Чеховский фестиваль открылся остроумным «Мещанином во дворянстве»

«Мещанин во дворянстве» – самая известная и самая неоднозначная мольеровская пьеса. История ее появления – одна из самых знаменитых в европейском театре. О ней стоит напомнить.

В 1670 г. Людовик XIV, уязвленный демонстративным равнодушием прибывшего годом раньше турецкого посла к блеску Версаля (предъявленному ему столь же демонстративно), заказал придворному комедиографу Мольеру и придворному композитору Люлли «смешной турецкий балет» (королю шел 27-й год, и его интерес к балету был на пике), в котором в шутовском виде выставлялись бы турецкие нравы и обычаи. Суперпрофессионалы Мольер и Люлли прекрасно справились с щекотливым поручением: кульминацией представленного его величеству спектакля действительно стала уморительная сцена возведения главного героя мнимыми турками в нелепое звание «мамамуши», якобы дающее господину Журдену право выдать дочку за сына турецкого султана, в обличье которого скрывался честный буржуа Клеонт, отвергнутый Журденом.

Но Мольер был не просто мастером своего дела, но гением и реформатором. И он придал своим комедийным героям двусмысленность и глубину, вроде бы жанром травестии не предусмотренные. Типаж рвущегося в элиту нувориша вечен, как Вечный жид. Над разбогатевшими вольноотпущенниками, биржевыми спекулянтами, скоробогачами, «новыми русскими» потешались и ужасались им в древнем Риме, нэпманском СССР, Америке «века джаза» («Великий Гэтсби») и России 1990-х. Но господин Журден не просто смехотворен и омерзителен, когда помыкает лакеями и неуклюже пытается повторять придворные поклоны. Его страстное желание учиться и чистый восторг, когда он обнаруживает, что слова можно разложить на звуки (т. е. фактически открывает для себя науку фонетику), по меньшей мере достойны уважения.

Неоднозначны и госпожа Журден, демонстрирующая здравый смысл, переходящий в агрессивную ограниченность настоящей купчихи, и вдовая маркиза Доримена, которая без лишнего жеманства принимает богатые подарки графа Доранта. А вот кто омерзителен без оговорок – так это как раз Дорант, цинично злоупотребляющий безграничным доверием Журдена. Причем в отличие от «турок», про которых заранее известно, что это просто валяющие дурака слуги Клеонта, Дорант – граф самый что ни на есть настоящий, даром что без гроша в кармане: с изысканными манерами и прекрасно подвешенным языком.

О неоднозначности героев классической пьесы Мольера стоить напомнить потому, что постановка Дени Подалидеса прекрасно эту двойственность передает. С одной стороны, она вполне исторична: герои одеты в пышнейшие костюмы, носят высокие парики и юбки с кринолинами, со сцены не сходят четверо танцоров и целый ансамбль, исполняющий и поющий в прописанных в тексте пьесы местах подлинную музыку Люлли к постановке 1670 г. Так что заполнившие Театр им. Моссовета зрители, желавшие насладиться «настоящим Мольером» в идеальном французском произношении, остались вполне удовлетворены. С другой – постановка ничуть не музейна. Maitre de ballet показывает па, не снимая парика и туфель на каблуках, но три его балерины – босоножки в трико и показывают что-то близкое скорее к свободному танцу. Звукоизвлечение музыкантов и певцов едва бы удовлетворило рьяных аутентистов. А кринолины ничуть не мешают актрисам опрокидываться на спину и дрыгать ногами, показывая красные чулки, а актерам – под эти кринолины засовывать голову.

Парижская труппа не раздавлена авторитетом классика и с удовольствием вставляет в текст современные шутки: например, господин Журден, отчаявшись объясниться с мнимым турком-лилипутом (все «турки» ходят на корточках, укрытые широкими плащами) по-французски, вдруг переходит на русский, объявляя ему, что Дорант – это «важный французский господин».

Спектакль не случайно был показан четыре вечера подряд, открывая XII Чеховский фестиваль: он задал устойчивую ноту.