Вячеслав Самодуров поставил в Екатеринбурге новую версию «Ромео и Джульетты»

За пять лет работы худруком балетной труппы Самодуров превратил заштатный Екатеринбург в центр притяжения – каждая его премьера становится событием. Но до этого личные интересы хореографа были сосредоточены на одноактных спектаклях. «Ромео и Джульетта» – одна из его первых встреч с полнометражным балетом.

Кажется, в танцевальном мире нет ни одного заметного постановщика, не попытавшегося предложить свое прочтение партитуры Прокофьева, что почти не оставляет надежды на новые открытия. Это в значительной мере определило подход Самодурова: никаких революций он не декларировал, но не стал и биться над тем, чтобы тщательно изложить суть средневековой истории – странно делать вид, что в наши дни даже случайный зритель может не знать шекспировский сюжет. Хореограф вообще отказался от реконструкций ренессансных реалий в прокофьевских ритмах. Его Ромео и Джульетта носят свитшоты и майки с принтами боттичелиевых ликов, а их предки – тяжеленные трехметровые шлейфы, Монтекки и Капулетти бьются на рапирах, но движет ими никакая не вендетта, а скорее закалка уралмашевцев. Поэтому декорацией спектакля служат не зубчатые стены замков Скалигеров и не пейзажи вокруг Арно – постоянный соавтор Самодурова британец Энтони Макилуэйн воспроизвел на сцене легко узнаваемую конструкцию лондонского театра «Глобус»: артисты на звуках увертюры собираются на репетицию спектакля «Ромео и Джульетта», костюмеры вывозят штангу с костюмами, реквизиторы приносят рапиры. Парочка ведущих солистов появляется, держась за руки, и граница между театром и жизнью оказывается призрачной.

Добиться правдивости чувств в истории, которая отделена от нас 400-летним расстоянием, оказывается для Самодурова самой захватывающей задачей. Он не упускает возможности показать всю труппу: на своих местах остались и танец рыцарей, и гавот, и танец с лилиями, и народные танцы – их хореографическая архитектура стройна и крепка. Но, обращаясь к сюжетному балету, тщательно выстраивает драматургию поведения каждого персонажа. Синьор Капулетти, боготворящий дочь и безжалостно отдающий ее Парису (Виктор Механошин), Леди Капулетти, железная воительница, вкладывающая меч в руки мужа и замертво падающая над мертвым Тибальдом (Анастасия Багаева), бронетанковый в своей жестокости Тибальд (Сергей Кращенко), безликий Парис (Евгений Балобанов), двусмысленно развлекающийся и смертельно заигрывающийся Меркуцио (Игорь Булыцын) выглядят «голосами» гигантской партитуры. Главные темы в ней отданы Джульетте и Ромео. Выбирая из нескольких составов исполнителей, хореограф отдал предпочтение Екатерине Сапоговой и Александру Меркушеву: отсутствие профессионального апломба подчеркивает их юность и неопытность без специальных ужимок. Этой паре удается избавиться от традиционного балетного ощущения, что каждое движение отточено миллиардными повторами перед зеркалом. Отказываясь от защитной брони эстетического совершенства, они позволяют себе быть уязвимыми, а вместе с этим искренними и правдивыми. И трогательный Ромео, скачущий вокруг Джульетты «у балкона» (хотя в екатеринбургском спектакле балкона нет), и их раздвоенность в спальне, когда он в экстазе прыгает вокруг нее, уже свинцово-тяжелой в предчувствии расставания, и тело, тихо падающее из-под руки проснувшейся в склепе Джульетты, впечатываются в память не меньше танцевальных комбинаций. Хореографу удается вызвать параллели не с десятками других балетных «Ромео и Джульетт», а с тем, что сегодня делает в театре режиссер Дмитрий Черняков, благодаря которому опера обрела непредсказуемость первозданности.

Екатеринбург