Солисты Мариинского театра привезли в Москву «Танцы о любви»

Нынешнее выступление петербуржцев в Москве не было официальными гастролями труппы. Концерт был организован Екатериной Барер и Александром Сергеевым, для которых это первый опыт балетного продюсирования. Судя по всему, его спровоцировал голод мариинских солистов на нестандартный репертуар. В «Танцах о любви» они решили выйти из зоны комфорта – в программе не было ни одного па-де-де Петипа. За всю классику отвечало одно адажио у балкона из «Ромео и Джульетты» Леонида Лавровского. Леонид Якобсон и Дмитрий Брянцев были представлены раритетной хореографией, основу вечера составили наши современники и соотечественники Раду Поклитару, Юрий Смекалов, Владимир Варнава, а для ценителей была приготовлена премьера – фрагмент из «Отелло» знаменитого американца Лара Любовича.

Оригинальность и самостоятельность в балетном мире такая редкость, что начинающим организаторам хочется простить и неудачную сцену (ее близость к первым рядам партера убивает все сценические иллюзии), и катастрофическую фонограмму, и в большинстве случаев убогие видеопроекции – с видами то Вероны, то Венеции, то с огнями военного лагеря. И даже заезженный дуэт из «Ромео и Джульетты», в котором обаятельной Джульетте – Екатерине Осмолкиной достался Ромео (Максим Зюзин), думающий лишь о рискованной верхней поддержке и своих пируэтах.

Открыли вечер «Двое на качелях» Поклитару. До этого их уже видели в Москве в исполнении киевских танцовщиков хореографа. Поэтому внимание было сосредоточено не на «балете в одном действии и трех телефонных звонках», как определил его постановщик, представляющий пьесу Гибсона развернутым 25-минутным па-де-де. В центре внимания оказались исполнители – блестящий премьер Мариинского театра Игорь Колб и Кристина Шапран, одна из самых одаренных танцовщиц нового поколения. Колб, переходящий от принцев на мимические игровые роли, продемонстрировал, что и в этом амплуа ему мало равных – так отточено каждое движение плеча, кисти и выстроен ракурс плеча. Его партнерша все актерские задачи пытается решать исключительно танцем. Но рубленая, бьющая наотмашь пластика Поклитару ее пугает: углы сглаживаются, назойливые нервные повторы смягчаются, взрывные интонации приглушаются. Столь же деликатна Шапран и в «Романсе» на музыку Свиридова. Дмитрий Брянцев поставил этот номер на излете советской эры, предложив классическим танцовщикам один из первых опытов в современном танце. Его «прощание славянки» явно вдохновлено живописью русского авангарда. Но и здесь балерине дискомфортно ощущать себя некрасивой на косолапо вогнутых ногах, со стопами-утюжками и смешными, «подскакивающими» жете. И тот же Колб, почти неопознаваемый в согбенном, со свинцовой тяжестью в ногах человеке, не служит для Шапран ни вдохновением, ни поддержкой.

Неуютно чувствовали себя в прощальном адажио Фригии и Спартака из якобсоновской версии балета Виктория Терешкина и Юрий Смекалов. Хореограф тоже снял своих героев с котурнов классики, но вдохновлялся при этом античной вазовой живописью, эстетски выстраивая каждую позу и любуясь их перетеканием из одной в другую. Но танцовщикам была бы ближе строгость и чеканность балета Григоровича – вся прихотливость Якобсона, его декоративная красота и архаическая театральность были пригашены. Столь же целомудренным оказалось и адажио из «Парка» Анжелена Прельжокажа, где партнером Терешкиной стал Александр Сергеев. Их дуэт, феноменально красивый по форме, оказался почти что наряженным в ночные рубашки па-де-де из «Спящей красавицы». Парадокс в том, что именно эти танцовщики бесстрашно чувствуют себя в экстриме Форсайта и Макгрегора, которые в привычные купальники и на пуанты запаивают сексуальные поединки, что и не снились советским классикам. Но без регулярной работы с лучшими сегодняшними хореографами петербургские танцовщики, уже несколько лет не имеющие знаковых премьер, даже Поклитару и Прельжокажа превращают в Петипа.