«Игрок» в Александринском театре: В действии пустом

Валерий Фокин поставил «Игрока» Достоевского как историю на все времена – в том числе наше
Уровень спектакля задает актерский ансамбль/ Павел Юринов

Спектакль называется «Литургия Zero», то есть богослужение нулю. Логично, что огромное пространство сцены Александринского театра художник Александр Боровский оставил пустым. Ни грана уютного быта, одни только холодные символы. Сценография состоит из похожего на огромный алтарь для заклания многогранника, в нем краны – это постройка над целебным источником, действие романа происходит на водах. Вторая достопримечательность немецкого курорта – рулетка, и колодец одновременно служит ее осью, вокруг которой на полу вращаются несколько концентрических кругов. На них – пляжные кресла-кабинки. Ощущение бесприютности, агорафобии усиливают мастерский хирургический свет Дамира Исмагилова и ледяные минималистские созвучия Александра Бакши – в глубине притаился ансамбль (скрипка, контрабас, флейта, труба, аккордеон, ударные), в решающие моменты музыканты выходят вперед, чтобы подыграть и подтанцевать угарным страстям героев.

Фокин вместе с Александром Завьяловым упаковал роман в компактную (меньше двух часов) инсценировку. Начинается ретроспективно, когда бедный учитель и несчастный игрок Алексей Иванович уже погиб, почти потерял человеческий облик, так что финал известен заранее, а приключения в Рулетенбурге – флешбэк. Костюмы не привязаны к конкретному времени, но все реакции режиссер, резко обостряя, осовременивает. У Достоевского Алексей, исполняя каприз Полины, предмета своей болезненной страсти, только заговаривает в парке с надутым немецким бароном, и это уже оскорбление, в спектакле он показывает голую задницу. Бланш не просто кокетничает с влюбленным в нее генералом (Сергей Паршин), она картинно снимает трусы, садится к нему на колени, распялив ноги, недвусмысленно елозит, после чего он откровенно застегивает штаны. И Полина (Александра Большакова), придя к Алексею Ивановичу в номер отеля, не эвфемистически предлагает себя, а раздевается донага. В финале мистер Астлей (Александр Лушин), присланный Полиной проведать Алексея, фотографирует его мобильником. А Бланш превращается в аниматоршу, бойко покрикивающую по-немецки на курортников в купальниках и плавках.

Однако современность не в этих анахронизмах, а в самой природе существования героев. Учитывая глубинную связь Достоевского с Пушкиным, уместно вспомнить формулу из «Онегина»: «Современный человек изображен довольно верно <...> С его озлобленным умом, / Кипящим в действии пустом». Фокина интересует история деградации, опустошения жизни и души – у кого она была. Однако приглашенному из «Ленкома» на главную роль Антону Шагину сыграть это пока не удается: у него есть сильный темперамент, без которого за Достоевского и браться нельзя, но, чтобы показать процесс разрушения личности, надо, чтобы просматривалось, чему разрушаться. Зато Мария Луговая и Тихон Жизневский – злые бессердечные авантюристы Де-Грие и Бланш – очень убедительны. Но главная победа спектакля – Бабуленька Эры Зиганшиной. Она поразительно сплавляет психологическую достоверность и гротеск, необыкновенно держит крупный план: на ее лице отражаются все воображаемые повороты круга рулетки, все движения шарика, рот кривится вниз, превращая ее в старуху, но тут крупье, стоя на алтаре, голосом падшего ангела (контратенор Антон Ивлев) выпевает Zero – ликование, торжество заливает лицо Бабуленьки, она мгновенно молодеет чуть не вдвое. Актерская работа такого уровня заставляет вспомнить старинное поименование Александринки – «театр прославленных мастеров».