«Гроза» в Театре Вахтангова идет с дождем из яблок

С режиссером вахтанговской «Грозы» Уланбеком Баялиевым надежды связывались еще в пору его учебы в ГИТИСе на курсе Сергея Женовача. Запомнившись сильным дипломным спектаклем «Поздняя любовь» и дебютной постановкой брехтовских «Барабанов в ночи» (театр Et Cetera), Баялиев, казалось бы, навсегда бросил театр и подался в более прибыльную индустрию телесериалов. И вот девять лет спустя – не вполне уверенное, но в то же время интересное возвращение в профессию. Мастеровитый спектакль, отмеченный несколькими по-настоящему мощными актерскими работами (Евгения Крегжде в роли Катерины, Ольга Тумайкина – Кабанова, Павел Попов – Тихон), все же глядится по-ученически вторичным, а иногда и неточным по мысли.

Из разряда очевидных неудач – сценография Сергея Австриевских, водрузившего посреди сцены остов выброшенного на берег корабля. Банальная судоходная метафора не получила мало-мальского подкрепления в режиссерском решении, и единственное назначение накренившейся декорации – в данной актерам возможности время от времени карабкаться по мачте.

К счастью, заняты они не только этим. В память врезается первый выход Кабанихи в сопровождении всего благочинного семейства. Вокруг головы у нее накручен черный, по-монашески строгий головной убор, и точно такой же бесконечный, многометровый рулон материи будет в сопровождении столь же бесконечных нотаций наматываться на голову Катерины. А спустя пару минут Катерина, оставшись наедине с Варварой и с облегчением опростоволосев, отрепетирует назначенную ей роль утопленницы – засунет голову в бочку с водой и оттуда, изнутри, попытается пробулькать монолог «Отчего люди не летают так, как птицы?».

Вахтанговская «Гроза» точнее всего описывается словами не Островского, а Чехова: «Какие красивые деревья и, в сущности, какая должна быть около них красивая жизнь!» И Катерина, и Тихон, и Кабаниха, и даже Дикой – все это славные люди, которые могли бы быть счастливы, не искази они божьи заповеди и законы природы. Ни в одной пьесе Островского с такой частотой и навязчивостью не звучит слово «грех», как в этой. Любить – грех. Быть свободным – грех. Броситься с обрыва – грех. Плакать – грех. Смеяться – грех. И апофеозом звучит финальный монолог Катерины «Жить нельзя! Грех!». Хотя отцы церкви утверждали, что грех – это «уклонение от цели, назначенной человеку по природе».

За тем, как люди всеми силами уклоняются от того, чтобы быть любимыми, любящими и счастливыми, с изумлением следит не только резонер Кулибин, но и выведенные в качестве Хора Кот (Виталийс Семеновс) и Пес (Анатолий Меньщиков). Видать, режиссеру был важен этот взгляд со стороны и противопоставление искалеченных человеческих душ миру соприродному, но, по правде говоря, оба этих персонажа могут быть вычеркнуты из спектакля без малейшего ущерба для него. Вместо таинственных жрецов природы, знающих тайны, на сцену вползла знакомая тюзятина. Притаившийся в углу Кот беспрестанно строит гримасы, отвлекая от действия, а уж финал с замечательным монологом Евгении Крегжде по необъяснимой прихоти режиссера просто загублен. «В могиле лучше», – говорит Катерина, а Кот отрицательно трясет головой: дескать, не умирай, хозяйка. И слезы утирает.

И все же плаксивый финал, сравнимый по силе воздействия разве что с жалостными песнями, исполняемыми в электричках, не загубил спектакль окончательно. Чему Баялиев точно научился у Сергея Женовача, так это точному и сдержанному разбору пьесы. Видимо, в качестве благодарности учителю Баялиев процитировал спектакль Женовача «Правда – хорошо, а счастье лучше», заполонив всю сцену попадавшими с неба зелеными яблоками. Хотя, может быть, это была цитата из фильма Пола Томаса Андерсона «Магнолия», где в наказание за грехи на землю был ниспослан дождь из зеленых лягушек.