Третьяковская галерея показывает графику лучшей поры русского искусства

Официальное название очередной выставки в отделе графики Третьяковки – «Художник и время. Рисунок эпохи романтизма». Первое предложение можно опустить, как ничего не значащее, многократно употребленное. Идеи и сюжета в экспозиции также не прослеживается, просто материал как-то сгруппирован по жанрам: домашние интерьеры, заграничные и родные пейзажи, портреты и автопортреты, натюрморты. Но в данном случае смысл и особый взгляд не обязательны. Материал сам по себе безупречен – графика покидает запасники редко, для выставок выбирается лучшее.

Можно было бы написать, что рисунок в стиле романтизма – это пушкинское время, тем более что участников выставки Александра Орловского и Федора Толстого Александр Сергеевич упоминал в своих бессмертных стихах, а уж Ореста Кипренского похвалил так лестно, что слова его памятны каждому школьнику. Но авторы выставки предлагают другой ход, определяя эпоху выдуманными персонажами, маркируют время романом Льва Толстого «Война и мир» – и это тоже возможно.

Действительно, можно увидеть в автопортретах воинственного Орловского, представляющего себя исключительно «байронически», всех романных вояк и дуэлянтов, а в «Портрете П. А. Оленина» Кипренского – всех светлых и исключительно благородных юношей русской литературы. Оба художника, конечно, мастера, но гуашью и итальянским карандашом Кипренский создал абсолютно идеальный и гармоничный, просто волшебный юношеский образ. И если уж продолжать играть в литературу, то на «Портрете С. Ф. Ладомирской» обожаемого высшим светом итальянца Алоиза Молинари изображена точно Элен Безухова. Софья Федоровна, правда, была добродетельная дама, жила в основном в подмосковном имении, но поскольку автор ее карандашного портрета был хоть и приятелем Гофмана и романтиком, но холодным и мастеровитым, то и модель его такой же кажется.

На этой выставке что художники, что их модели (о них, к сожалению, нет сведений) настолько вписаны в русскую культуру и историю, что сосредоточиться только на искусности показанных на выставке рисунков и акварелей решительно невозможно. Хотя глядя, с какой виртуозностью отмечена Карлом Брюлловым каждая складочка на помятых брюках Григория Никаноровича Оленина и как грустны глаза его жены Варвары Алексеевны, как естественно и одновременно торжественно супруги стоят на античной развалине на фоне римского пейзажа, думаешь, как же можно на небольшом бумажном листе изобразить столь величественный и подробный парадный портрет.

Самый же эффектный и притягательный на выставке зал – Федора Толстого. Честно сказать, его стиль вовсе не романтический, а чистый классицизм, особенно античного стиля рисунки к «Душеньке» Богдановича, которые так хороши, что регулярно появляются на самых разных выставках графики. Но толстовские натюрморты-обманки – с канарейкой, бабочкой, веткой сирени, липы и красной смородины, – хотя и воспроизведены на репродукциях и сувенирах Третьяковки, не устают восхищать и радовать своей нежностью и совершенством. Поэтому пусть творения графа, ставшего художником, показывают как можно чаще независимо от названия и темы выставки.

До 25 сентября