Снижение барьеров в торговле стран ЕАЭС может увеличить их товарооборот на четверть

Союз ставит целью формирование для стран-участниц «четырех свобод» – движения товаров, капитала, услуг и рабочей силы. Помимо беспошлинной торговли и единой таможенной территории, уже действовавших с 2010 г. внутри Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана, ЕАЭС предполагает постепенную унификацию отраслевых политик (в сфере энергетики, промышленности, сельского хозяйства и т. д.) и объединение рынков (медицинских изделий, лекарств, нефти, нефтепродуктов, газа). А также передачу на наднациональный уровень торговой политики и к 2025 г. создание наднационального финансового мегарегулятора.

Однако движение к «четырем свободам» тормозится и даже периодически идет вспять из-за противоречий в экономических и политических интересах государств-участников. «Наш ЕАЭС – это, собственно, союз авторитарных государств, поэтому многие традиции у нас пока еще не привиты, они нам чужды», – посетовал профессор факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Алексей Портанский. Формирование союза шло слишком форсированно и без широких обсуждений новых правил с бизнесом и общественностью, указывает он. Быстро – это, наоборот, хорошо, считает председатель совета директоров Профессиональной ассоциации регистраторов, трансфер-агентов и депозитариев Петр Лансков: «Как раз известный авторитаризм наших систем управления облегчает скорость принятия решений. С другой стороны, скорость принятия решений влияет на их качество. Это обратная сторона».

Особые интересы

На самом деле входящие в ЕАЭС страны разнятся даже по форме управления: согласно индексу Polity IV, Белоруссия и Казахстан отнесены к автократиям, Россия и Армения – к анократиям (сочетание демократических и авторитарных черт), а Киргизия – к демократиям. По уровню национального дохода на душу населения Всемирный банк относит Киргизию и Армению к странам с доходом ниже среднего, остальных участниц ЕАЭС – к странам с доходом выше среднего. ВВП на душу населения по паритету покупательной способности различается в ЕАЭС почти в 7,5 раза (от $3427 в Киргизии до $25 876 в Казахстане; 2015 г.).

Экономический потенциал союза, составляющего около 2,7% мирового ВВП, 2,5% мирового населения, около 3% мирового экспорта и около 2,5% импорта, складывается почти полностью за счет России, крупнейшей экономики альянса. Доля внутрирегиональной торговли в ЕАЭС – одна из самых низких для подобных мировых союзов (см. графики): в среднем около 13% против, к примеру, около 63% в Евросоюзе и 68% – в АТЭС. Хотя за 2010–2015 гг. эта доля возросла с 12 до 13,6%, произошло это за счет спада совокупного торгового оборота ЕАЭС со всеми странами: за тот же период он упал на 14%, а внутрирегиональный оборот – только на 3%, поддержав и несколько увеличив значимость торговли внутри союза.

Внутри ЕАЭС на российский рынок приходится более 60% всех поставок, а в торговле самой России доля стран ЕАЭС составляет 7–8%, тогда как почти 35% ее торгового оборота формируется с Китаем, Нидерландами и Германией. Для других стран ЕАЭС значимость общего рынка также различается: например, у Белоруссии на ЕАЭС приходится около 40% экспорта и более 55% импорта, а у Казахстана экспорт в страны ЕАЭС меньше, чем в Китай ($5,1 млрд и $5,5 млрд соответственно; 2015 г.), у Киргизии на Китай приходится почти 20% товарооборота.

У стран ЕАЭС свои особые интересы, отмечают Роман Вакульчук из Норвежского института международных отношений и Александр Кнобель из Института Гайдара. Белоруссия, один из главных бенефициаров ЕАЭС, заинтересована в неизменности сложившихся внутри союза торговых условий, для Казахстана приоритет – развитие транзитного потенциала страны наряду с участием в транзитных проектах Китая и Ирана, для Киргизии ЕАЭС – возможность облегчить условия своим трудовым мигрантам и получить дешевый доступ к российским энергоресурсам, но в то же время для нее важно сохранение торгово-экономических отношений с Китаем – вступление в ЕАЭС ограничило ее возможности по реэкспорту китайских товаров. Россия и Казахстан – нефтеэкспортеры, что мало способствует процессу взаимодополняемости внутри союза, как это было при создании ЕС.

Издержки геополитики

ЕАЭС для России – интеграционного ядра союза – проект геополитический, а не экономический, пишет в «Вестнике международных организаций» доцент кафедры международных экономических отношений РУДН Инна Андронова. Проект ЕАЭС приносит больше выгод партнерам России, а она несет основные издержки. Например, России пришлось поделиться с Белоруссией частью вывозных пошлин на нефтепродукты – $1,5 млрд ежегодно, без решения этого вопроса президент Белоруссии Александр Лукашенко счел создание ЕАЭС преждевременным. Перераспределение ввозных пошлин в ЕАЭС также произошло в основном за счет России. Для интеграции Киргизии Россия согласилась списать ей $0,5 млрд долга и выделить $1 млрд на совместный фонд развития.

Замещение российских транспортных маршрутов из Китая в Европу казахстанскими, из-за легкости таможенного оформления и дешевизны, только за половину 2015 г. увеличило грузопоток через Казахстан в 4 раза, а логистические компании России понесли убытки, сетует Андронова. Не справляется Россия и с фиктивным импортом, ведущим к теневому оттоку капитала в третьи страны, считает она. Есть опасения, что создание в Астане Международного финансового центра с британским правом и освобождением от налогов может усилить «бегство капитала» из России. Кроме того, разница в налогообложении может способствовать переносу российского бизнеса в Армению, не исключает Андронова, – как это уже происходило в 2010–2011 гг., когда из-за увеличения налоговой нагрузки в России часть малого и среднего бизнеса мигрировала в Казахстан.

Настоящим испытанием для союза стал установленный Россией в 2014 г., спустя два месяца после подписания договора о ЕАЭС, запрет на импорт продовольствия из Евросоюза, США и ряда других стран в качестве политического ответа на введенные санкции в отношении России. Ситуацией немедленно воспользовались партнеры по только что созданному новому союзу, прежде всего Белоруссия, наладившая поставки в Россию попавших под эмбарго товаров, в том числе используя ложный транзит в Казахстан. Россия впервые с создания Таможенного союза ввела на границах с Белоруссией и Казахстаном контроль – сначала выборочный, а потом полномасштабный досмотр грузов Россельхознадзором – и запретила транзит продовольствия из Белоруссии в Казахстан через Россию. Это обидело президента Белоруссии Александра Лукашенко. Россия могла бы договориться, а вместо этого решила проучить, возмутился он: «Что это за поведение такое?! <...> Мы же не щенки, чтоб нас за шиворот водить». В ответ Белоруссия ввела проверки въезжающих на ее территорию российских грузовиков.

Такая ситуация противоречит принципу единой таможенной территории с единой торговой политикой в отношении третьих стран и свободным перемещением товаров после пересечения внешней границы, отмечал Кнобель. Он назвал сложившиеся условия «невозможной троицей» – по аналогии с известной макроэкономической теорией (о невозможности одновременно иметь свободу движения капитала, фиксированный валютный курс и независимую денежную политику). Может функционировать либо Таможенный союз, либо эмбарго, заключил Кнобель: в последнем случае говорить о полноценном таможенном, не говоря уже об экономическом, союзе не приходится. Третий вариант – не отказываясь от санкций, закрывать глаза на их неисполнение, отметил он. Несмотря на все таможенные войны с Белоруссией, экспорт из нее в Россию некоторых видов «запрещенного» продовольствия (фруктов, овощей, рыбы, морепродуктов) в 2015 г. вырос в 1,5–4 раза.

Хотя правовая база ЕАЭС позволяет странам не присоединяться к мерам, подобным российскому эмбарго, временное восстановление таможенных границ – история совершенно скандальная, замечает Портанский: «Не очень здорово для интеграционного объединения». Это не снижает, а повышает барьеры.

Периодически закрывает свои границы с ЕАЭС и Казахстан. Помимо России, из которой в 2016 г. не пропускали зерновозы и продукцию животного происхождения, это коснулось и нового члена союза – Киргизии. Ей Казахстан запретил ввоз картофеля по причине участившихся случаев его зараженности; запрет был снят после визита в Астану президента Киргизии Алмазбека Атамбаева. «Сняли запрет на ввоз, когда уже продали свой картофель», – цитирует «Sputnik Кыргызстан» вывод главы Ассоциации рынков Кыргызстана Сергея Пономарева. К подобным методам протекционизма надо относиться философски, рассуждает он: такие случаи будут продолжаться.

К барьеру

Нетарифные барьеры используются странами ЕАЭС для защиты внутреннего рынка довольно активно: реестр Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) насчитывает 292 таких препятствия, сообщил на XI конференции «Евразийская экономическая интеграция» директор департамента ЕЭК Илья Черный. Правда, препятствий, напрямую противоречащих правовым нормам ЕАЭС, всего 34, успокоил он: «То есть немногим более 10%».

Наибольшее количество нетарифных барьеров приходится на санитарные и фитосанитарные меры, технические барьеры, меры ценового контроля, ограничения конкуренции, а также субсидии и ограничения в сфере госзакупок, говорится в докладе Центра интеграционных исследований Евразийского банка развития (ЦИИ ЕАБР). Полностью все нетарифные барьеры не могут быть устранены, поскольку они часто являются элементом государственной политики, оговаривают эксперты ЦИИ. Есть договоренности между странами о ситуациях, в которых они не готовы допустить на свои рынки участников из других государств, и с такими исключениями из правил пока ничего не поделать. А прочие ограничения нужно устранять, но процесс это тоже сложный и длительный, признался Черный.

Опрос около 600 компаний-экспортеров Белоруссии, Казахстана и России выявил, что уровень барьеров в ЕАЭС достаточно высок, рассказал на конференции заместитель директора ЦИИ ЕАБР Михаил Демиденко. В зависимости от отрасли и направления экспорта их влияние варьируется от 1,8% стоимости экспорта (транспортные средства из Белоруссии в Казахстан) до 156% (химическая продукция из Казахстана в Белоруссию), посчитали на основе исследования ЦИИ Вакульчук и Кнобель. По данным ЦИИ, в среднем белорусские компании оценивали эффект барьеров максимум в 15% от стоимости экспорта и в Россию, и в Казахстан. Цена барьеров для российского экспорта как в Белоруссию, так и в Казахстан – порядка 25% его стоимости. Казахстану вход на российский рынок стоит в среднем 16% от стоимости экспорта, на белорусский – 29%.

Экспортеры из Белоруссии и Казахстана острой проблемой считают барьеры в сфере перевозок грузов в Россию: доступ на российский рынок при перевозке из третьих стран белорусские компании оценили как полностью закрытый, казахстанские перевозчики жаловались на российский бюрократизм, большое количество штрафов и проверок транспортной инспекции и ГИБДД – в Белоруссии ничего такого, по их мнению, не наблюдается. Но многие экспортеры, особенно из России, считают более серьезным барьером регуляторную среду в странах союза в целом, а не влияние нетарифных мер, говорится в докладе ЦИИ.

Большинство опрошенных оценило доступ на рынок стран союза как более легкий в сравнении с входом на рынки других стран, но доля считающих иначе все же велика. Например, не видят разницы в доступе на рынок России и Казахстана по сравнению с другими странами 24 и 30% белорусских компаний (более 50% считают, что доступ и в Россию, и в Казахстан легче; 10 и 8% соответственно, что тяжелее). Около 20% российских компаний полагают, что доступ на рынок Белоруссии и Казахстана тяжелее, чем на другие рынки (около 50% – что легче), такая же доля аналогичных ответов в Казахстане, там меньше всего и тех, кто считает доступ на рынки стран союза более простым – 39 и 35% в отношении Белоруссии и России соответственно.

По мнению опрошенных ЦИИ руководителей предприятий, в случае устранения барьеров они могли бы увеличить экспорт в страны союза на 40–60% (в зависимости от направления). Помимо объемов экспорта нетарифные барьеры сокращают ассортимент у российских экспортеров, а казахстанским мешают ассортимент расширять, следует из опроса.

Кто в выигрыше

По расчетам Кнобеля и Вакульчука, устранение нетарифных барьеров наполовину увеличит торговый оборот внутри ЕАЭС в среднем на 11%, их полная ликвидация – почти на 25% (от роста на 15% поставок России в Белоруссию до роста на 70% экспорта Белоруссии в Казахстан). Совокупный макроэкономический эффект для ЕАЭС от устранения всех нетарифных препятствий может составить порядка 1,5% ВВП союза. В выигрыше оказываются все страны, хотя его масштабы для каждой из них довольно существенно различаются: так, при снижении только нетарифных технических барьеров наполовину рост экономики Белоруссии может ускориться на 2,3%, Армении – на 1%, а России и Казахстана – только на 0,2 и 0,1% соответственно. Это связано с большей ориентацией Армении, Белоруссии и Киргизии на внутренний рынок ЕАЭС, а России и Казахстана – на внешний, отмечал Кнобель.

Выигрыш для России и Казахстана повышается при интеграции с другими союзами: например, если 50%-ное снижение барьеров в ЕАЭС совместить с устранением препятствий в торговле с ЕС на одну пятую, это прибавит к росту экономики России почти 1%, Казахстана – 0,3%. Другие страны ЕАЭС, напротив, при этом ничего не выигрывают, посчитал Кнобель. От обнуления пошлин при торговле с ШОС выигрыш и России, и в целом ЕАЭС составляет 0,7% ВВП и повышается вдвое при дополнительном устранении технических барьеров и гармонизации стандартов, пишет он. Но для некоторых отраслей эффект может быть негативным, и при такой интеграции необходимо предусмотреть компенсации (перераспределение выигрыша) для тех, кто в ином случае в новом союзе может быть не заинтересован. «Международная интеграция – один из немногих оставшихся в нашем распоряжении источников экономического роста, и этим источником обязательно следует пользоваться», – советует Кнобель.

Работа в этом направлении активизировалась в 2011–2012 гг., когда начались переговоры о зонах свободной торговли с АСЕАН, Новой Зеландией, о торговом соглашении с Европейской ассоциацией свободной торговли (включает в себя Норвегию, Швейцарию, Исландию, Лихтенштейн), перспективы интеграции с ЕС начали обсуждаться в 2005 г., однако с тех пор ни одно из этих соглашений не было подписано, а некоторые переговоры приостановлены или даже не начаты по политическим причинам, отмечает Кнобель. «Мы ведем переговоры о возможном создании зон свободной торговли с 15 странами, и всего заявило о желании такие переговоры вести около 50 стран, заключено первое соглашение о свободной торговле с Вьетнамом, идут переговоры по заключению торгово-экономического соглашения КНР с ЕАЭС», – рассказал на конференции «Евразийская экономическая интеграция» замминистра иностранных дел России Василий Небензя. Есть большой потенциал для развития интеграции ЕАЭС с Евросоюзом, однако готовности к этому со стороны Европы не видно, добавил он.

Замедление темпов российской экономики, которое, судя по прогнозам, будет долгосрочным, и финансовые трудности, которые будут только усугубляться, способны изменить вектор внешнеэкономической политики стран ЕАЭС, предупреждает Андронова. Тем более экономические выгоды, которые принесло им партнерство, несистемны и недолгосрочны. Девальвация в России вызвала среди бизнес-кругов Казахстана дискуссии о необходимости восстановления таможенных границ между странами (после девальвации в самом Казахстане, выправившей курсовое соотношение валют, разговоры сошли на нет); белорусские эксперты беспокоятся о растущей зависимости экспорта страны от российской экономики, подверженной внешним шокам. Основная задача, считает Андронова, – перевести геополитический проект России в плоскость экономических интересов и усиления взаимосвязи между экономиками ЕАЭС. Необходимо задействовать потенциал внешней интеграции ЕАЭС в большие экономические союзы, убежден Кнобель: при текущих внутренних и внешних политических ограничениях России это ее единственный относительно безболезненный ресурс развития, способный дать результат уже в среднесрочной перспективе. Иначе есть риски утраты политических позиций и упущенной экономической выгоды.