов. Так комплекс неполноценности может обернуться манией величия. А если вместо того, чтобы лелеять обиды, попытаться их осознать и преодолеть их причины, то можно развиваться дальше – эта закономерность работает на уровне и индивидов, и обществ.

Германия в XX в. стала иллюстрацией обеих моделей переживания национального унижения – и агрессивной, и конструктивной. Переход от первой модели ко второй стал возможен не из-за военного поражения, а из-за готовности переоценить историю и признать ошибки. На прошлой неделе в Японии Ангела Меркель говорила об осмыслении собственной истории как предпосылке полноценного участия в международной политике: «Если бы не щедрость наших соседей, мы не смогли бы вернуться в международное сообщество после преступлений войны и холокоста. Но и Германия была готова открыто и в полной мере взять на себя ответственность за свою историю». Обе страны проиграли во Второй мировой, но смогли сделать выводы; однако в последние годы политика Синдзо Абэ, которую многие называют милитаристской, вызывает недовольство Китая и Южной Кореи, в прошлом жертв японской агрессии.

Веймарский синдром, об угрозе которого Егор Гайдар предупреждал еще в 2006 г., достиг в сегодняшней России крайне болезненных форм. Попытки списать очевидные экономические и политические проблемы на внешних врагов выглядят почти карикатурными, но работают: градус агрессии растет. Рахман заканчивает свою колонку выводом: для разрешения международных конфликтов нужно переводить разговор «с эмоций на интересы». В исследовании, посвященном политическим эффектам национального унижения, Каролин Варэн из LSE показывает, как Дэн Сяопин переключил лелеемые Мао Цзэдуном постимперские обиды в русло «прагматического национализма». Это открыло страну для экономических реформ и международной кооперации.

Полноценное переосмысление прошлого возможно не всегда. Но при известном желании исторические обиды и разочарования можно превратить из разрушительной энергии, обращенной на других, в созидательную энергию реформирования себя.