В театре «Новая опера» поставили «Саломею» Рихарда Штрауса

В Москве, в отличие от Петербурга, «Саломеи» не было давно, а теперь ее возвращение стало знаком вступления эпохи стабильности в стадию декаданса. Это почувствовали как раз молодые постановщики. Режиссер Екатерина Одегова и художник Этель Иошпа (их направлял консультант по драматургии Михаил Мугинштейн) ранее сделали в «Новой опере» камерный спектакль «Интимный дневник» по сочинениям Яначека, а теперь дебютировали в большом формате, монументализировав сферу интимности под звуки большого оркестра, которым продирижировал искушенный Ян Латам-Кениг.

Старый мир душит новый, только что узнавший силу любви и красоты. Старый мир гадок, новый – жесток и необуздан, у него где Эрос, там и Танатос, ему нипочем убийство ради поцелуя. Очень эмоциональный спектакль получился в театре «Новая опера».

В спектакле показано дряхлое царство Ирода, чью партию исполняет характерный тенор из Мариинского театра Андрей Попов. За ним волочится шлейф прежних ролей, а это дерганые персонажи Гоголя, Достоевского и Лескова. В дополнение к их диагнозам Ирод еще и истерически похотлив. Его окружают любители поспорить за вином на теологические темы – карикатурные иудеи и спущенные со страниц комикса назареяне, которым прикольно расхаживать в терновых венцах. Лысая Иродиада в гротескном исполнении Маргариты Некрасовой напоминает старую злобную бандершу. Охраняет шайку нелепый стражник Нарработ (лирический голос Георгия Фараджева не слишком подходит партии), совершающий столь же нелепое самоубийство. Оно кладет конец ревнивым мучениям его любовника (Паж – брючная роль Валерии Пфистер), которые разогревают действие в преддверии основного конфликта.

Прекрасные строфы Оскара Уайльда из цистерны распевает пророк Иоканаан. Он славит того, кто придет за ним. Но проблема в том, что он, обличающий разврат, сам прекрасен голосом и телом – то и другое принадлежат молодому баритону Артему Гарнову. Когда пророка выводят из цистерны наружу, мы видим эффектный объект плотского вожделения, благо он одет в кожаные полосочки на голое тело, а свисает с него длинная тугая коса, подобная ползучему растению, хищно и чувственно тянущемуся через сцену ввысь.

Немудрено, что в красавца пророка влюбилась невинная Саломея – в спектакле она, впрочем, изображена вполне зрелой особой. Желтое платье ее под цвет круглому желтому заднику, словно античный амфитеатр, оформили в манере Густава Климта. Саломею поет новое приобретение театра – Таисия Ермолаева, раньше певшая преимущественно в итальянских театрах самые тяжелые партии оперного репертуара, включая Изольду и Турандот. Партия Саломеи дается ей словно шутя, она, не зная устали, пропевает длинные, страстные и напряженные монологи, которыми наградил ее композитор, выразительно и не натужно. У артистки подходящий роли южный тип внешности, сценически ее Саломея немного резковата, но очень подвижна.

Дальнейшее развитие событий соответствует сюжету – отвергнутая живым Иоканааном, Саломея завладевает его мертвой головой – с поправкой на время: обезглавливает пророка не палач, а официант, раз уж голову нужно поднести на блюде. Мотивом семи покрывал постановщики не увлеклись, Саломея расстается лишь с желтым платьем, оставаясь в относительно кошерном исподнем, а танец решен как menage a trois Саломеи, Ирода и Иродиады. Пара других режиссерских вольностей – некрофильская сцена Саломеи с Нарработом (девственницу вдруг охватывает эротическое помешательство) и развязка, в которой (внимание, спойлер) Саломею душит ее собственная мать, причем косой от той самой головы пророка.