"Зоино стояние" стало основой для фильма "Чудо"
В российский прокат выходит фильм «Чудо», обязанный своим созданием необычному авторскому тандему – сценаристу Юрию Арабову, философу и метафизику, и режиссеру Александру Прошкину, реалисту советской закалкиСто двадцать восемь дней от Рождества до Пасхи простояла столбом окаменевшая самарская девушка Зоя Карнаухова (в фильме ее зовут Таня), комсомолка, работница трубного завода. Говорят, случилось это на самом деле в 1955–1956 гг. И почитать об этом есть что – 26 000 страниц выдает «Яндекс». А теперь можно и в кино посмотреть, как все было на самом деле.
Спорить о том, правдива народная молва или нет, не имеет смысла, поскольку авторы фильма свой выбор уже сделали. Причем каждый свой. Для сценариста Арабова эта история имеет, видимо, символический смысл притчи. Режиссеру же Прошкину здесь интересен педагогический анекдот, обладающий чертами мистического триллера. Все-таки покрывающаяся плесенью и мхом живая покойница – это эффектная киношная картинка.
Танец с иконой Николая Чудотворца, который, собственно, и привел к печальному развитию событий, исполнен в самом начале фильма. Отвратительная сцена пьяного люмпенского дебоша занимает совсем немного времени, но оставляет гадкое похмельное послевкусие. Компанию молодых советских людей, отмечавших день рождения Тани, стоило бы всех во что-нибудь превратить. Так же как, впрочем, и других персонажей фильма, которые нарезают вокруг окаменевшей девы круги, меняясь в лице, падая в обмороки и задумываясь о собственной душе.
К комсомолке, застывшей камнем с иконой в руках посреди избы, началось паломничество. Первыми были милиционеры, которые оценили происшествие с криминальной точки зрения и к просветлению в мозгах не пришли. Затем последуют газетчик, партийный работник по идеологической части, местный поп и, в конце концов, Никита Хрущев, который и разрешит проблему оперативно и окончательно.
Все герои Прошкина – люди мыслящие, которым на роду написаны мысли о вечном и духовном. Но каких бы серьезных и болезненных тем ни касался режиссер, выходит у него «крокодильский» фельетон. И скорее всего, помимо желания. Ему, видимо, хочется говорить о нравственном выборе, о жизни не по лжи, о власти и вере, о вере и суеверии, о грехе и воздаянии. Может быть, даже проникнуть в тайны народного подсознания, рождающего небывальщины, необходимые, чтобы хоть в каких-то ценностях утвердиться и пребывать в страхе божьем.
Выходит, впрочем, помесь мракобесия с карикатурой. Воспитать этот народ словом, образом или притчей не представляется возможным. Подавайте чудо, зримое и конкретное, с паутиной в волосах. И чтобы зубило отскакивало от кожи, чтобы топор не рубил пол. Прав, получается, обкомовский идеолог, так азартно сыгранный Сергеем Маковецким. Людей надо наставлять на истинный путь с помощью конкретных зрелищ – таких как фильм Прошкина, например.
Нравственный посыл, который, очевидно, имелся в виду прежде всего, отступает в итоге под натиском дремучей советской жизни, показанной в «Чуде» с неподдельным отвращением. А единственным светлым воспоминанием остается бодрый и энергичный Хрущев, лишь на секунду спасовавший перед мистикой, а потом взявшийся за скалку.