«Неоновый демон» пленяет, пугает и озадачивает

Джесси (Эль Фэннинг), 16-летняя девственница и сирота, приезжает в Лос-Анджелес и заселяется в дешевый страшненький мотельчик. Она хочет стать моделью. У нее нет других перспектив, и никого она в этом городе не знает. Несколько снимков для жалкого портфолио ей делает хороший парень, с которым она познакомилась в интернете. Он в нее немедленно влюбляется, но удивительнее другое: в нее (за парой жестоких исключений) влюбляются почти все остальные. В модельном агентстве, где за день отшивают по 30 девиц, ее встречают с распростертыми объятиями. Самый именитый фотограф, который никогда не делает пробных фотосессий, делает ей пробную фотосессию. Самый известный и самый высокомерный модельер сразу зовет на показ. Все оттого, что внутри Джесси живет волшебная, подлинная красота, которой нет нигде больше в мире. Рядом гуляют другие, циничные, состоявшиеся модели со сделанными губами, скулами и веками; косятся на Джесси, и в их застывших от ботокса лицах сначала читается высокомерие, а потом животный страх: малютка вот-вот займет их место.

Но в Джесси страха еще больше, и этот страх растет. Однажды она приходит в свой мотель, открывает дверь и тут же захлопывает ее намертво: внутри промелькнуло что-то бесконечно ужасное. Она орет. С руганью приходит хозяин мотеля, долго ломают дверь, за дверью – зверь.

Потом Джесси выбирают для показа, а другую девушку не выбирают. Через 10 минут Джесси заходит в туалет, а там сидит на полу эта несчастная. Вокруг нее – осколки только что разбитого в ярости зеркала, в руках – сигарета. И ты вдруг понимаешь по ее виду, что она готова либо полоснуть соперницу по лицу, либо ткнуть сигаретой в глаз. Джесси, доверчиво присевшая рядом с ней, не знает, чего ожидать. И ты не знаешь.

Нет, соперница не рискнет сделать рокового движения. Джесси выйдет на подиум и окажется во тьме между красными и синими треугольниками, осознает свою красоту, поцелует себя в зеркале, и вот уже потом все будет очень, очень плохо.

Можно написать, что этот фильм держится на сочетании саспенса и режиссерской интуиции, известной также как волшебство, которым не смогут научить никакие популярные учебники по сценарному или режиссерскому ремеслу. Но в большей степени, чем на виртуозно организованной тревоге, «Неоновый демон» держится на стиле, на ледяном безупречном изяществе, с которым выстроен каждый кадр, на том, как рифмуются движения камеры в совершенно разных эпизодах, на том, как расклеены блестки на лице у Эль Фэннинг, на свете, от которого ощущение, что действие разворачивается не в Калифорнии, а в холодильнике (иногда оно и правда разворачивается в холодильнике морга), на невероятных лицах. И то, какими глазами в финале смотрит в камеру одна из героинь, куда проще списать на чудо, чем на актерскую игру, контактные линзы или компьютерную графику.

«Неоновый демон» вызывает множество ассоциаций. Конечно, он похож на «Отвращение» Романа Поланского, другой великий страшный фильм про девственницу, оказавшуюся в незнакомом городе и там съехавшую с катушек. Но одновременно и на фильмы главного певца неона и громкой дикой музыки Гаспара Ноэ: Николас Виндинг Рефн внимательно посмотрел «Необратимость» и «Вход в пустоту», съел, вынул прямо из живота и подает теперь Ноэ on the rocks, с огромным количеством льда и, глядя на стакан с этой смесью, ты облизываешься.

Запросто можно вспомнить и раннего Владимира Сорокина. Рефн, возможно, и в руки не брал его книги (хотя как знать, Сорокин один из немногих современных русских писателей, которых давно и активно переводят на европейские языки). Принцип все равно тот же: автор рассказывает историю, в которой все понятно и объяснимо (и все – стилизация) вплоть до последних страниц. То, что начинается у Рефна на последних двадцати пяти минутах, многие критики называют хоррором, но никакой это не хоррор: описать это можно только сорокинским воплем «Прорубоно!». И если Сорокин в «Первом субботнике» своими финалами взрывал советскую эстетику, мертвую и насквозь фальшивую, Рефн точно так же взрывает эстетику глянцевых журналов, в которой, по его подозрению, тоже все лживое и холодное: лица, улыбки, интонации, даже кровь на фотографиях. Любая живая эмоция заставляет этот мир покачнуться и вздрогнуть. А по-настоящему сильная – лопнуть, превращая все в кровавый хаос.

Рефн – датчанин, и я еще ничего не написал о Хансе-Кристиане Андерсене, перепортившем всех датчан. Сюжет, в котором хорошая девочка соприкасается с миром соблазнов, возбуждается, отвергает ради него мирную жизнь и чистого хорошего мальчика, а потом за все это отправляется куда-нибудь на фарш, – очень андерсеновский (но это, видимо, у Рефна совсем на подкорке).

Интерпретировать «Неонового демона», распутывать клубки аллюзий – бесконечно увлекательное занятие. Но оно ничего бы не стоило, если бы ты не чувствовал в этом фильме, похожем сразу на все и одновременно ни на что, подлинного вдохновения человека, который их полуосознанно сплетал. Ну да, «полуосознанно». На съемках Николаса Виндинга Рефна словно вел за руку личный неоновый даймон (в представлении некоторых древних греков это был примерно тот же доброжелательный дух, которого христиане называют ангелом-хранителем, а римляне называли гением). Только он забыл ему сказать, что кроме вдохновения, кроме возможности идеально выстроить кадр и снимать одну ошеломительную сцену за другой, в фильме должна быть осмысленность. И смысла из серии «в фэшн-индустрии (о которой Рефн, конечно, имеет самое приблизительное представление) все фальшиво, там все готовы сожрать друг друга» или «хочу снять хоррор про то, что женщины могут вести себя так же жестоко, как мужчины» ничтожно мало для картины с такими амбициями. Рефн зачастую даже не может соединить нити сценария, которые болтаются у него в руках.

Но хотя бы он знает, как соединить провода, чтобы включилось электричество и все озарилось волшебным мертвенным светом.

Автор – специальный корреспондент «Комсомольской правды»