Александр Андрющенко, Михаил Врубель: «Семейный жанр – самый сложный»

Основатели кинокомпании «Водород» о том, когда закончится бум сказок и что придет им на смену
Основатели кинокомпании «Водород» Михаил Врубель и Александр Андрющенко (на фото слева направо)/ Андрей Гордеев / Ведомости

Никто в российской киноиндустрии так последовательно не работает в жанре фантастики, как постоянные компании-партнеры «Водород» и Art Pictures. Прямо сейчас в кинотеатрах идет их новый фильм «Сто лет тому вперед» – очередная экранизация повести Кира Булычева про «гостью из будущего» Алису Селезневу. Ее снял Александр Андрющенко, который в 2011 г. вместе с Михаилом Врубелем основал кинокомпанию «Водород».

Ранее они же и тоже вместе с Art Pictures выпустили дилогию Федора Бондарчука «Притяжение»/«Вторжение» (2017/2019 гг.). За дилогией последовал фантастический хоррор «Спутник» (2020) Егора Абраменко, вышедший из-за пандемии сразу онлайн. На волне международного успеха права на ремейк «Спутника» выкупили голливудские компании Village Rоаdshow и 6th and Idaho. Наконец, еще один профиль «Водорода» и Art Pictures – мюзиклы. Жанр еще более редкий, чем фантастика.

В интервью «Ведомостям» продюсеры Михаил Врубель и Александр Андрющенко рассказали, почему в новом фильме про Алису Селезневу нет миелофона, сколько, по их мнению, продлится бум «семейного контента» и стоит ли ждать продолжения «ледовой» франшизы.

«Ты так или иначе все равно пишешь о том, что у тебя болит»

– Если пунктирно прочертить, как менялось отношение зрителя к ремейкам советских хитов, получается так: в 2000-е – невероятный успех «Иронии судьбы. Продолжение», в 2010-е – скорее скепсис и даже откровенный негатив («Кавказская пленница», «Джентльмены, удачи!» и т. д.). А в 2020-е отношение снова теплеет. «Чебурашка» – рекордсмен, и «Сто лет тому вперед» тоже как будто не вызывает хейта. Или как?

Михаил Врубель: Мы ощущали некоторый негатив перед выпуском фильма, в виде комментариев в интернете. Но после выхода фильма на экраны мы, скорее, видим обратное – высокие оценки проекта.

Александр Андрющенко: Мне кажется, дело не в том, что меняется отношение зрителей к советским ремейкам. По-моему, очевидна разница в уровне фильмов, которые имели успех – «Ирония судьбы», «Чебурашка» – и которые нет. Ну и наш случай несколько другой. Мы избегаем слова «ремейк». «Сто лет тому вперед» – это новая экранизация книги.

М.В.: Вот в Штатах выходит четвертая экранизация «Звезда родилась», очередной «Оушен» – и все с удовольствием смотрят. Никто не спрашивает: «Зачем снимаете?» Точнее, спрашивают, но когда снято плохо. А когда видно, что кроме ностальгии там есть еще что-то, когда понятно, почему это сделано сейчас и как это будет коммуницировать с сегодняшним зрителем, то и тотального негатива нет.

А.А.: Понятно, что для аудитории моложе 40 лет «Гостья из будущего» – это просто сериал из прошлого. Но для аудитории «40+» – тех, кто посмотрел его в детстве, – это нечто сакральное. Мне самому 36 лет, но я ностальгию по «Гостье из будущего», зацепил через старших братьев и сестер. Я младший ребенок в семье и, пока рос, слышал, как мои старшие родственники бегали по двору и кричали: «Алиса, миелофон!» То есть сначала я узнал, что такое миелофон, и только потом посмотрел сериал.

Мы уже общались с публикой, иногда приходят, скажем так, скептики, и я всех успокаиваю: «Мы все понимаем, мы сами относимся к героям с глубоким уважением и любовью». Но, очевидно, переубедить может только «сарафан». Когда дети будут приходить к своим родителям и говорить: «Давайте сходим вместе». В общем, я надеюсь, что качество фильма все расставит на места.

– Понятно, никакая книга – будь то «Гарри Поттер» или «Война и мир» – не экранизируется постранично. Когда писали сценарий, как вы решали, что важно сохранить от Булычева, а чем можно пожертвовать?

А.А.: Это происходит органически. Ты фактически заново, как дерево, выращиваешь историю. Драфт за драфтом, год за годом. Нет какой-то готовой схемы идеального сценария – есть набор инструментов, с помощью которых можно анализировать, что работает, а что нет. Общую канву мы не трогали. Есть Алиса Селезнева, есть Коля Герасимов, есть путешествие на сто лет тому вперед и обратно, и есть космические пираты. Но в какой-то момент я задал себе вопрос: «А как пираты, обладая миелофоном, собираются захватить вселенную?» Хорошо, с помощью гаджета они могут читать мысли тех, кто рядом. Допустим, аппарат остается у них, – а дальше-то какой план действий? И я понял, что как автор не могу на это ответить.

Поэтому мы придумали другой артефакт – космион, который может перемещать владельца во времени. Когда я сказал, что, вероятно, миелофона не будет в фильме, мы долго спорили. Миша подходил и много-много раз спрашивал: «Ты уверен, что так можно?»

М.В.: И Миша не дожал.

А.А.: И я уверен, что правильно. В фильме сразу понятно, чем опасен космион. Здесь принципиальное отличие нашей вселенной от вселенной Булычева. В книге есть и Институт времени, и машина времени, а у нас ничего этого нет. Именно космион дает уникальную возможность перемещаться во времени.

На самом деле, наиболее серьезные изменения связаны даже не с космионом. Более важные последствия имело решение перенести действие «современной» линии в наше время, а также то, что герои стали взрослее. В фильме Коле и Алисе по 17 лет, а не 12–13, как в повести. Ну и пираты у нас гораздо опаснее, чем у Булычева. И жанр, соответственно, «взрослее».

В то же время я считал важным сохранить ностальгическое ощущение. Например, у меня не было сомнений, что нужно цитировать музыку Евгения Крылатова из сериала. И мы сразу выкупали эти песни. Вся композиторская музыка в фильме основана на темах Крылатова, и в финале, естественно, звучит «Прекрасное далеко».

Александр Андрющенко / Андрей Гордеев / Ведомости
– Еще звучит музыка Зацепина из «Тайны третьей планеты».

А.А.: Эта сцена вообще буквальная цитата из мультфильма. Мы придумали космического курьера, который и визуально похож на Ушана с планеты Блук. А на фоне играет тема Зацепина. Это еще один сознательный укол ностальгии – для тех, кто помнит, любит еще и «Тайну третьей планеты».

У нас в фильме есть сцена – скажу аккуратно, где происходит нечто трагическое с одним из персонажей. Этот персонаж у нас совсем другой, не такой, как в «Гостье из будущего», и обстоятельства в целом другие, но само событие должно вызвать чувство узнавания. Мы вообще проводим довольно существенную аналитику перед тем, как запускать проект, и тут тоже проводили большой соцопрос о том, что больше всего запомнилось из «Гостьи», что больше всего нравилось и т. д. Естественно, мы не использовали эти данные как готовые лекала для будущего сценария. Скорее, просто проверяли себя – какие вещи, детали, сцены действительно дороги зрителям. На 90% там были довольно очевидные ответы, но вот эту трагическую сцену, про которую я говорил, выделили большинство. И мне кажется, классно, что нечто подобное есть и у нас в фильме.

– Осталось и собственно «прекрасное далеко» Булычева – образ комфортного, счастливого будущего. В ранней версии сценария был отличный мотив, немного жаль, что он практически ушел из фильма. Там Коля – такой типичный советский школьник-хулиган, и все считают его лоботрясом, а у него просто дислексия, которую тогда, в 1980-е, еще не научились выявлять. Но в будущем Алисы проблема дислексии решена, как и все прочие проблемы.

А.А.: Мы много-много раз переписывали сценарий, у нас было четыре принципиально разных драфта – и огромное количество прекрасных идей просто осталось в корзине. Именно с дислексией история такая. В первых версиях «Сто лет тому вперед» Коля и Алиса были одного возраста с книжными. А у меня трое сыновей. Средний из них – дислексик. Ему уже 14 лет, сейчас с ним, слава Богу, все хорошо, но в конце первого класса он так и не научился читать. Я тогда глубоко погрузился в проблему, подробно ее изучал. К учителям в школу ходил и дарил им книги по дислексии – все вроде бы как знают о ней, но, на самом деле, никто ничего не знает. И мы вписали дислексию в сценарий – и потому что тема для меня «больная», и потому, что она правда хорошо работала на сюжет.

А потом мы все-таки решили делать героев 17-летними. И так прообразом Коли стал уже мой старший сын. Он буквально Коля Герасимов – вечно вот эти наушники в ушах, вызовы к директору («У вас хороший ребенок, но давайте он будет учиться в другой школе»). В общем, я все-таки «пристроил» одного своего ребенка в сценарий. (Смеется.) Это и понятно – ты так или иначе все равно пишешь о том, что у тебя болит. И не только у меня, но и у других авторов – у нас у всех дети. Мы потому и занимаемся семейным кино, что нам это близко, нас это волнует.

«Сейчас в целом интерес крупных брендов к российскому кино увеличился в разы»

– В «Сто лет тому вперед» очень креативные вступительные титры – такая экскурсия по Москве будущего, где логотипы сопродюсеров вписаны в городской ландшафт. И «Водород», и Art Pictures, и НМГ и далее по списку – все компании процветают и через сто лет. Но я не увидел «Почты России», хотя, как мы узнаем из фильма, она работает получше многих служб. В итоге шутка про письмо – это просто шутка, не интеграция?

А.А.: Просто шутка. Она смешная, люди смеются, но это не партнерство с «Почтой России». Хотя я бы очень хотел, чтобы они были спонсорами. И с удовольствием бы снял сцену, как Коля приходит в отделение «Почты России» в наши дни, отправляет письмо, а оно потом приходит только через 100 лет. Как в «Назад в будущее» – там во второй части был похожий трюк с Western Union.

М.В.: У нас должна была быть шутка, что письмо идет так долго, что приходит как раз через сто лет.

Михаил Врубель / Андрей Гордеев / Ведомости
– То есть вы действительно предлагали интеграцию «Почте России»?

М.В.: Да, но их не заинтересовало. Мы не выходили на первых лиц компании, но на уровне тех, кто обычно решает эти вопросы, их не заинтересовало.

А.А.: Должен сказать, что это, в принципе, обычно мало кого интересует. Я, на самом деле, мечтал сделать и в темном будущем [альтернативной мрачной реальности] невероятный product placement. В фильме есть кадры, где как бы камера пролетает по городу – и там много места для креативного product placement. Но понятно, все хотят, чтобы их бренд был очень светлый, с улыбкой, без каких-либо мрачных ассоциаций. И я рад, что у нас все получилось со «Сбером». Было непросто, мы месяц за месяцем все согласовывали, в итоге согласовали, и мне кажется, что это вообще лучшая интеграция в российском кино – сцена, где робот пытается «склеить» банкомат «Сбера». Это смешно, запоминается и всем на пользу – и им, и нам.

– Какую часть производственного бюджета (900 млн руб. – данные ЕАИС государственного Фонда кино) вы отбили за счет product placement?

М.В.: Точную сумму не можем раскрыть, десятки миллионов рублей. Со «Сбером» у нас еще и кросс-промо партнерство. И с «Вкусно – и точка». Они запустили большую рекламную кампанию с образами Алисы и Весельчака – ролики снимал Клим Шипенко. Сейчас в целом интерес крупных брендов к российскому кино – по линии мерчендайзинга и кросс-промо – увеличился в разы. Российское кино реально в топе – и с точки зрения ощущений самой аудитории, а значит – и для тех, кто хочет до нее достучаться.

А.А.: Мы снимали фильм два года назад – в 2022-м. Если бы снимали сегодня, то точно стоил бы дороже – на 20–30%.

М.В.: Если не на 40–50%. Мы скоро входим в съемочный период «Буратино» – наш следующий большой проект, и постоянно сталкиваемся с тем, что какие-то позиции подскочили наполовину.

– Какие ключевые факторы повлияли на удорожание кинопроизводства?

М.В.: Инфляция, курс рубля, из-за которого прежде всего растет то, что закупается за рубежом. Естественно, выросло все, что связано с покупкой лицензий на программное обеспечение, с аппаратурой, доставкой. Кроме того, еще невероятно увеличился спрос на контент из-за ухода американских коллег – и в офлайне, и в онлайне. А новые специалисты в кинопроизводстве же не рождаются вот так просто – только потому, что на них есть спрос.

– Пришлось повышать зарплаты?

А.А.: Да, и это большая проблема – даже средние специалисты сейчас получают очень хорошо. Кажется, что никто не сидит без работы. Вообще.

– А чьи зарплаты выросли в первую очередь?

М.В.: У всех. От сценаристов и режиссеров до осветителей и грузчиков – тех, без кого ты не можешь работать на площадке.

– Насколько они подросли? И кто в итоге главный «бенефициар» – сценаристы?

М.В.: В среднем – на 20–30% однозначно, а то и больше. По сценаристам я не вижу скачкообразного роста – они и так получали достойные гонорары.

– С какого момента можно отсчитывать этот всплеск интереса к российскому кино, о котором вы говорите? С 2023-го, после «Чебурашки»?

М.В.: Сложно сказать. Для индустрии точно были очень тяжелыми постковидные 2021–2022 годы – из-за приостановки съемок во время ковидного 2020-го. Как мне кажется, с точки зрения именно качества самих фильмов рост начался еще раньше. Однако вот это ощущение зрителя, что «мы можем жить, смотря только российское кино, и получать весь спектр эмоций», по моей гипотезе, появилось с конца 2022-го.

– А когда, на ваш взгляд, начался рост качества российского кино?

М.В.: Где-то со второй половины 2010-х. Фонд кино заработал где-то в начале 2010-х, и это дало эффект спустя лет пять – когда стали системно выходить сразу несколько раз в год крупные фильмы высокого зрительского качества.

– Например?

М.В.: Все, что ушло за миллиард. «Движение вверх», «Последние богатыри», «Т-34»… Нескромно, но назову наши фильмы «Лед», «Притяжение» и т. д.

«Не хотелось бы превратиться в китайское кино»

– Уход голливудских мейджоров из России, который произошел весной 2022 г., как вы отметили, увеличил спрос на контент. Для нашей киноиндустрии, кинотеатрального рынка – это вызов или окно возможностей?

М.В.: И то и то. Даже оптимистичные люди в марте 2022 г. давали российскому кинотеатральному рынку шесть месяцев до полного закрытия. Пессимисты – три месяца. Уход Голливуда наложился на накопленную финансовую усталость кинотеатров после ковида. Казалось – это такой последний удар, который их прикончит. Но кинотеатры смогли резко снизить затраты и повысить эффективность. Потом к концу 2022-го, в 2023 г. стало понятно, что российское кино готово к тому, чтобы закрыть почти все потребности рынка. Если мы посмотрим на I квартал 2024 г. – бокс-офис рекордный за последние пять лет. Это что касается «окна возможностей». А про вызов хорошо сформулирует Саша.

А.А.: Да, лично меня очень волнует вопрос, как сохранить уровень в отсутствие конкуренции с фильмами высокого качества – в ситуации, когда ты просто теряешь профессиональные ориентиры. Вот мы сейчас показывали «Сто лет тому вперед» индустриальной публике, кинотеатрам – все выходят и говорят: «Это просто Голливуд». Что, конечно, приятно слышать. И мне хочется верить, что наш фильм с точки зрения аудиовизуального качества действительно выглядит лучше общего российского уровня. Но при этом я понимаю, что если бы мы выходили в конкуренции со второй «Дюной» – то, наверное, ощущения от нашего фильма были бы несколько другие. Сейчас мы вроде как выигрываем от того, что аудитория очень позитивно реагирует на российское кино. Но зачем куда-то тянуться, если мы и так уже в топе?

М.В.: Просто не хотелось бы превратиться в китайское кино. Да, там местные фильмы собирают мощный бокс-офис, но общее кинематографическое качество – в первую очередь драматургическое – таково, что это все не интересно никому за пределами Китая. У них уже и бюджеты в сотни миллионов, и большие звезды есть, но зарубежные сборы на уровне погрешности.

– Ну, у них свой рынок огромный.

М.В.: Все так. Но я бы не хотел, как кинематографист, всю жизнь снимать кино, которое неконкурентоспособно за пределами моей страны. Да, сейчас для продвижения российского кино за рубеж действует множество ограничений, но я верю, что они – скорее рано, чем поздно – в большей части сойдут на нет. Я знаю, что к нам есть огромный интерес мировых компаний. Поэтому я очень надеюсь, что мы сможем нарастить компетенции так, чтобы в тот момент, когда и конкуренция с Голливудом вернется, и когда мы сможем в полную силу вернуться на международную арену, мы будем к этому готовы.

– Готовы в каком смысле? В плане компетенций или проектов?

М.В.: И в плане проектов, и в плане компетенций, связей, финансов и т. д.

– Вернемся к внутреннему рынку. Голливуд ушел, но все-таки продолжает конкурировать с российским кино – в форме теневого проката. Ваше мнение: мешает ли это киноиндустрии? Или это «неизбежное зло», которые помогает кинотеатрам выживать?

М.В.: Как зритель, честно, я не могу определиться. Во мне борются как бы два человека. С одной стороны, воровать, безусловно, нехорошо. Я сам как продюсер постоянно страдаю от пиратства. И своих детей я растил так, чтобы они с детства знали: нет ничего бесплатного. Если хочешь посмотреть – надо заплатить. С другой, и как зрителю, и как кинематографисту мне неприятно чувствовать себя человеком второго сорта, который существует как бы вне мирового контекста.

– А если говорить о влиянии «теневого» проката на развитие индустрии в целом?

А.А.: Мешает ли «теневой» прокат нам снимать кино? Наверное, никак не мешает. Мешает ли прокатывать? Ну, мешает. Слово «теневой» – ключевое. Это серая зона, которая плохо регулируется и живет по каким-то своим правилам. А очень важно, чтобы все участники рынка работали по общим, понятным правилам. Вот история из моего личного опыта – прокат «Лед 3» в разгаре, у нас, естественно, договоренности по росписи с кинотеатрами, и вот прихожу я в кинотеатр рядом с домом, и что же? У «Льда 3» – три сеанса, а у горячо мной любимой «Дюны 2» – 15. И это кинотеатр большой сети! В такие моменты, конечно, хочется, чтобы вернулась та конкуренция, которая была раньше. Когда наш «Лед» выходил в одно время и с «Черной пантерой», и с «Оттенками серого», и мы честно боролись с ними за зрителя.

– К слову, про «Лед». А может ли все-таки у трилогии быть продолжение у ? Если не четвертая часть, то спин-офф?

М.В.: Непосредственно сейчас в работе ничего нет. Мы делаем опрос после каждой части и спрашиваем – хотели бы посмотреть продолжение? После третьей – почти никто не хочет. Очень хотели после второго фильма, и я думаю, это было связано с сюжетом – там была интрига в конце. И не очень хотели продолжения после первого фильма, поэтому «Лед 2» мы не планировали поначалу. Помню наш разговор с Саней Петровым после первого «Льда». Он позвал нас на завтрак и говорит: «Ребят, я просто хочу сразу сказать, чтобы вы знали, что нет на свете таких гонораров, за который я соглашусь сниматься во второй части. Просто чтобы вы не тратили время. Эта история окончена».

– Боялся испортить плохим сиквелом первый фильм?

М.В.: Мы сами боимся всегда, что продолжение будет выглядеть как просто способ заработать денег. Это убивает классные вещи.

– И как вы его переубедили?

М.В.: Его переубедил сценарий.

А.А.: Наверное, у каждой истории теоретически может быть продолжение. Наверное, может быть и классное продолжение у третьего «Льда». Но пока у нас всех ощущение, что все было классно, можно заканчивать. Это хороший финал. Не знаю, может, лет через пять мнение изменится, но пока так.

М.В.: Мы точно ничего не собираемся «высасывать из пальца». Но все бывает. Я не исключаю, что, может быть, мы попробуем сделать что-то в других средах. Может быть, сериал с этим названием, но про других героев. Я как продюсер считаю, что если существует где-то 10 млн человек, которые реально очень любят эти фильмы, любят героев, испытывают глубокие эмоции и переживания из-за них, то, наверное, мы должны что-то им предложить еще. Это не столько вопрос денег, сколько своего рода эмоциональный долг перед зрителем.

А.А.: Лично я был настолько рад видеть на экране пару Петров – Аронова в третьем фильме… Это уже чуть больше, чем кино. Каждое их появление, каждое взаимодействие на экране вызывает теплый отклик – как будто родные люди вернулись после разлуки. И тебе просто хочется быть с этими героями рядом. В этом смысле – конечно, не буду скрывать, мне было хотелось увидеть Горина и Шаталину еще раз. Но в каком формате, где, как? Пока у нас идей на этот счет нет.

«Кино должно быть разным»

– Сейчас бум семейного контента – все снимают сказки, приключения. Вы не чувствуете опасности, что после рекорда «Чебурашки» нас ждет сужение жанрового разнообразия? Зрелищное кино станет проще, а темы, конфликты – инфантильнее?

М.В.: Помню, когда только вышел первый «Лед», были такие не очень профессиональные критики, которые – буквально, я не шучу – писали, что мы сняли фильм на волне успеха «Движения вверх». А тот вышел месяца за полтора до релиза «Льда». (Смеется.) Так и с семейными историями – и наш «Буратино», и многие другие проекты, уверен, планировались до всех успехов «Чебурашки». Продюсеры ведь люди не только жадные. (Смеется.) Но и прозорливые. Сказок стало много, рано или поздно какая-нибудь сказка обвалится – ну не может зритель смотреть одно и то же бесконечно. И видимо, несколько раньше этого провала найдутся те, кто это предвидит и предложит что-то другое аудитории, которая устала от сказок. Именно так и балансируется рынок. Лет 15 Marvel успешно строил свою вселенную, а сейчас, что бы он ни снимал, все у него проваливается. А «Барби» и «Оппенгеймер» собирают огромные бокс-офисы.

– И сколько лет даете буму семейного контента у нас?

М.В.: Мне кажется, именно в сегодняшнем виде он будет потребляться не более пяти лет, потом точно случится обновление.

А.А.: Вот ты привел пример с Marvel. Но дело же не только в усталости от супергероев – Marvel просто перестал снимать хорошие фильмы. Нет у них хороших фильмов, которые бы ничего не собирали. Там закончились истории самых удачных персонажей, а в новых фильмах – ни хороших сценариев, ни интересных героев. Даже про старых героев они снимают хуже. Все последние фильмы, которые я видел – и второй «Доктор Стрэндж», второй «Человек-муравей», четвертый «Тор», – все это очень плохо.

Безусловно, те же «Мастер и Маргарита» собирают, потому что предлагают что-то принципиально другое. Мы тут бьемся за семейный рейтинг, а у них стоит 18+. Постфактум всегда легко анализировать, но, видимо, именно взрослый рейтинг не отпугнул, а привлек зрителя. Моя теория – аудитория «Мастера и Маргариты», которая сделала им кассу, не особо пересекается с аудиторией, которая сделала кассу «По щучьему велению». Видимо, есть большой сегмент зрителей 25–35 лет и старше, которые перестали ходить в кино после ухода Голливуда, им неинтересны сказки, они хотят альтернативный, более серьезный контент. Фильм доказал, что эта ниша есть и что за эту аудиторию можно и нужно бороться.

Однако все же главная причина – мне кажется важным это подчеркнуть, почему фильм «Мастер и Маргарита» собрал такие замечательные деньги, – в том, что это классно сделанное, классно написанное и классно сыгранное кино.

– Когда назреет кризис сказок, какие жанры могут прийти на смену?

А.А.: Нам традиционно удавались фантастика и мюзиклы…

М.В.: Видимо, нужно делать фантастический мюзикл. (Смеется.) Если серьезно, мы точно будем делать разного рода фантастику. Что-то уже пишем, но об этом пока рано говорить. Из того, что объявлено, – мы купили права на «Электроника» и сейчас с Андреем Золотаревым активно работаем над сценарием. И, наверное, еще год будем писать. Мы хотим очень серьезно подойти к фильму и сделать кино для школьно-юношеской аудитории. Для нее мало что делается сегодня. Мне кажется, невероятный успех «Слова пацана» в том числе объясняется и тем, что сериал привлек внимание очень широкой юной аудитории, которую кинопроизводители фактически игнорировали последние годы.

А.А.: Помимо фантастики нас интересуют и триллеры – мы изучаем это направление и потихонечку им занимаемся. Но вообще, хотелось бы вступиться за сказки. Падение качества, инфантилизм конфликтов и прочее – все это связано не с выбором жанра, а с тем, сколько усилий люди вкладывают в фильм. Мне кажется, в этом направлении до потолка еще далеко. Семейный жанр – самый сложный, на самом деле. Ты пытаешься работать со всей аудиторией сразу, чтобы было интересно и детям, и подросткам, и молодежи, и взрослым. И тем, кто обычно не смотрит российское кино, – бабушкам, дедушкам. Как это совместить в одном фильме? Мне кажется, это действительно удается только лучшим фильмам.

М.В.: Вот анимации у нас производится явно недостаточно. Ее тотально не хватает. Должно быть раза в три больше, чтобы адекватно ответить на запрос. К примеру, последние «Три богатыря» собрали больше миллиарда – впервые в истории франшизы. Конечно, воодушевляют и сборы «Мастера и Маргариты», «Воздуха» Алексея Германа. Значит, сложное, даже мрачное кино имеет свою аудиторию, и в этих направлениях тоже можно двигаться. Одним словом, кино должно быть разным, и мы будем продолжать экспериментировать.