В опере «Маддалена» много страстных женщин, в опере «Игроки» – мужчин

Если Прокофьев, чье 125-летие сейчас широко отмечается, свою раннюю «Маддалену» написал, но лишь частично оркестровал, то Шостакович, чьему 110-летию мы радуемся не меньше, «Игроков» бросил, не дойдя и до середины. Это не отменяет художественной ценности незаконченных опусов, поэтому обращение театра к ним вполне логично.

«Маддалена» Прокофьева – прекрасная музыка, в которой слышен будущий гений, однако содержание оперы для композитора не вполне типично: героиня, уличенная в измене, искусно стравливает мужа с любовником так, чтобы те убили друг друга. В финале над двумя трупами она празднует свое спасение. Всю дорогу страсти кипят, и по большой части они кажутся искусственными. Битва психозов, уместная в дряхлой эстетике экспрессионизма, не очень идет тому ясному и свежему искусству, с которым ассоциируется имя Прокофьева. В постановке Алексея Вэйро, оформленной Этель Иошпой, этот неловкий аспект еще более утрирован. Трио персонажей окружено полудюжиной статисток (в этом амплуа в театре «Новая опера» используются хористки), охваченных эротическим томлением. Скорее всего, они являют умножение сущности главной героини, которая сама же при этом не устает их страстно домогаться, явно держа мужчин за людей второго сорта.

Откровенно надуманная постановка сочетается с громовым стилем, в котором исполняет партитуру, завершенную дирижером Эдвардом Даунсом, его коллега Ян Латам-Кениг, отчего певцам приходится безмерно налегать на связки.

Одноактные «Маддалена» и «Игроки» не идут через обычный антракт, это два разных спектакля. Если выбирать, то лучше купить билет на «Игроков». Эта опера Шостаковича на дословно взятый текст пьесы Гоголя о том, как шулер стал было играть против целой компании шулеров. Быстро оценив ситуацию, стороны прекращают игру и начинают делиться профессиональными байками. Музыка Шостаковича, отточенная, великолепно выписанная, абсолютно соответствует гоголевскому слогу, а восьми законченных картин вполне хватает, чтобы ею насладиться.

Тот же Ян Латам-Кениг сбалансированно ведет оркестр и артистов, точно и уверенно докладывающих непростые партии. Тот же Алексей Вэйро, на этот раз в союзе с художником Дарьей Синцовой, поставил шостаковичевские сцены самым бесхитростным образом, что выгодно отличило спектакль от бредовой «Маддалены». Впрочем, супрематический грим и детали сценографии создают опере Шостаковича ложные стилистические ориентиры, а колода карт, называемая Аделаидой Ивановной и представленная живой артисткой, заимствована (наверняка невольно) из петербургских «Игроков», поставленных 20 лет назад режиссером Юрием Александровым.