В Зальцбурге поставили пьесу-эпопею Карла Крауса «Последние дни человечества»

Карл Краус (1874-1936) - пропущенная немецкая глава русской культуры. В отличие от Кафки, Томаса Манна и Томаса Бернхарда его почти не переводили на русский. О нем готовы говорить разве что как о журналисте - журнал «Факел» Краус издавал 36 лет, один заполняя все его страницы. Его пьесы - важнейшая часть истории, причем не только литературной. Неудивительно, что пьеса «Последние дни человечества» мыслилась главным событием фестивальной программы к столетию мировой войны. Остается позавидовать мужеству взявшегося за постановку 57-летнего Георга Шмидляйтнера. Режиссер из Линца работает с труппами Нюрнберга и Вены, Граца и Бохума и сам руководит театром, фокусирующимся на текстах и проблемах современности.

В пьесе почти 800 страниц, только читка занимает 14 часов. В пяти актах 209 сцен, более сотни персонажей, действие происходит в австрийской столице и Белграде, Инсбруке и Ватикане, оно разворачивается в кафе и редакции, на фронте и вокзале, в кинотеатре и сибирском бараке для военнопленных.

Спектакль Шмидляйтнера длится четыре часа, но времени не замечаешь. Диалоги быстры, много движения и музыки. На сцене живьем играют духовой оркестр и (почти) джазовое трио, поют по-английски. Декорации Фолькера Хинтермайера функциональны и абстрактны, реквизита немного, он условен: императора Франца-Иосифа (блистательная работа Петера Матича) кладут умирать на обыкновенный стол. Как и другие актеры Бургтеатра, в спектакле Матич исполняет сразу несколько ролей.

В жизни Краус был говорун, многие считают его в первую очередь мастером публичных выступлений - 700 публичных чтений своих и чужих текстов он превратил в выпуски своеобразного устного радио (не из этой ли врожденной театральности у него такое недоверие к театру другого?). Критики были уверены, что «Последние дни» тоже пьеса для чтения, редкие опыты ее переноса на сцену вроде бы говорили в пользу такого мнения. Но спектакль в Зальцбурге опроверг скептиков.

Сатирик, чьи шутки многим казались слишком ядовитыми, в «Последних дня человечества» Краус возводит памятник безответственности политиков, замешанной на страсти к самоуничтожению. Он препарирует общество и государство, обнаруживая в них склонность видеть во всем оперетту. Правители банально глупы, обслуживающие их журналисты пошлы. Оттого прошлое забывается мгновенно, к настоящему все слепы, о будущем никто не думает.

Пьеса полна афоризмов, за многие из которых автора и сегодня бы пытались приструнить. Чего стоит хотя бы высказывание о родине, которая нуждается в солдатах, чтобы отправлять их на смерть, и в художниках, которые бы вдохновляли этих солдат на смерть. Умирать «просто так» никому не хочется. Но те, кто призывает умирать, сами предпочитают жить, и хорошо бы не на передовой.

Шмидляйтнер сделал акценты на диалогах Оптимиста (Грегор Блоеб) и Брюзги (альтер эго самого Крауса - Дитмар Кёниг), а также на образе журналистки Шалек (Дёрте Лисевски). Пресса - одно из главных злодеяний времени, считал Краус в эпоху, когда не было самых влиятельных форм масс-медиа, телевидения и интернета. Но механизм функционирования новостей, формирования так называемого общественного мнения (на деле - тотальной промывки мозгов) прописан у него точно, словно осмыслен сегодня. Пресса отвечала ему взаимностью, долгое время не замечая читавшийся и обсуждавшийся всеми «Факел», а затем подвергнув обструкции позицию этого классического одиночки. Краус трудно сходился с людьми, зато легко рвал отношения. Он выглядел бы аутсайдером, если бы не сила дарования и глубина поставленных им диагнозов. В итоге хулители забыты, а голос, раздававшийся вроде бы с обочины общественной жизни, оказывается тем немногим, что интересно в прошлом потомкам.

Зальцбург