Метафизика власти: Культурное государство

Историческая мифология не зря отгораживается от исторического знания, от истории как науки, ведь она существует на высоком уровне пошлости
Историческая мифология не зря отгораживается от исторического знания, от истории как науки, ведь она существует на высоком уровне пошлости / А.Махонин / Ведомости

Сочинение Минкульта про основы культурной политики помимо странных идей отметилось сплошным негативом. В этой «апофатической культурологии» все на отрицании: Россия не Европа (не Азия, не Запад, не Восток); традиционные ценности - это когда Ярославна не мастурбирует на шесте за кокс; государственная политика - это когда функционер сам пресекает вредное и режет финансирование «малополезного». Претензии на высокие смыслы без понятной программы обычно нужны для прикрытия административного произвола. Дискутировать здесь не с чем; если что и делать с концепцией, то с нуля.

Предмет

Культура не сводится к загону, которым руководит государство в лице федерального ведомства. Она выживает помимо «благих намерений государства» и вопреки им. Для начала нужна полная экспозиция совокупности инициатив, реализуемых в культуре помимо власти. Без учета и понимания этих спонтанных стратегий обсуждать политику государства просто неграмотно.

Отдельный предмет - косвенное влияние государства на эту среду. Власть либо создает политические, организационные, финансовые, психологические и прочие условия для независимой активности, либо всячески искореняет ее - сознательно или по инерции. Здесь нас ждут неприятные откровения, но это и есть болевые точки, с которых приходится начинать.

В узком понимании пространство культуры «соседствует» с наукой, техникой, этикой, экономикой, политикой, правом, образованием, верой. Так устроено госуправление, в котором ведомства, ответственные за культуру, имеют свою выделенную компетенцию - наряду с другими. Но от реальной культурной политики нельзя отделить, например, гуманитарные науки, хотя они и числятся за другим «столом». Не понимающие этого добивают искусствознание, а с ним и профессиональную критику, и тогда всплывают придворные «художники», считавшиеся пошлыми даже во времена Минкульта СССР. На том же уровне пошлости выступает историческая мифология, не зря отгораживающаяся от исторического знания, от истории как науки.

В самом широком смысле составляющая культуры есть везде. Это универсальное свойство всего, что делает (и «не делает») человек, позволяющее говорить о бытовой, политической, экономической, деловой, гендерной, сексуальной, технической, правовой и прочей культуре, вплоть до культуры ведения войны и наказания виновных, а также познания и самосознания. Если думать о культуре как о жизни, а не объекте управления, это резко меняет принципы, ценности и цели, сам контекст, порождающий актуальные смыслы. Здесь цели и задачи культурной политики определяются не мутными рассуждениями про государство-цивилизацию, но необходимостью выхода из очередного тупика, в котором страна оказалась здесь и сейчас. Проблема культуры в этом смысле - в отсутствии «культуры проблемы», в уходе от реального исторического вызова.

Условия задачи

Страна выпадает из истории, на этот раз фатально. Мир эволюционирует в одну сторону, Россия - в другую. В начале века были разговоры о модернизации и выходе из ресурсной колеи - сейчас исчезают даже сами эти слова, напоминающие о том, что делает мир современным и что составляет сейчас для России очевидный цивилизационный вызов. «Культурный код» в такой идеологии лишается динамики и созидания, определявших место страны в цивилизации и мире, сводится к закодированности на вечное отставание, к играм дряблой мускулатурой и к традиционному всероссийскому паразитарию - на собственной природе и достижениях других.

Если исследовать нынешнее российское общество в концептах «материальной цивилизации» (Бродель), мысленно изъяв из нашего обихода все, что делает жизнь современной, но придумано и сделано не нами, это «государство-цивилизация» обернется архаикой, какой еще никогда не было в нашей истории. Страшная археология: культурный слой... тотального импорта.

Это подрывает дух нации. Нелепо голосить о своем величии и учить мир морали, когда без ввоза даже обычных изделий ты выглядишь полудиким аборигеном. Страшнее первого из семи смертных грехов не просто гордыня - гордыня на пустом месте. В нашем положении начинать приходится с культуры трезвой самооценки, с отказа от разжигаемых восторгов и патриотического оргазма. Культурный человек нарциссизмом не страдает, страна - тем более.

Сюда же вплотную примыкает культура работы с будущим. Даже если для кого-то Бог умер, «все дозволено», только если не думать о завтра. Культура - это традиция, но и качество национального проекта. Сейчас такого проекта для России либо нет, либо он настолько некультурен, что его скрывают, как лица зеленых героев и награжденных журналистов. Политика рассчитывается на короткие отрезки, связана с «прижатым» будущим, а это некультурно.

Ответственное видение перспективы требует иной системы ценностей: свободы, независимости и самостоятельности сознания, личной ответственности и способности на поступок, эмансипации лица от внушаемой и послушной массы, защиты приватных пространств от коммунальных и государственных посягательств. Речь здесь даже не об абсолютных ценностях, а о том, что является сейчас условием выхода из тупика. Политика государства, чтобы стать минимально культурной, требует для начала публичного отказа от лжи, от циничного манипулирования сознанием, от злоупотреблений властью в корыстных и политических целях. Если концепция основ такой политики обходит ценности, зафиксированные в конституции государства, это уже вызывает вопросы.

Смена вектора предполагает и культурную инверсию. Если мы за все это время не обрели свободу, чтобы жить, теперь остается ее принять, чтобы выжить. И наоборот: свертывание свободы и инициативы, гонения на инакомыслие - все это сейчас просто губительно. Это путь даже не к исторической пробуксовке, а к национальной катастрофе.

Такого рода система ценностей не отрицает самобытности, идентичности, традиции, наличия «культурного кода» и проч. Однако все это не мертвые и пустые слова, только когда традиция самореализуется в сегодняшней жизни, когда идентичность проявляется в самовыражении, а не привносится извне официальными документами, когда культурный код проявляется в генетике развивающегося организма, а не имплантируется специально обученными и непонятно кем уполномоченными лицами. Пока культурный код более похож на шифр, запертый в спецхране людьми, назначившими себя его хранителями с допуском.

История с географией

История страны в таком ракурсе - это в том числе и история борьбы за свободу, временных и частичных побед и позорных поражений в этой борьбе, измен и предательств, но и история общего тренда, демонстрирующего рост свободы при всех срывах. В культуре этот тренд часто виден более определенно, чем в политике. Соответствующий «пантеон» героев признавался даже при советской власти, вследствие чего сейчас приходится затушевывать многие ярчайшие имена в истории отечественной культуры, разбавляя ее фигурами, сомнительными во всех отношениях. Издавая законы против «реабилитации нацизма», занимаются неприкрытой реабилитацией собственного тоталитаризма. Деполитизация культуры, истории и истории культуры не допускает оправдания политических и исторических преступлений.

Аналогично система ценностей и приоритетов распределяется и в культурной географии. Свобода здесь предполагает не «прозападную ориентацию», но прежде всего обсуждение вопросов российской цивилизации, европеизма и антиевропеизма, вестернизации и ориентализма философами, культурологии, историками, художниками и литераторами, но никак не фиксацию готовых ответов официальными документами, тем более актами государства.

Постмодернизм архаики: два шага назад

При любом отношении к идее модернизации курс на нее по крайней мере дает шанс на шаги в правильном направлении. Отказ от этой идеи толкает Россию к симбиозу отъявленного постмодернизма с дикой идейной, политической и культурной архаикой.

Высокий модерн был культурой тотального проекта с истовой верой в идеологию. Нынешний российский постмодернизм не имеет проекта, который можно было бы предъявить без скандала, и реализуется как очередь импровизаций на основе фейковой идеологии, в которую не верят сами ее создатели. Вместе с тем общество строится в мобилизационной культуре «как если бы под проект», а интенсивность промывания мозгов превышает то, что было в советской модели. Это попытка построить общество, ничего при этом не строя, раскрутить идеологию без мысли, но на идейных симулякрах и управляемых инстинктах. Мегапроект без плана, идеология безыдейности, но с имитацией веры. Релятивистский абсолютизм. Культура здесь мыслится исключительно как технология манипуляции сознанием, а политика - как власть ради власти, как воля к воле. Мобилизация без проекта оставляет один путь - поиск врага. Культурная политика сводится к обоснованию изоляционизма, нагнетанию чрезвычайности и накачке запретительной психологии. Архаика, но с использованием средств массового поражения сознания.

Культура и власть: характер взаимоотношений

В подобных условиях культура как таковая заканчивается на пороге власти; она начинается там, где заканчивается государство. В такой конфигурации культура и сервилизм - две вещи несовместные. Тем более когда сама культурная политика ставится на службу автопиара, причем даже не вождя, а временщика на ведомстве. Марат Гельман считает, что альтернативную концепцию культурной политики надо писать «для другого правительства». Это верно, если еще и помнить, что культура должна выживать и при этом правительстве, и не просто выживать, но и содействовать изменениям. Мы не можем ждать другого правительства от природы.

Политика культуры в таких условиях требует защиты от «культурной политики» в исполнении власти. Культура как иммунитет от дикости, как понимание ценности норм сосуществования людей, сообществ, стран и цивилизаций. Противоположность этому - обрушение сдерживающих начал и принципов, безответственная размашистость в отсутствие меры.

В таких условиях культура выживает только как большая гражданская инициатива, как синтез некоммерческого и негосударственного. Власть этого одобрять не может, но против воли поддерживает своими же действиями. Проект Основ культурной политики от Минкульта поднял на ноги и объединил самые разные пласты культуры, давно не выступавшие так консолидированно. Разработка же своего, альтернативного, негосударственного проекта национальной культурной (в том числе государственной) политики и «политики культуры» может стать куда более мощным фактором активизации и объединения культурных инициатив в самом широком их понимании. Если сюда подключатся люди, знающие, что такое политическая, правовая, административная, экономическая, научно-технологическая и т. п. культура и как все это взаимосвязано, такое движение может стать всерьез консолидирующим, причем именно на позитивном проекте. Все это нужно не для аппаратного документа, не чтобы отнести «наверх» (хотя бы и «другому правительству»), а для себя.

Кто-то из немецких журналистов спросил меня об отношении к ситуации в Германии, где министерства культуры вовсе нет. Возможно, к этому надо идти, делая государство не рулевым, а инстанцией, поддерживающей негосударственную поддержку культуры (что еще и экономно).