Пушкинский театральный фестиваль в Пскове способен на разное

Традиционный сюжет Пушкинского фестиваля – классическая литература на театральной сцене. Нынешний предложил зрителям разные варианты диалога театра с текстами классиков.

В спектакле «Снегурочка. Лаборатория» новосибирского театра «Старый дом» по мотивам пьесы Островского слова как такового нет. За весь спектакль только и говорится в начале: «Тишине быть!» (будто бы из указа царя Алексея Михайловича, запретившего скоморошество) – да Царь Берендей читает фрагмент «В сердцах людей заметил я остуду», расставляя ударения, будто в древнерусском.

Фантастическая опера – так обозначен авторами жанр спектакля. Команда постановщиков – режиссер Галина Пьянова, композитор Александр Маноцков, режиссер по пластике Олег Жуковский – и артисты труппы придумали сложносочиненный спектакль, вглядываться в который хочется снова и снова.

Маноцков составил оркестровое звучание из самых разных предметов и инструментов, что только не идет тут в ход: бусы, шуршащая упаковочная бумага, тубус для чертежей, медный таз, доски, пластиковые бутылки, кочаны капусты, обувь. Есть в этом оркестре и музыкальные инструменты: дудки, гитара, скрипка, гармошка, фортепиано. Вся эта разномастная армия предметов и инструментов не создает мелодий, только нарочито нестройные многозвучия.

Голосом, что будоражит сумеречный мир Берендеева царства, наделена лишь Девушка-Снегурочка (Наталья Авдеева), одетая в белое по контрасту к остальным, которые спрятаны в фантазийную, сложноскроенную одежду черного и серого цветов. Снегурочка единственная из персонажей спектакля статична, из всех выразительных возможностей кроме голоса у нее еще микрожест – движение ресницами вверх-вниз, визуализированный ритм, беззвучно отбиваемый поперек разноголосицы берендеев.

Эта «Снегурочка», на первый взгляд лишенная всякой привычной танцевальности, а все-таки виртуозно сделанная движенчески, вдруг оборачивается вариацией на темы «Весны священной», перекликаясь с каноническими хореографическими текстами на этот сюжет.

Другой тип взаимоотношений с литературным первоисточником – в спектакле Клима «Пушкин. Сказки для взрослых» московского Центра драматургии и режиссуры. Артист Александр Синякович, единственный участник постановки, дробит текст пушкинских сказок, ломает привычные ритм и размер стихов, разъединяет фразы не по смыслу, а по созвучию, расщепляет слова на слоги и буквы. Но через эту деконструкцию пушкинский стих проходит, ничего не потеряв, звучит внятно и звонко, как в первый раз, как здесь и сейчас сочиненный.

Синякович здесь – рок-звезда, шаман, заклинатель слов и зрителей, провокатор и усмиритель стихий, насмешник и охранитель. Он верховодит и дирижирует, виртуозно доводя под занавес трехчасового действия градус зрительской вовлеченности (той части зрителей, что прошла этот путь с ним до финала) и уровень эмпатии до рок-н-ролльного накала. Не случайно лейтмотив спектакля – пропеваемая на разные лады мелодия Paint It Black, хита The Rolling Stones.

Реконструкцию старинного «Пещного действа» показали подвижники из ансамбля древнерусской духовной музыки «Сирин», возглавляемого фольклористом, хормейстером, композитором Андреем Котовым, при участии ансамбля старинной музыки Ex Libris (руководитель Даниил Саяпин). Псковичи увидели российскую премьеру чина, фактически третью его редакцию, где выверены и уточнены певческие и обрядовые детали, звучит искуснейшее демественное пение. Котов, настаивающий на том, что «Пещное действо» – чин церковной службы, а вовсе не прообраз театра, зрителям, собравшимся в Приказной палате Псковского кремля, дал возможность услышать его вместе со Всенощной, но без священнических молитв. Конечно, фестивальное представление было, что называется, концертным: изобразительные атрибуты действа не были воспроизведены. Однако весь ход исполнения – строгая и незыблемая последовательность частей, аскетичная, монохромная ясность мизансцен, скупость и чинная повторяемость жестов, сосредоточенность и собранность всех участников исполнения, сам строй пения – все это было самодостаточно и значительно. Отрешено от зрителя и его реакций, обращено не к нему. И как бы Котов, сотрудничавший с Анатолием Васильевым, ни настаивал на том, что «Пещное действо» не имеет никакого отношения к театру, а все-таки имеет. И театр XXI в. смотрится в это почти архаическое и простодушное по выразительным средствам действо, видит в нем и театр прошлого, и театр настоящего, и одну из моделей театра будущего, может быть.