Рекс Тиллерсон, президент ExxonMobil
– Я не могу дать вам точных цифр, они могут меняться, но роялти мы начнем платить сразу, а участники консорциума получат продукцию согласно своим долям [госкомпания “Роснефть” имеет 20% в проекте] . Так называемые “прибыльные баррели” будут поделены между государством и консорциумом, и с них мы будем платить налоги. Мы не раз говорили о том, что российское правительство получит более $40 млрд. Но и эта цифра изменится. Когда мы получили одобрение [проекта], цена на нефть была очень низкой в отличие от сегодняшней. Подсчеты делались в соответствии со старыми ценами.
Хотя должность Рекса Тиллерсона и называется “президент ExxonMobil”, на самом деле он пока не является первым лицом одной из крупнейших корпораций мира. Но только пока. В августе ExxonMobil объявила, что до конца года ее председатель и CEO 66-летний Ли Реймонд, руководивший самой большой негосударственной нефтяной компанией мира в течение последних 12 лет, уйдет на пенсию, а его преемником станет Тиллерсон.
Получив диплом гражданского инженера в университете г. Остина, Тиллерсон не собирался быть нефтяником и был очень удивлен, когда представитель Exxon предложил ему работу в одном из добывающих подразделений компании в Техасе. Он очень быстро делал карьеру, занимаясь проектами добычи нефти и газа в США и Канаде, и лишь в 1995 г. получил первое назначение за рубеж, возглавив компанию Exxon Yemen. Оттуда его перевели в Россию руководить проектом “Сахалин-1”, поэтому с нашей страной будущий глава ExxonMobil знаком прекрасно.
“Опыт работы в Йемене и России научил меня тому, что надо иметь огромный запас терпения и настойчивости. Нельзя терять волю”, – говорил Тиллерсон в прошлом году сразу после своего назначения на должность президента.
Проект “Сахалин-1”, который ему приходилось обсуждать с российскими чиновниками, является одним из трех проектов, которые реализуются в рамках заключенных правительством России в начале 1990-х гг. соглашений о разделе продукции (СРП) с западными инвесторами. Спустя 10 лет после их подписания правительство пришло к выводу, что режим СРП не является выгодным для государства. Одним из главных борцов за отказ России от СРП являлся бывший владелец “ЮКОСа” Михаил Ходорковский, который в 2003 г. вел переговоры с рядом западных нефтяных компаний, в том числе с ExxonMobil, о продаже части акций своей компании. Однако эта сделка не состоялась.
Теперь в ExxonMobil полагают, что СРП остается лучшей формой инвестиций в Россию. И торжества по поводу начала добычи нефти и газа в проекте “Сахалин-1”, которые состоялись на прошлой неделе, являются, по мнению американцев, доказательством эффективности режима СРП. О дальнейших планах компании в России, а также о том, что будет с ценами на нефть, президент ExxonMobil Рекс Тиллерсон рассказал в интервью “Ведомостям”.
“На рынке достаточно нефти”
– Нефтяные цены бьют рекорды. В чем, на ваш взгляд, причина этого явления?
– Последние 15–20 лет на рынке имелись избыточные поставки нефти. В основном из-за того, что страны ОПЕК 15 лет назад инвестировали огромные деньги в создание излишних добывающих мощностей, которые на тот момент не были нужны. А теперь, когда спрос наконец-то вырос, возможности увеличить добычу уже не так велики и рынок на это реагирует. Сейчас, если где-то в мире происходят сбои поставок, к примеру из-за урагана “Катрина”, забастовок или социальных катаклизмов, возможности резервных добывающих мощностей практически исчерпаны. Трейдеры это знают и закладывают эти риски в цену. Конечно, есть и другие факторы.
В долгосрочной перспективе причин для таких высоких цен на нефть нет. На данный момент объемы добычи удовлетворяют спрос, и пока этот баланс меняться не будет. Поэтому цены на нефть снизятся. К примеру, ExxonMobil – один из крупнейших переработчиков нефти в мире. Компании принадлежат 47 НПЗ по всему миру. Мы добываем 2,5 млн баррелей нефти в день, а перерабатываем 6 млн баррелей в день. У нас не возникает проблем с покупкой 3,5 млн баррелей ежедневно. На рынке достаточно нефти, и мы можем купить именно ту нефть, которая нам нужна.
– Как высокие цены отразились на инвестиционной политике ExxonMobil?
– Люди не всегда понимают специфику нашего бизнеса. Мы работаем в огромных временных рамках. И проект “Сахалин-1” – очень хороший тому пример. Мы работаем над проектом уже 10 лет, на сегодняшний день на первой стадии проекта освоено около $5 млрд инвестиций. Это [инвестиционное] решение было принято, когда цены на нефть были намного ниже нынешних. Тем не менее мы согласились вложить эти очень большие деньги. Сильный рост цен не заставляет нас менять наши решения, мы не стараемся вкладывать больше, потому что результат сегодняшних инвестиций мы увидим только через несколько лет. Вы мне скажите, какие цены будут через 5–6 лет?
– Если бы я знал, я был бы очень богатым человеком.
– Вот именно. И, видимо, сейчас бы вы здесь не сидели. Цены не так сильно влияют на компанию. Мы не увеличиваем наши инвестиции, если цены растут, но, что более важно, мы их не уменьшаем, если цены на нефть падают. Когда цены упали до $10 за баррель в 1998 г., мы не прекратили наши инвестиции. Мы сказали себе, что это временно. Цены на любое сырье время от времени то падают, то повышаются. Такова природа нашего бизнеса.
“Российское правительство получит более $40 млрд”
– Вы почти 10 лет работали над проектом “Сахалин-1”, и вот наконец здесь началась добыча нефти. С какими основными трудностями и рисками вы столкнулись при его осуществлении?
– У нас было достаточно трудностей с этим проектом. Особенно технических проблем, потому что на Сахалине очень сложные климатические условия, зима очень холодная и у вас остается сравнительно мало времени для строительства в летний период. Месторождения расположены на шельфе, а зимой море замерзает, кроме того, это сейсмически опасный регион. Что бы сделать проект успешным, нам пришлось применить множество технологий. Продумать логистику для перевозки людей и материалов.
Кроме того, проект начался 10 лет назад, а за это времени в России произошло много изменений. Сменилось два президента, и мне трудно подсчитать, какое количество премьер-министров. Это создало дополнительные проблемы как для нас, так и для правительственных регуляторов, которые отвечают за соблюдение условий соглашения о разделе продукции. Но мы смогли успешно преодолеть эти трудности и внедрить новые технологии бурения. Мы очень рады, что добыча на Сахалине началась.
– Начало добычи означает, что государство будет теперь получать роялти и причитающуюся ему долю нефти и газа. Как вы оцениваете эти доходы?
– Насколько эта цифра может увеличиться?
– Все зависит от цены на нефть: чем выше будет цена, тем больше получит правительство.
Газопровод в Китай – наиболее разумное решение
– Насколько я понимаю, у консорциума сейчас нет проблем с экспортом нефти, а вот на экспорт газа пока не заключено ни одного контракта. Какие перспективы по экспорту газа вы видите?
– Мы ведем переговоры уже несколько лет – в основном с Японией и Китаем, а также Кореей. Китай пока выражает наибольший интерес и к тому же испытывает большую потребность в газе. Нам будет удобнее поставлять газ через трубопровод в Китай или Японию. Строительство газопровода к границе Китая кажется мне наиболее разумным решением. Переговоры идут, но нам еще предстоит договориться о цене. Мы надеемся, что сможем подписать коммерческое соглашение в ближайшее время. Как только это произойдет, мы предложим правительству план действий в рамках СРП, который будет включать в себя строительство трубопровода к границе Китая.
– Вы собираетесь решать этот вопрос вместе с “Газпромом”?
– Наши права на экспорт газа прописаны в соглашении о разделе продукции, так же как и права на экспорт нефти. Но мы информируем о наших планах “Газпром”, потому что этой компании предоставлена роль координатора экспорта газа из России.
– Как вам удалось избежать тех проблем, с которыми столкнулись при осуществлении проектов СРП в России ваши конкуренты – британская Royal Dutch/Shell и французская Total?
– Отчасти это наши управленческие способности. Мы использовали новые технологии, управленческие ноу-хау. У нас есть опыт в осуществлении очень трудоемких проектов по всему миру. Похожие проекты есть в Африке, Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке. Но, что еще более важно, это наша открытость и прямолинейность в отношении с подрядчиками и правительственными чиновниками. Мы четко говорили, что надо делать для успеха проекта, даже когда не все хотели это слушать.
Нам приходилось говорить правительству: “Если вы хотите, чтобы проект стал успешным, мы не сможем делать те или иные вещи”. Но при этом мы всегда вместе решали проблемы и устраняли разногласия. Наш подход заключался в том, что мы не ставили недостижимые цели. Мы прямо говорили о том, что мы можем сделать, и о том, что мы не можем. Мы никогда не давали ложные надежды.
– Из-за высоких цен на нефть компании удалось получить рекордные прибыли. Вы не думали о том, чтобы купить нефтяные компании в России?
– ExxonMobil не заинтересована в покупке долей в других компаниях, потому что это не позволяет нам в полной мере заниматься тем, что у нас лучше всего получается. Мы вкладываем в Россию не только деньги. Мы приносим с собой новые технологии, деловой опыт, умение обучать персонал, а просто покупка акций не позволяет нам делать этого.
– Но покупка акций также может принести прибыль.
– Если бы мы хотели купить акции, мы могли бы купить и акции General Electric, к примеру. Если вы вкладываете деньги просто в акции, вы можете это делать по всему миру. Но ExxonMobil этим не занимается, мы не портфельная компания. Наш профиль – разведка и разработка энергетических активов.
– А если купить компанию целиком, то вы сможете получите активы, которые можно разведывать и разрабатывать?
– Да, разумеется, если вы покупаете всю компанию, у вас есть такая возможность. Но я не думаю, что российское правительство заинтересовано в этом. Оно не позволит нам это сделать. И мы понимаем его позицию. Это нормально. Нам нужны ресурсы, которые позволяют производить разведку и инвестировать, делать то, что у нас хорошо получается. Мы готовы к партнерству. На Сахалине мы показали, как можно достичь успеха, сотрудничая с российскими, японскими и индийскими компаниями [участниками проекта “Сахалин-1”]. Мы будем рады возможности делать подобные проекты и в будущем. Но задача правительства – определить четкие условия для их осуществления.
– Недавно в России произошла крупнейшая сделка – “Газпром” договорился о покупке “Сибнефти” за $13 млрд. А ExxonMobil рассматривала возможность покупки “Сибнефти”?
– Мы не вели никаких переговоров ни с “Газпромом”, ни с самой “Сибнефтью” о ее покупке.
“Пока что системы, которая могла бы заменить СРП, не существует”
– Многие в России ставят под сомнение целесообразность проектов СРП, а правительство хочет ограничить доступ иностранных компаний к стратегическим ресурсам. Проекты, подобные “Сахалину-1”, по вашему мнению, будут возможны в будущем?
– Я надеюсь, что правительство увидит в “Сахалине-1” пример того, что такая компания, как ExxonMobil, может дать России. В первую очередь это разработка очень сложных объектов. Большая часть таких трудоемких активов – стратегические. Но именно такие тяжелые проекты удаются нам лучше всего.
Я думаю, что мы сможем участвовать в подобных проектах и дальше. Проблема только в том, что, если не будет режима СРП, инвесторам, которые готовы вкладывать деньги в подобные проекты, необходимо будет ясно представлять, какой налоговый режим сможет его заменить.
Правительству необходимо тщательно прописать условия, которые не будут меняться. Налоговый режим не должен меняться каждые 3–4 года только потому, что меняются цены на нефть. Компаниям необходима стабильность. Кроме того, в случае разногласий стороны должны четко знать, где и каким образом они решаются. Основные инвестиции в разработку новых ресурсов [в России] были сделаны на Сахалине и только благодаря режиму СРП. Можно найти и другие формы сотрудничества, но правительству будет необходимо создать похожую систему для привлечения инвестиций. Пока что системы, которая могла бы заменить СРП, не существует.
Мы до сих пор обладаем правами на “Сахалин-3”
– ExxonMobil в 1993 г. выиграла конкурс на право разведки блоков проекта “Сахалин-3”, однако правительство заявляет, что вскоре будет проведен новый аукцион, а это автоматически отменяет вашу победу. Вы собираетесь попытать счастья еще раз?
– Наша позиция очень проста: мы до сих пор обладаем правами на разведку этих блоков . Это долгая история, которая началась еще в 1993 г. На протяжении нескольких лет правительство подтверждало наши права, и мы вложили деньги в изучение и разведку – около $65 млн. Компания выполнила все условия и считает, что имеет права на эти участки. Мы понимаем, что многое изменилось, поэтому мы договариваемся с правительством об условиях , которые для него приемлемы, чтобы продолжить работы на этих участках. Мы ведь пока не знаем точных размеров запасов на месторождениях проекта “Сахалин-3”. Предстоит еще крупномасштабная разведочная работа.
Мы получили права на разведку при предыдущем правительстве, и я допускаю, что нынешнему правительству может не нравиться то, каким образом вели себя их предшественники. Но вопрос в том, собираются они уважать обязательства предыдущих правительств или нет. Потому что другие компании, которые договариваются с сегодняшним правительством, будут не уверены, что их будет исполнять последующее. И это очень важный вопрос.
– А каким образом вы будете отстаивать свои права на “Сахалин-3”?
– Мы продолжаем переговоры с правительством, и они пока не завершены. С их помощью мы отстаиваем наши права. Я думаю, что общая цель – разведка участков. Сначала надо определить, есть ли там запасы. И если они подтвердятся, то с нашими правами, опытом и учитывая успех “Сахалина-1” мы будем рады разрабатывать их с российскими партнерами.
– ExxonMobil готова к тому, чтобы просто иметь долю в проекте, а не быть его оператором?
– Мы бы хотели снова [как в проекте “Сахалин-1”] быть оператором, потому что у нас есть опыт и желание.