Махар Вазиев: Махар Вазиев считает, что в балете Большого театра лучшие условия для роста

С 25 июля по 13 августа балет Большого театра показывает на сцене театра Covent Garden в Лондоне хиты своего репертуара. На гастроли труппа впервые едет с новым руководителем: Махар Вазиев возглавил ее в марте. Экс-худрук балета Мариинского театра и миланского «Ла Скала» рассказал о предстоящем лондонском сезоне и первых месяцах работы в Москве.

– Я считаю, любой руководитель, который работает в таком театре, как Большой, должен ясно понимать: ему предоставлен колоссальный шанс – помочь компании, актерам, педагогам в создании творческой атмосферы, чтобы всем им было интересно. Поверьте, даже если вы будете платить артисту очень большие деньги, но при этом у него не будет шансов развиваться, рано или поздно он взвоет. Надо заниматься этим так, чтобы это было не наказание, а удовольствие. Я сегодня работаю по 12–13 часов. Меня никто не заставляет – я это делаю, потому что мне самому нравится. Более того, это единственный способ двигаться вперед, потому что мир изменился, ритм жизни очень активный. И те ведущие партии, которые раньше готовили годами, теперь готовят за месяц. У старшего поколения это вызывает удивление. Балет – это системный скрупулезный труд. При этом постоянное занятие одним и тем же, так же как до этого восемь лет в школе, – классическим танцем. Чтобы не было скучно, нужно каждый раз придавать этому новое смысловое значение. Вот тогда это превращается в искусство.

– Я не большой любитель создавать некую классификацию. Что является здесь критерием? Что первично – качество, востребованность, адекватность оценки труда? Это комплекс. Но, зная изнутри, как живут и функционируют сегодня многие театры мира, могу с уверенностью сказать, что Большой театр – один из первых. Для меня это положение определяется тем, что здесь самые лучшие условия для роста артиста балета, балетмейстера, педагога. Если нет возможности развития, все остальное – под вопросом. Давайте не забывать, что в классических балетных спектаклях едва ли не самая главная составляющая – целостность стиля и школы, которые есть в Большом театре. Плюс у нас есть колоссальная государственная поддержка, в этом смысле мы просто счастливчики. Благодаря тому что Большой театр на особом счету, мы можем не подчиняться западной системе, в которой даже большинство крупных театров – это театры проката. Там приглашаются известный режиссер, известный дирижер, известные певцы и строится спектакль, который исчезает, когда они разъезжаются. У нас модель другая: мы всех растим сами – замечательных музыкантов, дирижеров, балетмейстеров, артистов, а это значит, что есть возможность создавать собственные оригинальные постановки. Благодаря этому Большой всегда будет иметь свое имя.

– Меня сейчас спрашивают: «Чем вы хотите удивить Лондон?» Простите, но в этом вопросе заложено неуважение к самим себе. Он предполагает, что мы повезем что-то особое, не то, что показываем в Москве. Я очень люблю Лондон, но мне куда важнее, что и как мы показываем на нашей сцене. И если миру нравится то, что мы делаем дома, и нас готовы пригласить, мы по возможности куда-то едем. Хотя нельзя отрицать факта, что в зрительный зал приходит две тысячи человек, а Financial Times читают миллионы во всем мире и общественное мнение, скорее всего, складывается из того, что напишет она и несколько других английских газет.

– Ольгу Смирнову я заочно знал еще со времен своей работы в Мариинском театре. Ее педагог – Оля училась еще в средних классах Вагановской академии – как-то сказала мне: «У меня есть очень интересная девочка, Смирнова, посмотрите ее, пожалуйста». Мне не удалось тогда ее увидеть, но фамилию я запомнил. Потом слышал, что из нее выросла очень талантливая балерина лирического амплуа. Но когда увидел ее на репетициях, то понял, что в ней бездна озорства. Она же солнечная девочка. Но когда я ей предложил подготовить «Дон Кихота», она сама была в шоке: «Это не мое, все говорят». Меня тоже с удивлением спрашивали: «Это правда, что ты дал Смирновой «Дон Кихота»? Но, по-моему, сегодня это абсолютная Китри. Если кто-то еще этого не видит, ничего страшного. Однозначность у меня всегда вызывает подозрение. Вы подождите, Ольга Смирнова еще многих удивит. Ей просто нужно помочь раскрыться, дать шанс искать себя.

– Вероятно, в первую очередь опираясь на свое профессиональное воспитание и образование. Во-вторых, благодаря опыту. И – никуда от этого не деться, придется признать – на базе своих художественных вкусов. Я думаю, колоссальную роль играет то, что сидеть в кабинете мне менее всего интересно, я практически каждый день сам репетирую – с солистами, с кордебалетом. И хожу на каждый спектакль. Когда вы с людьми репетируете, вы их чувствуете.

– Начнем с того, что они все же появились. Вячеслав Самодуров, только что поставивший в Большом театре «Ундину», – замечательный хореограф. В Перми работает Алексей Мирошниченко. Кирилл Симонов, безусловно. Есть талантливый Никита Дмитриевский. Но хореографам нужна в первую очередь практика. Много лет назад, еще работая в Мариинском театре, я приехал в Лозанну к Морису Бежару. Он уже тяжело болел, но день моего приезда полностью провел со мной. После обеда он спросил: «Можно, я тебя оставлю часа на два?» Я предположил, что ему нужно отдохнуть. Мы расстались, после чего я пошел посмотреть его репетиционную базу. В одном зале дверь была открыта, я зашел. Музыки нет, сидит Бежар, перед ним – пара, и он пытается из них что-то лепить. Когда через два часа мы встретились снова, я первым делом спросил: «Что вы сейчас ставите?» Морис ответил: «Ничего. Знаете, Махар, как танцовщик должен каждое утро приходить в класс и делать классический урок, так и балетмейстер должен каждый день что-то ставить, независимо от того, использует ли он это в будущем. Нужно быть постоянно в форме. Быть в форме – значит развиваться». Но у очень многих молодых сегодня нет такой возможности. Хореограф – слишком зависимый человек. Он зависит от наличия репетиционного зала, от наличия пианиста, от сцены, дирижера, репертуара, артистов, от публики в конечном итоге. Поэтому мы в Большом театре решили, что каждый год будем предоставлять молодым хореографам возможность ставить у нас и с нашими артистами лабораторные работы. В недрах нашей компании к этому проявили интерес Иван Васильев, Артемий Беляков, Андрей Меркурьев, Марианна Рыжкина. Рассчитывать на то, что они через год поставят шедевры, не надо: не поставят. Для этого нужно колоссальное время и терпение. Я в этом смысле человек достаточно практичный и пока рассчитываю в пополнении нашего основного репертуара на Алексея Ратманского – у нас с ним много проектов, на Юрия Посохова, Вячеслава Самодурова – и это уже немало.

– Большой театр дает за сезон – опера и балет вместе – 500 спектаклей. У нас огромный текущий репертуар. Это очень большая нагрузка для артистов. Тем не менее я думаю, что три спектакля в сезон – это норма, четыре-пять – по возможности. Уже готовы планы на сезоны 2017–2018 с тремя мировыми премьерами и 2018–2019. Но не будем пока забегать вперед.