В Филармонии спели оперу Амбруаза Тома «Гамлет»

Люди театра не устают повторять, что у каждого поколения свой «Гамлет». Один из них, Алексей Бартошевич, добавляет, что не всякая эпоха располагает к постановке названной шекспировской трагедии, стало быть – не у каждого поколения свой «Гамлет». Обычно он выходит на сцену в переломные моменты истории, когда молодая генерация открывает для себя преступную ложь, которой запятнало себя поколение отцов. Последний раз в отечественной истории это случилось в пору перестройки. Сегодняшнее концертное исполнение оперы «Гамлет» Амбруаза Тома отчасти живописало то время.

Эта вещь ставилась в Москве в театре «Новая опера» в 2000 г. – правда, с большими купюрами, отчего стали не вполне ясны ее отличия от шекспировского оригинала. Сегодня купировали лишь балетную сюиту (единственное, что лишается смысла, если давать оперу в концертном исполнении), один дуэт и пару повторов: продюсер проекта Михаил Фихтенгольц сообщил «Ведомостям», что осталось 85% материала. Получилось все равно очень длинно (пять актов оперы уложили в два пространных концертных отделения), зато очень красиво и поучительно.

Ключевой эпизод кульминационного третьего действия выглядел так: бас Дмитрий Скориков, играющий Призрака отца Гамлета, стоял слева на балконе, тогда как в центре находились баритон Игорь Головатенко, исполнявший партию Гамлета, и меццо-сопрано Дорис Лампрехт, певшая Гертруду. Сын обвинял мать в убийстве отца и преступной любви к брату последнего – градус напряжения повышался, голоса звенели. Головатенко пел с пустыми руками, но по сюжету в руках появлялась шпага. Тогда Призрак отца, которого слышал сын, но не слышала виноватая жена, увещевал сына пощадить мать. Призрак был грустен и мудр, сын – разгневан и несчастен, мать – раздираема противоречивыми чувствами. Это было настолько выразительно, что напомнило сразу много семейных сцен из фильмов и спектаклей, где дети отказываются понимать родителей, да и сами родители далеко не заодно.

Однако кровь пролилась лишь в финале: трупов у Тома на порядок меньше, чем у Шекспира, как и персонажей – не нужны оказались Розенкранц и Гильденстерн, а также Фортинбрас, да и роли Лаэрта с Полонием сведены к минимуму. Был спет лондонский вариант, где сам Гамлет все же умирает, а в парижском (1868) не было и этого. Кровавую трагедию Тома превратил в большую романтическую оперу. В ней осталось место философии и даже монолог «Быть или не быть» исправно поется. Однако либреттисты со знанием дела превратили шекспировский сюжет в драму любви и мести. Сочиняя линию Офелии, композитор 1860-х вспомнил о вершинах романтизма 1830–1840-х. Вторым ключевым эпизодом стала сцена сумасшествия Офелии, подобная соответствующим сценам из «Лючии ди Ламмермур» или «Жизели». Роль как влитая подошла прозрачной Лоре Клейкомб, некогда уже певшей эту сцену в своем московском концерте. Хотя голос певицы в верхнем регистре звучал с песочком, музыкальность, характер и мастерство (артистка кидала в публику цветы и по ходу сцены опустила все пульты, которые могли загораживать вид на нее из партера) взяли свое – американскую любимицу Москвы не хотели отпускать.

Игорю Головатенко аплодировали не меньше: артист вступил в пору зрелости, когда ему под стать именно такие партии, как Гамлет. Объемный, плавный баритон летел в зал – экспрессивная декламация дополняла кантилену. Эмоция била через край – но вкус и мера оставались незыблемы. Хороши были и Гертруда (австрийка Дорис Лампрехт – обладательница выразительного меццо-сопрано большого диапазона), и Клавдий (поляк Рафал Шивек с мощным басом также большого диапазона), и Призрак (породисто звучавший бас Дмитрий Скориков), и Лаэрт (симпатичный лирический тенор Алексей Неклюдов), и исполнители вторых ролей. Особенно хорош был уже известный нам по «Ромео и Джульетте» Гуно дирижер Бенжамин Пьоннье, незаметно и безупречно организовавший всех и вся: солистов, хор им. Свешникова и оркестр Московской филармонии, игравший четко и ладно, когда дело не касалось медной группы.

А лучше всего была музыка Тома с ее изящными мелодиями, броскими кульминациями, тонкими интермеццо, которые красиво играли соло рожок, саксофон и кларнет, с переменным успехом – валторна, с плачевным результатом – тромбон. И если содержание оперы напоминало о временах конфликта поколений, то сам ее гармонический строй и стремление к возвышенному все же отвечали лучшим настроениям нашего времени. У нашего поколения есть «Гамлет», он не жаждет крови, он любит красоту.