В фильме «Гений» Джуд Лоу неистово пишет, а Колин Фёрт терпеливо вычеркивает

Писатель Томас Вулф был болтун и графоман. Наверняка не был, но именно таким он предстает в фильме «Гений» (Genius) – кинодебюте известного британского театрального режиссера Майкла Грандаджа. Джуд Лоу играет знаменитого литератора с явным удовольствием. Он широко ступает, часто машет руками, кричит, скалится, пучит глаза, чтобы видно было за полмили: творческая личность.

Когда Томас Вулф пишет, его не остановить. Когда говорит – тоже. А говорить он может только о себе. По мысли сценариста Джона Логана, Вулф – большой ребенок, которому нужен отец. И этот отец – великий американский издатель и редактор Максуэлл Перкинс, до Вулфа открывший миру Фрэнсиса Скотта Фицджеральда и Эрнеста Хемингуэя. У Перкинса пятеро дочерей, а он всегда хотел сына. Ничем другим его терпение не объяснить. «Я написал новую книгу!» – радостно сообщает Вулф, появляясь в дверях редакторского кабинета. «Рукопись с собой?» – устало осведомляется Перкинс. Вулф оборачивается в коридор: «Ребята, заносите!» И ребята заносят два ящика.

Колин Фёрт играет спокойствие, только спокойствие, ведь драме отношений нужны противоположности. Единственный вопрос к его персонажу: когда он снимет шляпу? В кабинете, конечно, нет, но может быть, за семейным ужином? В спальне? Нет, шляпа приклеена, отрывать ее больно, от этого у Перкинса льются слезы. Шляпа скрывает эмоции, человек в шляпе непроницаем, внимателен, строг.

Я тоже хочу такую шляпу. Ведь я тоже рублю авторам хвосты, убиваю прилагательные и деепричастные обороты, выбрасываю куски, написанные кровью сердца. Ах, как я понимаю Перкинса, когда он сокращает главу до абзаца, а страницу до строки. «Гения» можно смотреть как производственную комедию. Вспоминается бессмертный диалог Бузыкина с Варварой Никитичной из фильма «Осенний марафон»: «Коза орала нечеловеческим голосом. Нет, так нельзя» – «Ну а каким?» – «Да никаким. Просто орала». Когда Перкинс в «Гении» редактирует Вулфа, кажется, что коза орет нечеловеческими голосами постоянно, на протяжении многих глав. Перкинс терпеливо объясняет, что было бы лучше, если б она просто орала, но темпераментный автор бестселлера «Взгляни на дом свой, ангел» никак не может на это согласиться.

За этими стилистическими спорами герои не сразу замечают, как страдает их личная жизнь. Перкинс, не отрывая взгляда от рукописи, говорит детям: «Привет, утята» – и проходит в кабинет. Но если его жена (Лора Линни) мирится с таким положением дел почти безропотно, то муза Вулфа – театральный художник Алина Бернстайн (Николь Кидман) – страшно ревнует. Потому что писатель не хочет домой, а только работать, работать, работать с редактором. И муза устраивает сцены: глотает горстями таблетки или приходит к Перкинсу с пистолетом, заявляя, что еще не решила, кого убить – его, себя или Вулфа.

Иногда в кадр заходит грустный Фрэнсис Скотт Фицджеральд в исполнении Гая Пирса, чтобы попросить денег и скупо посетовать на жизнь: его ранние романы забыты и не переиздаются, у него творческий кризис и душевнобольная жена, завывающая в соседней комнате, когда Фицджеральд мучительно пытается сочинить сценарий для Голливуда. Появляется и Хемингуэй, но у Доминика Уэста в этой роли ровно одна сцена: он фотографируется с Перкинсом и свежепойманной рыбой-меч и сообщает, что едет в Испанию на войну.

Изобразительное решение «Гения» совершенно логично: песочная гамма, в которой снят Нью-Йорк 1920–1930 гг., напоминает не только о выцветших фотографиях, но и о страницах старых книг. Логан, вынашивавший идею фильма 20 лет, надеется, что после «Гения» зрители заново (или впервые) откроют для себя романы Томаса Вулфа.

И как не открыть. Ребята, заносите.

В прокате с 7 июля