Познается в сравнении: Почему они убивают

Когда в марте 2008 г. действующий президент Зимбабве Роберт Мугабе решил в шестой раз переизбраться президентом, он еще до выборов предупредил оппозицию, что в случае неповиновения применит силу. Власти сделали все, чтобы результат был предрешен: число выпущенных Мугабе бюллетеней на 3 млн превышало число зарегистрированных избирателей, чтобы при необходимости обеспечить вбросы; власти устранили с участков всех западных наблюдателей, заменив их полицейскими. И тем не менее на парламентских выборах 2 апреля партия Мугабе проиграла оппозиционному «Движению за демократические перемены» (94 места против 96 соответственно). Кроме того, на президентских выборах Мугабе не сумел победить в первом туре, набрав (с фальсификациями) только 43,2% против 47,9% у оппозиционного кандидата Моргана Цвангираи.

В течение трех месяцев вплоть до назначенного дня второго тура войска правящей партии Мугабе проводили последовательные меры по уничтожению оппозиции, почти полностью истребив всю сеть ее активистов. К 27 июня (день второго тура) более 80 сторонников оппозиции были убиты, сотни пропали без вести, тысячи ранены и сотни тысяч остались без крова. Цвангираи, лидер оппозиционной партии, снялся с выборов и прятался в голландском посольстве. В конце концов, второй тур Мугабе «выиграл» с большим перевесом.

Среди кровавых диктаторов-убийц ХХ века Мугабе со своими 30 000 репрессированных нервно курит в сторонке на фоне диктатора Уганды Иди Амина с его сотнями тысяч жертв и Мао, Сталина и Гитлера - с миллионами. Всего, по оценкам ученых, с 1900 по 1987 г. государства во всем мире уничтожили до 170 млн гражданского населения - это больше, чем пало на поле боя во всех войнах ХХ века. Судя по примерам Зимбабве и Уганды, диктаторы прибегают к террору при наличии фактической или вымышленной угрозы власти, масштаб которой преумножается собственной паранойей властителя. Со времен Макиавелли распространилось представление о том, что власть должна репрессиями реагировать на угрозы стабильности политической системе, правительству, экономике или жизням подданных - так называемый закон насильственного ответа (см. Christian Davenport. State Repression and Political Order). Каковы же специфические обстоятельства, способствующие началу массового террора?

1. Репрессии положительно связаны с наличием внешних и (или) внутренних конфликтов, с большим размером населения и сплоченностью оппозиции. Экономические проблемы в обществе часто усиливают конфликт между господствующей и подчиненной социальными группами, однако спусковым крючком становится не столько сама бедность, сколько утрата былого благосостояния, угроза голода, обострившееся чувство социальной несправедливости. При этом часто доминирующая (в этническом или социальном плане) группа начинает атаку на более малую, подчиненную ей группу, чтобы не только обезопасить свой статус и привилегии, но и укрепить свою идентичность и идеологию. Подобные факторы обусловили репрессии периода операции «Кондор» - тайно поддержанной США кампании преследования и уничтожения политической оппозиции (коммунистов и социалистов) правыми диктатурами Южной Америки 70-80х гг. (Чили, Аргентина, Уругвай, Бразилия, Парагвай, Боливия). Аргентинская «Грязная война» 1976-1983 гг. была развязана правой военной хунтой против левых активистов, в том числе профсоюзов, студентов, журналистов, марксистов и перонистов. За время хунты было убито 10 000 человек, 30 000 бесследно исчезли, еще 60 000 было посажено на долгие сроки, подвергнуто пыткам и насилию. Распространение получила практика так называемых «полетов смерти»: накачанных наркотиками арестантов сажали в самолеты и сбрасывали в воду где-то в Атлантическом океане, полностью устраняя улики и следы убийства. По данным рассекреченных военных материалов, лишь между 1975-1978 гг. убитых или исчезнувших аргентинцев насчитывалось до 22 000 человек.

2. Казалось бы, массовый террор более характерен для бедных стран. Однако связь между уровнем подушевого дохода в странах и вероятностью массовых репрессий не прямая. Во-первых, в XIX веке богатые страны убили больше гражданского населения (в процессе колонизации), чем бедные. В ХХ веке - бедные и относительно менее развитые страны убили больше, чем богатые. Во-вторых, хотя с ростом подушевого ВВП растет грамотность, информированность населения и толерантность к инакомыслию, одновременно увеличивается доступ к технологиям, повышающим возможности диктатора по уничтожению оппозиционеров. По мнению некоторых исследователей, в ХХ веке с наибольшей вероятностью массовые убийства совершались в странах с промежуточным уровнем подушевого ВВП - в районе $1300 (доллары 1985 г.) на душу населения, или около $3000 в ценах 2013 г.

3. Диктатурам свойственно убивать в большей степени, чем демократиям. Для демократически избранных правительств массовые репрессии - более затратная процедура, к тому же автократии по определению опираются на меньшую поддержку и используют принуждение для подчинения масс. Однако многие исследователи считают более репрессивными (в смысле распространенности террора и убийств) промежуточные, гибридные режимы, а не чистые диктатуры. Объясняется этот кажущийся парадокс тем, что именно промежуточные режимы более подвержены внутренним и внешним угрозам и поэтому с большей вероятностью склонны жестко и насильственно репрессировать оппозицию, чем устоявшиеся диктатуры (где нет серьезной угрозы монополии власти). По той же логике правительства с более слабой народной поддержкой сильнее озабочены удержанием власти и скорее начнут репрессии. В этом контексте особую роль играет наличие сдержек власти автократа. Персоналистские режимы скорее будут применять террор, чем однопартийные диктатуры, так как неограниченным институтами властям проще использовать репрессивный аппарат.

4. Среди психологических и культурных факторов, повышающих вероятность массовых репрессий в обществах, Staub (1999)6 выделяет следующие характеристики: а) традиции унижения одной субгруппы другой; б) нехватка традиций демократии и плюрализма (так, в Аргентине в период, предшествовавший «полетам смерти», демократически избранные правительства были очень нестабильны и регулярно сменялись военными диктатурами); в) проавторитарная ориентация - в таких обществах людям труднее справиться с ситуацией неопределенности, особенно в случае коллапса власти, что способствует поиску козлов отпущения, виновных в текущих проблемах (так, задолго до прихода Гитлера к власти немцы считались обществом с сильными традициями подчинения начальству, к таким культурам относят и сербов); г) незалеченная родовая травма - группы с болезненным опытом преследований и репрессий в дальнейшем склонны преувеличивать степень угрозы и опасности окружающий среды и реагировать на любые вызовы чрезмерной агрессией и насилием.

Однако не все столь безнадежно. Во-первых, ученые отмечают положительное влияние глобализации в целом и международных соглашений, экономической открытости и торгово-инвестиционных связей на снижение вероятности репрессий (Hathaway Oona A. Do Human Rights Treaties Make a Difference?).

Кроме того, само по себе использование акций массового террора не спасает диктатора от плачевного финала. Агрессия увеличивает агрессию, сплачивая протестующих и увеличивая мобилизацию оппозиции, как проиллюстрировал свежий сирийский пример. Потому вероятность революций гораздо выше в жестко репрессивных государствах (см. Goodwin Jeff. No Other Way Out: States and Revolutionary Movements, 1945-1991). Так, в Иране в «черную пятницу» в сентябре 1978 г. силы безопасности режима уничтожили сотни протестующих против шаха в Тегеране. Однако вслед за непродолжительным спадом активности протесты и забастовки возобновились и резко увеличились в масштабе. В декабре уже сотни тысяч протестующих требовали свержения шаха. В январе 1979 г. шах был вынужден покинуть страну.

К тому же использование репрессий ведет к росту напряжения между диктатором и армией, повышая вероятность отказа армии от применения силы или перехода вооруженных сил на сторону протестующих, как иллюстрируют примеры Туниса и Египте в период «арабской весны», где военачальники отказались раскручивать полномасштабный репрессивный аппарат против протестующих. Так и Николае Чаушеску был в итоге свергнут военными в декабре 1989 г., после того как протесты распространились из Тимишоара в другие румынские города, а Чаушеску отдал приказ открыть огонь по гражданскому населению.

Как мы видим, факторы, угрожающие монополии на лидерство правящего диктатора, увеличивают вероятность террора и массовых репрессий: наличие в обществе социального конфликта, замедление экономического роста, переходный, неустойчивый тип автократии и отсутствие институциональных ограничений власти лидера, культурные традиции подчинения власти и предшествовавший опыт социальных катаклизмов. Это плохие новости для современной России, в которой, увы, действуют многие из перечисленных выше факторов. Впрочем, сам факт наличия репрессий - признак слабости диктатора и его скорого конца. В конце концов, «даже самый кровавый тиран - лишь раб своих рабов», но способны ли сами рабы в это поверить?