В Театр на Таганке вернулась актуальная режиссура

При директоре Ирине Апексимовой в Театре на Таганке появилась своя режиссерская лаборатория – проект «Репетиции». «Золотой дракон» Валерии Сурковой, открывающий Малую сцену театра после ремонта, – первая постановка, выросшая из этого проекта. Именно «Репетиции», скорее всего, будут определять облик новой Таганки. Программа сотрудничества с молодыми режиссерами косвенно продолжает дело, начатое в позапрошлом сезоне Группой юбилейного года – командой театральных специалистов, которые переосмысляли историю знаменитого театра в серии документальных выставок и спектаклей. Дело это – возвращение Таганки в актуальный театральный контекст – находит безоговорочную поддержку далеко не у всех: недовольные остаются и в труппе, и среди публики. Ждет ли директора успех, гадать еще рано, но в победе постановщика премьеры Валерии Сурковой можно убедиться уже сейчас.

Пьеса современного немецкого автора Роланда Шиммельпфеннига написана шесть лет назад, но сегодня, когда весь мир обсуждает вопросы миграции, интерес режиссера к ней совершенно понятен. В тайско-китайско-вьетнамском ресторане «Золотой дракон» стюардесса, вымотанная долгим перелетом, находит в супе гнилой человеческий резец. Зуб принадлежал нелегальному мигранту, китайцу по кличке Малыш. Весь день он страдал от зубной боли, а сейчас, теряя кровь, умирает на своем рабочем месте: о враче не могло быть и речи, и резец удалили подручными средствами товарищи-повара. Малыш приехал в Германию в поисках сестры, но не догадывается, что она живет в том же доме: китаянку держит в сексуальном рабстве хозяин местного магазинчика, предлагая ее услуги соседям. О них мы тоже успеваем кое-что узнать, а кому-то даже посочувствовать – пока, застав их наедине с девушкой, не обнаружим у всех без исключения садистские наклонности. В мире «Золотого дракона» нейтральных «простых парней», очевидно, не существует: если ты не эксплуатируемый, то эксплуататор. Вынесенный в название пьесы ресторан тайско-китайско-вьетнамской кухни сам по себе служит примером эксплуатации, только в этом случае западный капитал эксплуатирует не человека, а «экзотическую» азиатскую культуру.

Автор поминутно перебрасывает зрителя с одной сюжетной линии на другую, не растрачиваясь на длинные диалоги. Характеры героев занимают его в последнюю очередь: важнее обозначить их место в «пищевой цепочке». Ремарок значительно больше, чем реплик. Все это делает пьесу крайне неудобной для традиционного игрового театра и требует от режиссера иных решений.

Постановка Сурковой близка к читке: актер работает не с ролью, а с «текстом для исполнения» (это термин Ивана Вырыпаева – мастера спектаклей-читок). Не все персонажи здесь закреплены за конкретными артистами, мужчины читают за героинь-женщин, актеры в возрасте – за молодых, и наоборот, а эмоциональная игра допустима только в особых случаях.

Полноценным соавтором спектакля стал художник мультимедиа Эндрю Фрибург, что само по себе может считаться знаком новой театральной реальности. Фрибург приехал в Россию из США преподавать компьютерную графику и медиаискусство; видеоряд к «Золотому дракону» – его дебют на московской сцене. Художник предложил прием, ранее неизвестный в нашем театре. В то время как артиста снимает камера, он мажет руки и лицо ядовито-зеленой краской – и на видео с помощью технологии хромакей его кожа превращается в экран с мелькающими черно-белыми кадрами старых фильмов. Для каждого крупного плана актеры наносят на себя все больше и больше грима: в последнем эпизоде они полностью закрашивают – как бы стирают – лица.

«Ты похожа на куклу Барби», – с этого сомнительного комплимента началось знакомство пары второстепенных героев пьесы. Знаменитую куклу Суркова сделала важнейшим образом спектакля. Барби – символ глобального неравенства: эту игрушку для белых девочек никогда не производили в США, а сейчас они все Made in China. Когда на сцене кукле обрезают волосы и пальцы, ее, в общем, не жалко – стоит она недорого, а в соседнем магазине на складе есть еще сто таких же. Но таким же бросовым товаром становятся персонажи-азиаты в руках нанимателей. В изобретательном финале десяток Барби и Кенов красиво тонут в аквариуме, оставляя двоякое впечатление: вроде это плавающая в воде пластмасса, а вроде и смерть Офелии.